Солнца не надо, или Материалы для ненаписанного романа

Просторнее стало в палате и тише, но уже на другой день подселили новенького. Несколько дней перед этим он пролежал в наблюдательной палате с белкой, под капельницей. Заглядывая иногда туда, Шрамов видел его затравленные безумные глаза на безобразном сморщенном лице, белые потрескавшиеся губы, непрерывно что-то бормотавшие, – и поеживался от жалости и брезгливости. Теперь же дядя Вася – так называли его – пришел в норму, как переродился. Ну, не внешне – согнутым, маленьким, сморщенным он и остался, но взгляд уже не тот – резкий стал, колючий, быстрый; и сам шустрый такой, деятельный. Шрамову очухавшийся дядя Вася сильно напоминал Чингиз-хана с картинки в старом школьном учебнике истории. Он и национальности был какой-то восточной, узкоглазой, – а какой, правда, и сам не знал. Даже свое настоящее имя, непривычное для русского уха, он, кажется, плохо помнил. Дядей Васей он назывался для удобства.

С собой он принес тухлый запах старого нечистого тела и залежалых окурков, которые он, как и Беломор, собирал в карманы, а потом крутил из них большие вонючие самокрутки.

Он всех развеселил в первые же минуты, небрежно сообщив, что не сегодня-завтра его должны забрать менты, – мол, не давался он им при задержании где-то в подвале, сопротивление оказал, а одного даже ударил. И он отводил в сторону сжатый костлявый кулачок, делал зверское лицо, показывая, как врезал менту. Грозный мужик, как послушаешь, а посмотришь – и смех берет: труха вот-вот посыплется. Но духом силен, не отнимешь.

Дядя Вася из тех, кого называют бичами, бомжами, трубалетами. Пятьдесят семь лет от роду, а ни семьи, ни жилья, ни трудовой книжки. Все где-то подшабашивал, бутылки сдавал, крутился по-разному, наверное, и подворовывал. Но о пенсии мечтает. Откуда-то услышал, что есть вроде положение, по которому в шестьдесят лет тридцатку пенсии дают по-любому, и теперь ждет, надеется дожить, годики и месяцы считает. Калач тертый, хитренький, ехидненький. Любит загадки задавать, спрашивает с подковыркой:

– А вот скажите, какой из царей больше всех продержался на троне?.. А какие три правителя умерли в одном возрасте?.. А кто был сразу после Ленина во главе правительства?.. – И загадочно посмеивается. – Ну, его не спрашиваю, он знает, – это на Шрамова, которого дядя Вася сразу почему-то зауважал, – а вы скажите, лопухи!..

Конечно, откуда у алкашей знание таких тонкостей. Шрамов тоже не знал, но помалкивал, делая знающий вид. А довольный дядя Вася снисходительно пояснял:

– Дольше всех на троне продержалась Екатерина Вторая… По пятьдесят четыре года прожили Петр Первый, Ленин и Гитлер… После Ленина главой правительства был Рыков…

С Мефодием они заспорили насчет печного ремесла. Мефодий неосторожно похвастался, что он печник шестого разряда, а дядя Вася тут как тут – прицепился и пошел донимать его, проверять по мелочам. И Мефодий в долгу не остался, огрызается, сам наседает с вопросами. Разгорячились старые шабашники, словечки непонятные замелькали: головка, бурав, разделка, выдра… А как делается футеровка? А какой размер у поддувала? А сколько должно быть колосников?.. А вокруг смеются, подначивают обоих. Дядя Вася, хоть и без разрядов, а, что называется, заткнул Мефодия за пояс, заговорил, затуркал его. Тот, видя такое, заволновался, начал по своей хитрой привычке вилять, сбиваться на другие темы, а потом и совсем убежал курить. А дядя Вася довольный, смотрит победителем.

– Я, – говорит, – дело туго знаю! Меня не проведешь!.. Один председатель сельсовета хотел вокруг пальца обвести – не вышло!..

И тут же рассказал, как вырыл, кирпичом выложил он председателю погреб, а тот, жулик, платить не захотел, а предложил вместо денег медаль “За трудовую доблесть”.

– Дурака нашел! Я ребят подговорил, припугнули его – как миленький раскололся, до копеечки выложил!..