Герман

(на чтение потребуется 11 минут)

 

 

 

Я не хочу мороженого, и шоколада не хочу. Это такой пик депрессии, когда не помогает ни сладкое, ни алкоголь, ни новые туфли, ни звонки подруг.

В офисе ужасно душно. Сентябрь у нас на юге очень непредсказуем своей жарой. Мои джинсы прилипли к телу в самых неудобных интимных местах, тональный крем на щеках давно превратился в мелкие комочки. Но это не самое страшное. Тяжелее всего, когда в самую жару и раннюю осеннюю депрессию твой коллега… убивает тебя термоядерным запахом своего тела.

Герман даже не пах, он зловонил. Это был не пот. Я каждое утро езжу в переполненном вагоне метро, трижды в неделю занимаюсь фитнесом и прекрасно знаю, как пахнет мужское и женское тело после долгой физической нагрузки. Герман пах изнутри. Как запах несвежей рыбы или сгнившей картошки. Бывают такие запахи, которые ты боишься почувствовать. Ты видишь на тарелке вчерашний бифштекс: он случайно остался на столе после ужина, утренние лучи солнца разморили его, он стал совсем мягким, покрылся капельками влаги и вот-вот он станет добычей мух и прочей живучести в мусорном баке за углом… Ты берёшь тарелку и, отводя нос, бросаешь содержимое в ведро. Именно отводишь нос, потому как один только внешний вид испорченной еды говорит тебе: стой! Даже не смей портить своё обоняние этим резко-кислым запахом. А тут прямо под твоим носом зловонят каждый день, по восемь часов в сутки, прямо в обе ноздри, даже не в ноздри, а в мозг.

Источнику запаха – Герману – было двадцать восемь. Или двадцать девять. Я не знаю и никогда не интересовалась, сколько лет этому неопрятному парню. Он жил на окраине города в рабочем районе. Рабочая семья, простая еда на обед, грубый юмор и отсутствие личной жизни. Не знаю, что именно вытекало в его жизни одно из другого, но как казалось мне, Герману и так было хорошо: одному, жуткопахнущему и самодостаточному. Он частенько шутил про отношения ниже пояса и ни разу не делился с нами своими впечатлениями или воспоминаниями о женщинах. Возможно, их не было в его жизни. Не было пока. Потому что в этот самый жаркий и бесконечно солнечный сентябрьский день в офис пришла новая заказчица.

 

– Извините, мне нужны новые окна. Я купила старый дом неподалёку от центра и хотела бы поменять рамы. У вас висит вывеска, что можно…

– Проходите, садитесь, – я определила женщину на диван рядом с местом Германа, – сейчас подойдёт наш сотрудник, который занимается окнами, и вы с ним всё обсудите. Чаю?

– Если можно, просто воды, – женщина достала белую салфетку и промокнула ей ярко-красные губы. Она была похожа на Марлен Дитрих. Ретро-дива с белыми локонами, простыми и чистыми глазами, пухлыми губами и идеальной фигурой, которую вовсе не скрывало, а подчёркивало шифоновое платье в чёрный горошек. На вид ей было около сорока. Своим женским взглядом я бы сказала, что у неё пока нет детей, а отсутствие обручального кольца говорило о том, что женщина либо свободна, либо не обременяет себя официальным браком. Она была слишком хороша, чтобы оставаться одной, и, вместе с тем, слишком хороша, чтобы растрачивать себя ещё на кого-то.

– Удивительная жара сегодня. Мы все без конца пьём воду. Я Вам положила несколько кубиков льда. Осторожнее пейте, не простудитесь, – я протянула ей бумажный стакан.

– Мне это не грозит. Я приехала с Севера, намёрзлась предостаточно, поверьте.

 

Как же я раньше не догадалась, она говорила с хорошим северным говором.

 

– Мы были бы не против пожить пару недель на северном полюсе. C мая по сентябрь Вам придётся ну очень жарко.

– Мой супруг был лётчиком, и первые три года семейной жизни мы провели в Африке. Зной и комары нам не страшны.

– И тигры, наверное, тоже? – в кабинет вошёл пахнущий специалист по окнам. Я потёрла на запястье остатки утреннего «Шанель», чтобы вдохнуть хоть что-то прекрасное в этом офисе, и села за компьютер.

 

Был почти полдень. Ужасно хотелось принять душ и выспаться. Обычно в таком состоянии работа почти не клеится, коллеги раздражают, мигрень наставляет своё дуло к вискам и они с жарой вычёркивают ещё один день из твоей псевдосчастливой жизни офисного планктона.

Но стоило мне в этот момент только подумать об антидепрессантах или каком-нибудь наивном свидании на вечер, как тут же нашлось занятие поинтереснее – наблюдать за общением двух совершенно полярных людей, которые с первых минут своего разговора зарядили воздух вокруг себя чем-то сильным и мощным, что показывает тебе: ты здесь третий лишний. Между этими двумя явно не просто искра, а хороший заряд молнии.

 

– И тигров я тоже не боюсь. А вы думали, женщины только суп способны варить да пелёнки стирать? Меня зовут Маргарита, – блондинка протянула Герману свою руку. От этого жеста я тихо хихикнула. Она не просто походила на актрису чёрно-белого синема, но и вела себя совершенно вне времени и пространства.

Герман поцеловал её руку и присел рядом. Не знаю, сколько часов прошло, но когда они выбрали нужный эскиз для оконных рам, за окном уже вечерело. Кажется, они успели попить чаю, обсудить фестиваль американского кино и обменяться номерами мобильного под занавес этого обычного серого вторника. Но, похоже, для Германа этот вторник был далеко не серый.

 

Утром он прибежал в офис раньше всех.

– Кофе?

 

Кофе этот мальчик варил лучше всех секретарш на свете.

 

– А может, сразу коньячку? – я снова не выспалась и была полностью разбита, – ну, если ничего крепче нет, то давай кофе.

 

– Я подкину тебе работу сегодня. Помнишь девушку, которая приходила вчера?

– Ээээ… девушка? Ну, женщина я бы сказала. Сколько ей? Сорок? Сорок пять?

– Неважно, – он сразу стал серьёзным, – ей надо сделать дизайн спальни в викторианском стиле. Ты же талантливый дизайнер, осилишь? – Герман явно не подавал виду, что ему приглянулась симпатичная клиентка. У мужчин так бывает. Это из разряда: «бьёт – значит, любит», «что имеем – не храним» и т. д. Полная алогичность поведения. Отчего-то, если молодому человеку нравится женщина, он всячески будет это скрывать, вынашивать в себе и ни в коем случае не даст кому-то из посторонних понять, что вот уже которую ночь засыпает с её именем на губах, перебирает в уме цифры её мобильного, рисует в голове её мягкий образ, доходя в своих мечтах и фантазиях до самого сокровенного, а порой и откровенного момента.

 

– В викторианском? Ладно. Придумаем что-нибудь, – от Германа снова пахло Германом.

 

Через пару недель, когда мы выбирали обои для её комнаты, она остановилась на модели с жёлтыми розами.

 

– Вот такие. Давайте вот такие. Вам когда-нибудь дарили такие красивые розы? – Маргарита наклонилась ко мне, явно нарушив моё интимное пространство, отчего стало резко не по себе. При этом от неё веяло очень хорошими духами и свежестью. Вблизи я разглядела её чистую кожу, несколько морщин в уголках рта и глаз. Она, верно, много улыбается и любит посмеяться.

 

– Я не люблю розы. Но эти, правда, красивые. Они отлично будут контрастировать с паркетом и придадут уюта.

 

– Нет, вы меня не поняли. Мужчина когда-нибудь дарил вам цветы в знак большой любви или страсти? В знак желания или отчаяния?

 

Я скажем так, не привыкла обсуждать с клиентами детали своей личной жизни, но тут терять было нечего.

 

– Да. Дарили. Но я розы не люблю. Я люблю ромашки.

 

– Девочка, только розы могут быть символом любовного признания. Так что давай вот этот вариант. Жёлтые, – её палец остановился на нужном макете. Идеальный маникюр, идеальная кожа на руках. Да что она такого с собой делает, что так великолепно выглядит и держится?

 

Чем больше я узнавала Маргариту, тем больше понимала, что эта женщина не от мира сего и вместе с тем это идеал для всего сильного пола. Каждый раз она приходила в новом шикарном наряде, отточено держала спину, причёска лежала волосок к волоску, а аромат напоминал лучшие цветочные магазины какого-нибудь Парижа. Чего не скажешь о Германе.

Их отношения развивались слишком стремительно. После рабочего дня они постоянно задерживались то в офисе, то в её новом доме. Герман посещал Маргариту на выходных, а однажды я встретила его выходящим из цветочного магазина с охапкой белых роз. Увы, но даже аромат цветов не перебивал его истинный запах.

 

– Ого, ты куда это с такой красотой?

– Гыг… да вот есть куда, – Герман изъяснялся также неуклюже, как и вёл себя. В такие моменты мне становилось его жалко. Всё-таки, не совсем нормально, если молодой мужчина живёт один. Я не к тому, что он должен жить с мамой или женой, делить с кем-то быт, я в целом об одиночестве человеческом. Каждой твари по паре. А если в современном мире при том дефиците здоровых и гетеросексуальных мужчин, который растёт с каждым годом, парень не находит себе вторую половину, то это становится как минимум подозрительно. У меня есть два варианта: либо он слишком тонкая натура, которая разочаровалась в жизни, или его постигла несчастная любовь, либо он латентный гей. Последние мне пока не попадались ни разу.

Герман не походил на гея.

Я очень обрадовалась, увидев его с цветами, счастливого и светящегося. Через пару дней мы снова засели с ним за кофе. Люблю такие моменты, когда можно сидеть в офисе или библиотеке, в кафе или парке и говорить по душам с человеком, которому надо выговориться, потому что нет ничего интереснее и увлекательнее, чем человеческая жизнь, и каждый раз ты открываешь в чужих историях себя и поражаешься, как это так: кто-то ещё так же любит, переживает, болеет или радуется. Я видела, что Герман очень хотел поделиться мыслями о происходящем. Я купила шоколадного печенья и насыпала в кофе корицы, так стало теплее и уютнее.

 

– Ну, давай, рассказывай, как там твои окна у Маргариты? – я решила не начинать издалека, а идти прямо по курсу.

– Окна хорошо, уже поставлены. Кстати, отличные обои вы выбрали, – он отхлебнул.

– А вы до сих пор общаетесь?

– Да.

– Она тебе нравится? Только без дураков, всё и так видно.

– Нравится? Это не то слово. Сегодня второй день, как мы решили жить вместе.

Я подавилась печенькой. Хотя, что тут такого: люди встретились и понравились друг другу. Пусть они будут счастливы.

– Я, она и её муж.

На этой фразе я ещё громче поперхнулась кусочком шоколада и крошками.

– Это как?

– Ну, он лётчик. Был неудачный полёт, и он парализован. Со дня на день будет два года как.

– А почему она нам не?..

– А зачем?

– Ну… эээ…

– Зачем, если она молода, красива и хороша? Зачем сразу говорить о своих проблемах? Ты считаешь, это ненормально? Вот меня нисколько не пугают такие обстоятельства. Знаешь ли, далеко не каждая женщина готова справиться с горшками, утками, почти бездыханным восьмидесятикилограммовым телом, которое имеет только две функции: есть и спать, ну и ещё третью – ты понимаешь, о чём я. Маргарита достойна лучшего. Но она несёт этот крест. Ты заметила, как она держится? Я восхищён ей с первого дня. У меня нет слов, как она прекрасна. А видела бы ты её кожу, а знала бы ты, какой она может быть. Платья и причёски – только обёртка, а там, под мраморной кожей, под горячей кровью и железным характером такая красивая цветущая душа – весенний сад. Понимаешь, не деревенский огород, а райский сад. И не знаешь, что прекраснее – смотреть на неё, говорить с ней или любить её.

 

– А муж? – я сидела в полном шоке. Я никогда не слышала, чтобы мой грубоватый напарник по работе именно так восхищался женщиной, я не слышала, чтобы он вообще говорил так красиво и лаконично. Видимо, это и правда была слишком сильная химия между двумя людьми… или физика.

 

Герман опустил глаза, потом посмотрел в сторону. Я где-то читала, что если человек смотрит в одну из сторон, то он врёт. А вот влево или вправо – я не помню. Но Герман не врал. Он переживал, и это видно было по его лицу, по красным пятнам, которые выступили на щеках и шее, по тревожному и нервному взгляду.

 

– А муж лежит. Ему ничего не поможет. Я говорил ей, что проще отдать его в приют. Там его можно навещать. Понимаешь, там уже нет никакой любви. Это почти что овощ. Морковь, лук, который надо поливать.

 

Я молчала и только запивала его слова остывшим кофе.

 

– Маргарита упрямая и очень хорошая, за это я её полюбил. Ты же понимаешь меня как женщина?

 

– Знаешь, Гер, было бы странно, если бы я тебя понимала. Как девушка я априори не понимаю мужчин. Но если вам так хорошо, то…

 

– Ты даже не представляешь, как, – Герман улыбнулся по-лисьи и подмигнул мне, отчего стало как-то не по себе.

 

Больше я ни о чём его не спрашивала и до конца рабочего дня мы не проронили ни слова. Во всей этой истории с мужем и восставшей из классического кино женщиной-красавицей я не могла понять только одного простого и физиологического момента – как такая ухоженная дама может терпеть неопрятного и вонючего парня. Ну, в самом деле? Ответ оказался элементарен, как закон притяжения – Маргарита его полюбила. Видимо, это такое маленькое условие задачи, при котором решение оказывается максимально простым. Любишь – значит, принимаешь, значит, смиряешься и не возражаешь. Не наступаешь на горло себе, а априори не замечаешь каких-то изъянов. Конечно, кто-то скажет, что это слепые чувства, так нельзя, со временем это проходит и в человеке остаются только недостатки, которые становятся очень выпуклыми и резкими. Но кто знает, сколько времени отвёл Бог этим двум на нашей земле.

 

На этой мысли я выпила ещё одну дозу антидепрессантов и отправилась проводить уикэнд в гордом одиночестве. В понедельник нам сообщили, что Герман не приедет. Его задержала полиция, когда он нанёс несколько ножевых ранений своему овощеподобному сожителю.

С тех пор я не переношу дурных запахов, жёлтых роз и чёрно-белых фильмов.