Прометеевы Гари

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за декабрь 2024:

 

На чтение потребуется 2 часа 45 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

На автопилоте Егор покинул Линин подъезд и зашагал, небрежно задевая ношей палисады и урны, воображаемые памятники и реальные водосточные трубы, болтающиеся ещё более реально. Улицы, переулки, дворы – всё было выскоблено ливнем, как деревянный пол ножом, и для целомудренности слегка окрашено жёлтой глиняной краской. На дверях магазинов, аптек и прочих заведений повисли таблички «Закрыто», выносные прилавки давно со скрипом были затолканы обратно. Городок готовился к отдыху, вернее, уже отдыхал – кто дома, кто в гостях. О, эта выстиранная и выполосканная улица! Егором владело чувство опустошённости, потому что так неожиданно, скоротечно Лина изменила список гостей, в это верилось с трудом, но это был факт! И всё-таки эта опустошённость была не гнетущая, не убивающая, а какая-то освобождающая, чистая. А свобода – это ведь иногда страшно, и человек для храбрости поёт, поёт не чужое, а своё, горячее, сиюминутное. Вот что неслышно напевал наш герой, отрешённо шагая со своей презренной ношей:

 

Сколько мне лет? Где мой дом?

Кто мои следы вымыл дождём?

Кому я должен? Кого не простил?

Всё, что знаю, почему не забыл?

 

Он на ходу сочинял и отвязно напевал блюз вымытой улицы, в котором, конечно, помимо рваного, соответствующего настроению текста были «у-а!», «мама!» и «оу йес!»

Оу йес, Егор. Всё хорошо. Не пора ли поразмыслить о случившемся? Выключи автопилот. Смотри, какой чудесный вечер! Дом твой далеко. Давай подумаем...

Это только в царстве анархизма, в его своеобразной версии Ивана-электрика, к любовнице взял да и пошёл. Или не пошёл. И нет разницы между первым и вторым, потому что абсолютная свобода! Но мы живём пока в несовершенном общественном устройстве, явно на низшей ступени, поэтому пойти или не пойти куда-нибудь – целая проблема. Проблема поступка. И отличительная черта нашего несвободного, отсталого времени – обилие, даже просто завал литературы: сотни повторяющихся мотивов, миллионы, миллиарды поступков, которые, прежде чем совершить, нужно обмозговать, а может, запроектировать в литературе, а после совершения поступка, может быть, тоже в литературе теперь уж проанализировать и найти вариант или альтернативу для будущей похожей ситуации... Так когда же наступит анархизм, это царство свободы? Когда же не нужно будет создавать тонны романов и предлагать людям изнурительный труд их читать?! А в наше время... Что, что? Помолчать? Но ты сам хочешь, Егор, поанализировать себя? Пожалуйста, успевай, пока тебя внимательно слушает Небо и решает, какую отметку поставить тебе в дневник за только что минувший урок. А то ведь анархисты вот не вот упразднят и Бога, наконец-то кончатся всякие уроки, и будем мы жить и умирать безграмотными, не зная об этом, но зато абсолютно свободными.

«Странно, – принялся анализировать своё поведение Егор Утюгов, – каждый мой шаг в гости был тяжёл, потому что я боялся обидеть жену, но я не мог и остановиться, потому что боялся обидеть Лину. В итоге я обманул обеих. И дело, стало быть, во мне...

Это я разыгрывал разные женские штучки, добивался, чтобы Лина позвала меня, разгонял, раскручивал свои чувства до немыслимых оборотов, чтобы проявился дисбаланс, чтобы возникла аварийная ситуация, то есть чтобы меня зазвали, напоили, соблазнили, связали, изнасиловали, и чтобы потом заявить и себе, и жене, что дело не во мне!..

Если бы я сегодня был с Линой, я всё равно скоро бы оставил её, потому что на другой чаше весов семья, жена, работа, жильё, а всё это вместе означает уже сложившееся спокойствие вместе с уймой сопутствующих мелочей, которые, бывает, на весах перевешивают всё и вся. И Лине, да и себе, я бы сказал, что дело не во мне.

Нет, во мне! У этого дисбаланса подпись моя. Мне упорно хотелось примирить непримиримое, а Небо пожалело меня и развело всех в стороны. Небо не любит эгоистов, не терпит безответственности, а я хотел проскользнуть в щёлку между этими состояниями.

Как я лепил, формировал обстоятельства! Чтоб подчиниться им и остаться вне ответа, промелькнуть их тенью, пешкой, сгореть до золы невинной жертвой, чтоб никто не установил, что спички были в моих руках... Всё дело во мне, – продолжал судить себя Егор Утюгов, – и слава Ему, что на всех нас надеты невидимые уздечки, спасающие от собственного произвола...

Да как же я додумался пойти к Лине?! Ведь я лишил бы её всякого равновесия. Она, похоже, не из тех, кто относится к таким вещам легко. Пусть Вдохновенный взвалит на себя это бремя! Хм, а почему она, Лина, приняла его?..

Действительно, как она могла в один вечер ждать одного – и тут же встретиться с другим? Это как-то нехорошо. Лина, Лина... Стерва ты, стервочка, милое создание. Тебе, может, и простительно, а ему, женатому?.. Прощелыга! Хм, а я? И я прощелыга, но небеса пожалели меня и спасли... »

Вот такой рой мельтешащих мыслей поднялся в Утюгове вокруг его первого в жизни похода к любовнице – этого расстроенного жизненного поступка, к счастью ли или нет. Вот вам и тема: в чём счастье на земле? Но эта тема – не этого моего романа.

К Егору возвращалось привычное сангвиническое настроение, окрашенное на сей раз лёгкой меланхолией и отчасти скукой: он, Утюгов, устранил дисбаланс на прессе, чего и следовало ожидать. Разве это не скука? Завтра Утюгов громопобедно реабилитируется, а Вдохновенный получит по своим красивым роговым очкам, и всё завращается с привычной, нудной скоростью. Завтра Егор не зайдёт в «Пароход»: теперь устранён и этот дисбаланс. С Божьей помощью, может быть. Очень нравится Лина? Очень?! – Ну и топай домой с блестящими, как пуговицы, глазами. А комиссия по контролю за семью комиссиями? – Сладится и это как-нибудь в общей неразберихе. Баланс, наконец-то кругом баланс! Но почему же так скучно, так тоскливо?! Он опять ни в чём не виноват. Как поленница дров. Опять дело не в нём, и он как бы ни при чём в этой жизни...

Итак, Утюгов в приятной меланхолии бредёт домой, но не потому, что именно сейчас хотел пойти, а потому, что занято у Лины. И к Лине он не попал не потому, что так решил... «Стало быть, – резюмировал Егор, – я не сам иду. Тогда зачем мне и голова? Лежать на подушке рядом с головой жены? Реагировать на свет? На самодельные обстоятельства?.. » Тут он вспомнил, как стоял сегодня у проходной под ливнем, а рядом была крыша-козырёк. Вспомнил слова песни «не стоит прогибаться... » Тут какая-то неоднозначность: Егор прогнул под себя обстоятельства, мир, и стало смертельно скучно. Он не уходил из-под ливня под козырёк, чтоб не было скучно. Но ливень давно кончился, и всё скучно, и триумфальное завтра... Смешно было бы, если бы обстоятельство-козырёк тогда задвигалось и водрузилось над Утюговым. Так что пусть и мир под нас не прогибается! И не будет скучно.

А скучное «завтра» пусть всё-таки наступит, потому что Егор хочет стать и быть самим собой, кем он, может быть, не является; хочет, чтобы дело как раз было в нём!.. Он хочет шагать, поступать, смотреть, говорить... «Я – Утюгов! – сообщал Егор жалким обстоятельствам. – Я устрою этим семи комиссиям! Лина встретилась с Вдохновенным? – Прекрасно! Молодец, девка!.. Главмех унырнул от жены? – Гениально! А я иду домой!.. С авоськой, с подарками: я их купил, чтобы бросить вон в ту урну... »

Так Егор дошагал до конца каменной части города, до последней трёехэтажки, в которой, кстати, жил главмех. Утюгов не так уж давно бывал у него, когда дежурил в одно из воскресений по заводу, и приходилось быть за посыльного. Дверь ему открыла улыбающаяся, мягкая блондинка, жена главмеха, внимательная, любознательная: «А вы вместе работаете? Как интересно! А он уже ушёл: в гараж, потом на завод... Пройдите, пожалуйста, на кухню, я вас кофе угощу, с коньяком... » Утюгов просто не успел отказаться, так как его несколько поразило и подкупило, что коллегу мужа встретили так доброжелательно, в странном халате с двумя пуговицами, в шлёпанцах на по-домашнему голых ногах. Она не позволила помочь достать коньяк с антресоли, долго доставала сама, топчась босыми ногами на табуретке. Кроме халата на ней больше ничего не было, а поскольку она копалась и явно не спешила, можно повторить ещё раз, что на ней вообще ничего не было, кроме почти расстёгнутого халата. Утюгов начал потеть. Они опустошили чашки. Она что-то говорила, но Егор не слушал, где-то внутри слабо шевельнулась гордость, что он более-менее воспитан, извиняет домашний вид, оплошности и всё такое. Услышав про вторую чашку, Утюгов спешно попрощался и весь в поту покинул квартиру. В голове тогда мелькали мысли: «Видимо, я дикарь: глаза вылупил! Мало ли, женщина дома...» Сейчас она обманута мужем. Это был, должно быть, последний не устранённый дисбаланс на сегодня. «Вот куда нужно заявиться с авоськой! – подумал Утюгов. – Для баланса!» Конечно, можно передать подарки от имени какого-нибудь незнакомца, но она узнает Утюгова, начнутся расспросы, дойдёт до Вдохновенного. А поступить нужно так: коньяк в карман, остальное – на ручку двери, нажать звонок и скрыться. А смысл?..  Но ведь не в урну же, в самом деле? А домой все это тащить не хотелось. Отдать главмехше, решено! Перед началом этой операции Егор машинально оглянулся и увидел невдалеке Илью, мастера с участка оснастки. Вот кто вручит главмехше презент, восстановит баланс. Чтобы было понятно, почему дальнейшие события развивались так, а не иначе, теперь нужно рассказать правду об Илье.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» декабре 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: