Anno Domini

Ежедневно внимательно слушая новости, Вадим не переставал удивляться первым шагам новой власти. Не осуждал, понимая, что после десятилетней запущенности в государстве очень тяжело навести порядок. Тем более с нашим менталитетом, тем более, когда палок в колесах гораздо больше, чем необходимой помощи. Но все же, сидя перед телевизором, он иногда вслух выражал свое негодование. Больше всего его возмущали кадровые замены. Старые министры изредка стрелялись на своих дачах, а их места уже занимали новые люди, зачастую совершенно непрофессиональные и далеко не с теми моральными качествами, о которых так много говорилось в требованиях к будущему правительству. Особенно удивляли назначения в регионах. Вадим много слышал о новом губернаторе, и это многое отнюдь не было лестным. Но что касалось назначения его замов и председателей районных администраций, то здесь процветали полное беззаконие и аморальность. Изгоняя старых руководителей, которые далеко не всегда имели негативную репутацию, губернатор рассаживал в кресла своих соратников, порой с открытыми уголовными делами и откровенным криминальным прошлым. Вся область была шокирована подобной кадровой политикой. Начались несмелые митинги уже против нового руководства.

Но сегодняшние новости повеселили Вадима с женой. Услышав о повышении единовременной помощи при рождении ребенка, он сразу набрал номер Беловых.

– Андрей, привет! – начал Вадим бодрым голосом. – У меня есть для тебя работа!

– Какая работа? – эту фразу Андрей произнес с глубокой ленью и легкой неприязнью к товарищу, который решил его обременить непредвиденным занятием.

– Только что передали – отныне при рождении ребенка будут выплачивать восемь тысяч гривен. Немедленно иди к Наташе и отработай! Через девять месяцев снова за дело. Если не терять ни дня, то в месяц получается по восемьсот девяносто гривен. Чем тебе не работа!

Андрей, понявший, что вечерний звонок ничем его не отяготит, поддержал шутливый тон и тему разговора.

– Ну, слава Богу! А то я уже все надежды потерял. Наташа! – крикнул он в комнату. – Готовься, сейчас начнем трудиться! Мне Вадик работку подкинул! Да, кстати, – снова обратился он к Вадиму, – я могу и к вам на шабашку приехать. Деньги поделим!

– Да уж лучше мы к вам!

– А, правда, приезжайте!

Вадим повернулся к смеющейся рядом жене.

– Поедем к Беловым? – она кивнула головой.

Выйдя в центре на остановке, они снова прошли мимо областной администрации. Там, на втором этаже, в приемной и кабинете губернатора горел свет. Жалюзи были закрыты. Вадим хотел съязвить по поводу такой поздней работы главы области, но решил лишний раз при Анне не затрагивать тему политики.

– Беловы начали поститься. Смешно, право! – отвлекся он от грустных мыслей. – Я у Андрея спросил, верит ли он в Бога, а он и не знает, что ответить. В силу какую-то верит, а в Бога не верит. Попытался объяснить ему, что неважно, как он называет это сверхъестественное: Бог или космический разум, главное – как эта вера отзывается в его душе, как она сказывается на его поступках и, в конце концов, мыслях. Говорю, а сам себя проповедником чувствую.

– В этом, кстати, нет ничего плохого, если, конечно, тебе есть чему научить! Просто, нужны ли Андрею твои поучения? Мне кажется, что он вполне сформировал свое отношение к окружающему миру и вряд ли его можно уже изменить.

– Во-первых, никогда нельзя говорить «никогда», а во-вторых, раз Андрей не ответил на вопрос о вере, но все же решил поститься, значит, что-то необъясненное тревожит его душу. Возможно, с возрастом или после того, как врач определил у него начало гипертонической болезни, мысли, а скорее – предчувствия начали беспокоить его. Предчувствие того, что в чем-то он ошибается, раз здоровье в тридцать пять уже пошаливает. Значит, в водочке нужно ограничиться, диеты придержаться. А раз решил приурочить это к посту, следовательно, и мысли о Боге проскальзывали в голове. Ведь, если бы он просто испугался за свое здоровье, то мог сесть на диету сразу после посещения врача. Но так человек сложно и одновременно примитивно устроен, что вспоминает о Боге сразу, как только разладится его привычный быт. Развод – к Библии. Болезнь – молитвы читать. Редко кто вспоминает об Отце своем в часы благоденствия. «Memento мori» – помни о смерти! Когда в суете и достатке начинаешь о ней забывать – она сама напоминает о себе болезнями и неприятностями. И страх перед смертью гонит тебя к Богу. Ну, разве это не кощунство – верить и молиться только, когда тебе плохо! От страха! Зато, если выиграешь в лотерею или свалится на голову неожиданная удача, разве вспомнишь в этот момент о Боге, разве сходишь в церковь поставить свечку и подать нищему в знак благодарности Господу? Да ни в жизни! В ресторан – обмывать! На углу не подашь! Уж лучше пропить эти деньги, чем поделиться с бедным. От этой бездуховности и беды наши все!

Ты посмотри на депутатов – там ведь половина миллионеров. Что, приходят им в голову мысли посадить лес в пригороде, чтобы озоновый слой защитить, или, может, они позаботятся о зоопарке, в котором зимой несчастные животные погибают от голода, или, может, они приют откроют для беспризорных детей, где те могли бы помыться и поспать на постели? Что ты! Они же бюджет приняли! Пусть все это теперь государство оплачивает, а мы будем только брать и жрать! Заповедники рубят, чтобы дачи строить. Да положили они на этот озоновый слой! И на зоопарки тоже! – Вадим вдруг понял, что от политической тематики никак ему не оторваться, но остановиться уже не мог. – Все гребется только под себя, прорыв во власть идет только с одной целью – личное обогащение! А средство – наши голоса! Избирательские голоса. Вот с трибун они и поют как соловьи! Тут ты услышишь и о борьбе за чистоту окружающей среды, и за демократические основы, и с коррупцией разберутся – только дайте протиснуться во власть. А вернее – прогрызться! Вот уж где ложь прибоем хлещет! Вот уж где о совести даже и не слыхали! Нету Бога в нас! Церкви есть, а Бога – нет! Не в иконах надо его искать, не в постах спасаться, а в сердце своем. Душу прежде следует вылечить, а потом уже телом заниматься. Не работает старая фраза: «В здоровом теле – здоровый дух», если в сердце один порок! Здоровье физическое идет от равновесия, от согласия духовного, от чистоты нравственной.

– Знаешь, Вадик, тяжело тебя слушать! Безысходность пугает! Но все, что ты говоришь – правда! Жаль мне и тебя и нас! С такими убеждениями, как у тебя, не стоит писать президенту. Такие люди там не нужны. Ты ведь для них – опасность. Ты их схемы поломаешь, нарушишь баланс. Вот скажи, за сколько тебя можно купить? Так, чтобы ты закрыл глаза, вернее – рот, на ту же вырубку леса или на мучения животных в зоопарке.

– Нет такой суммы! Более того, – Вадим рассмеялся, – чем больше сумма – тем мне противнее ее взять!

– Маленькую – оскорбительно, а большую – противно!

– Точно! Я не представляю себя берущим взятку! Я могу помочь что-то организовать, я могу найти компромисс, чтобы удовлетворились все стороны, но это называется – дипломатия. Это наука решения проблем путем переговоров и уступок. Но пойти против своей совести, против закона ради денег – я даже мысли такой не могу допустить!

– Мало того, что ты сам не возьмешь, ты ведь еще и другим будешь мешать! Поэтому тебе путь в политику и закрыт! Перестань писать свои письма. Это утопия! Ты только тревожишь себя бесполезными надеждами, просто теряешь время. Переключись с политики. Все, что ты мог сделать для президента – ты уже сделал. Он уже занял свое кресло, рассадил по другим креслам своих друзей и родственников и такие как ты – перестали быть ему нужны. Я не удивлюсь, если выяснится, что теперь бороться надо с тобой, потому что ты показал силу своего пера, своего слова, и теперь можешь представлять опасность для новой власти, потому что будешь продолжать отстаивать правду, им уже ненужную.

Я смотрю на тебя, слушаю и вспоминаю «Идиота» Достоевского. Очень ты на него похож своим стремлением к чистоте, к духовности. Конечно, ты абсолютно современный и довольно сильный, но твои иллюзорные надежды на честное правительство, твои мечты об идеальном обществе пугают своей оторванностью от реальности.

Вадим слушал жену с восхищением.

– А ты что сейчас читаешь, Мопассана?

– Да, а что?

– Просто, слушая тебя, я решил, что ты перелистывала мой философский словарь.

– Нет, не перелистывала, – съехидничала Аня. – Он скучный и непонятный. А Мопассан доступный и веселый.

– Ладно, солнце мое, не буду я больше писать президенту. Тем более что он не отвечает! Пусть правит в спокойствии и мире. Я умываю руки!

Пока они добирались, Андрей успел поставить в духовку пеленгаса под майонезом. Наташа открыла банку помидоров и приготовила капустный салат с подсолнечным маслом. Андрей кольцами нарезал себе лук – такое ел только он – и обильно полил его уксусом. На печке варился картофель на пюре. Начали традиционно, с водочки и помидоров. Белов, соблюдая пост, отказался от спиртного и рыбы. Ужинать сели на кухне, чтобы не накрывать в комнате и иметь возможность покурить, не выходя из-за стола. Страдал от этого только Вадим – как некурящий, но мужественно принимал решение большинства.

Разговор за ужином, естественно, снова коснулся политики. У Наташи в Облавтодоре уже ходили слухи о том, что Байрамов если и не останется в их структуре, то перейдет в областную администрацию, и даже поговаривали, что он возглавит фонд государственного имущества, против руководителя которого возбуждено уголовное дело за старые грехи. Никого эти процессы, называемые новым и модным словом люстрация, уже не удивляли. Вокруг происходила полная неразбериха, и люди, уставшие от политических интриг, одинаково спокойно воспринимали как очередное награждение «Оскаром», так и очередное самоубийство в верхах.

Зарплату в автодоре по-прежнему не платили. Открыто жаловаться так никто и не собрался. Андрей рассказал, что новый заместитель губернатора недавно купил себе «Хаммер», но приезжать на нем на работу пока не решается, хотя, помня Бойченко еще по наперсткам, предположил, что скоро эта дорогущая машина все же будет стоять во дворе администрации.

– Вадик, я тебе с самого начала говорил, что не будет с этой революции никакого толку. Ну ты посмотри, кого они поставили губернатором и кого он назначает! Сам полностью провалил предвыборную кампанию, будучи руководителем областного штаба. Его бы выгнать перед вторым туром выборов, так он не только тогда удержался, а еще и пролез в администрацию. Скажи, что, президент не знал, какой была в области работа штаба? Конечно, знал! Там все заранее было распределено. И все места, и все, кому придется потом застрелиться. А ты все о морали говоришь, о нравственности! Знаешь, кого назначили председателем райадминистрации там, где твой батя живет? Серегу Шинкарева. Он кассиром был у бандитов. Тогда он залег на дно и уцелел. А теперь видишь, Денисов его в политику вытащил. Байрамова – эту сволочь, тоже подтянет к себе. Все! Обновленные моралисты заняли свои позиции. Вот теперь посмотрим, как они будут управлять и как они отделят госслужбу от бизнеса. Что, ты хочешь сказать, что Денисов или Бойченко откажется от своих доходов? Жди! В лучшем случае – переоформят на жен и родителей. А какой от этого толк? Они точно так же будут решать в первую очередь свои вопросы. Только возможностей у них теперь побольше. Сейчас поотбирают у старых олигархов то, что можно забрать, и догребут то, что те не успели.

– Андрей, ничем не могу тебе возразить! Сам вижу – что происходит. Но единственное, чем могу оправдать мою недавнюю активность – это тем, что с приходом новой власти появлялась какая-то надежда. А при старой – даже надежды не было.

– Вадик, надеждой долго сыт не будешь!

– Ладно, уел! Лучше я вам расскажу свою личную новость. Помните недавний разговор об апельсине, бесконечности, петле Мебиуса? Так вот: вчера вечером листаю философский словарь и нахожу термин «бесконечность дурная». Представляете – это определение, данное Гегелем теории бесконечного уменьшения и бесконечного увеличения с бесконечным повторением качества. А я уже собрался регистрировать права на новую гипотезу о происхождении материи. Диссертацию защищать! Одно радует – всего двести лет Гегелевской «дурной бесконечности». Могло ведь быть и несколько тысяч. Так что я – не так уж и намного отстаю в развитии. А название какое придумал оскорбительное! Лучше бы я открыл теорию относительности.

Только вот он не связал свою бесконечность с петлей Мебиуса, то есть не замкнул систему. Так что у меня есть надежда продолжить недавно начатый Гегелем труд. Я уже пошел дальше и применил эту теорию для объяснения выражения: «слово – материально».

– Вадик, не начинай, пожалуйста! – взмолилась Наташа.

– Так, кому не интересно – все в сад! – заступился за друга Андрей. – Продолжайте, господин профессор.

– Во-о-от! – важно растянул Вадим. – Опустив повторение темы предсказаний и гадания, переходим к материальности слова, а также и к материальности мысли, порождающей слово. Известно, что мысль – это процесс химических и электрических реакций, происходящих в сером веществе нашего мозга. Раз это изменение состава и качества атомов, то, учитывая замкнутость системы и переход ее от микро к макро, можно предположить, что эти изменения известны всей вселенной, а значит – вся вселенная со своей стороны реагирует на них. Поэтому и существует такое понятие, как сглаз, например. Сглаз – это реакция вселенной на произнесенную фразу, и даже на сформировавшуюся мысль. У меня спина начинает болеть уже в ту минуту, когда я еще не закончил произносить фразу о том, что давно не испытывал поясничной боли. Для передачи информации во вселенную не нужно время, все что происходит – происходит одновременно, сразу и везде. А возможно, что это не реакция вселенной на мои слова, а мои слова – следствие ее воздействия.

– Во-о! Вот это настоящее открытие, я уверен! А ну-ка, Натали, подай-ка мне вон ту бутылочку с прозрачной жидкостью. Мы сейчас пошлем во вселенную импульс, – продолжал посмеиваться Андрей.

– Подождите, и это еще не все! То, что наши мысли, а следовательно, и все поступки становятся известны всей вселенной, это подтверждает вездесущесть Бога. Потому что Бог в этом случае есть вся вселенная, включая нас. Понимаете, на основе моей гипотезы можно объяснить все: и происхождение, и Бога, и пророков, и смерть. Получается, что полного исчезновения быть не может. Раз мысль есть достояние всей вселенной, значит, и вся вселенная является достоянием мысли, то есть духа. Умирая, мы просто переходим в другое состояние. Как бы растворяемся во вселенной. Вот вам и загробная жизнь. Любой вопрос, какой только ни возникнет, может быть объяснен этой теорией.

– Ну, слава Богу, а то мне так не хотелось исчезать бесследно! То-то мне все сны про космос снятся! – с серьезным видом пошутил Андрей и раздал всем пьющим наполненные рюмки.

– Ребята, ведь если я прав, хотя доказать это невозможно, то выходит, что все мы бессмертны. Но следуя все тому же закону сохранения энергии, если раньше на Земле было, к примеру, полмиллиарда населения, то откуда наплодилось шесть? Ведь если здесь идет прибавление, то где-то должно убывать. Возможно, что это уменьшение популяции животных, возможно, что где-то есть зеркальное отражение нашей жизни. И если у нас человек умирает, то там – рождается. А может, умирает человек, а рождается дерево. В природе обязательно должен быть баланс.

– Если дальше продолжать, то мы придем к переселению душ, – заметила Наташа.

– Нет, как раз нет! Невозможно никакое переселение, потому что переселяться нечему. Понятие – отдельная душа – перестает существовать. Вселенная – это один целый организм. Это одна целая душа, если хотите так называть. Мы – как клетки одного организма. Вот смотрите: в каждом из нас миллиарды клеток. Все они имеют одинаковую ДНК. Если взять одну клетку и создать ей благоприятные условия, то из нее вырастет ваш двойник. То есть каждая клетка знает все обо всем вашем организме. Точно так мы являемся клетками одного организма и, при создании благоприятных условий, можем знать все обо всей вселенной. Только структура вселенной не ограничена человеческими составляющими. Ее клетками являются и черви, и листья, и камни. Следовательно, мы несем в себе информацию о каждом червяке, ползающем где-то в Америке. Другое дело – что мы не можем эту информацию считывать. И совершенно неизвестно – сможем ли мы после смерти осознавать свое продолжение. Конечно, если оно будет в дождевых червяках, то вряд ли. А вот если существует зеркальный, балансирующий мир… Наверное, тоже – нет. Мы ведь сейчас не помним о своем предыдущем существовании.

– Да! Какой смысл в бессмертии, если не будешь помнить об этой жизни. Но – надежда маленькая появилась, что где-то там мы с моей Наташкой снова встретимся, и у меня появится возможность испортить ей еще одну жизнь! – Андрей взял своей лапищей жену за коленку и сильно потряс, сцепив зубы и изображая ярость. – Я тебя, дорогая, достану!

– Есть еще надежда, – продолжал Вадим развивать свою гипотезу, – что человеческая жизнь – это первая ступень развития, это как рождение новой клетки. А далее идет созревание и переход на более высокую качественную ступень. Ведь посмотрите – от самого зачатия идет постоянный прогресс. Сначала делятся клетки, и организм растет, затем он крепчает и умнеет.

– Затем умирает, разлагается и воняет, – успел вставить Андрей.

– Перестань! Своим развитием он развивает общество. Оно совершенствуется и переходит с каждым шагом на более высокую ступень развития. Вот, например, отмирает феодальный строй. Ведь это не значит, что человечество перестает существовать. Наоборот, оно начинает жить лучше. То же происходит и в эволюционном процессе животного мира. Сначала были неприспособленные, съедавшие всю зелень Земли тридцатитонные гиганты. Потом они перешли в более приспособленные особи.

– Вадик, а наркоманы и алкоголики, которые катятся назад к первобытному обществу? – с сарказмом поинтересовалась Наташа.

– Это отмирающие клетки. Как кожа змеи, сбрасываемая периодически. Как эпителиальные ткани. Хотя они тоже являются клетками общего организма. Поймите, баланс должен быть сохранен во всем. Не только в количестве материи, но и в ее качестве. Посмотрите на четкий баланс между добром и злом. Человечеству уже много тысячелетий, и если бы был перевес добра или зла, то общество на сегодняшний день должно было стать идеальным или само себя уничтожить. Но мы видим продолжение всестороннего прогресса и добра и зла. То же самое, тот же прогресс может происходить и в человеческой жизни. А вернее – в переходе от жизни куда-то на следующую ступень. Я понимаю, что все это звучит фантастически, но если вы можете предложить более правдоподобное описание и объяснение бесконечности, то я с удовольствием вас выслушаю.

– Мне кажется, – включилась в разговор Анна, – что когда человек умирает, его душа переходит в других, новых людей или животных. Так происходит бесконечно, и поэтому нельзя сказать, что смерть – это конец всего.

– Но ты ведь не помнишь, кем ты была раньше?

– Нет, конечно!

– А как ты думаешь, до какого уровня у животных есть душа? Или она есть у всех живых организмов и даже у растений?

– Не знаю. У животных, наверное, у всех.

– И у червей с мухами?

– Наверное. Они же живые.

– Здесь, наверное, нужно немного уточнить, – попытался помочь жене Вадим. – Если иметь в виду: душа – как дух, то есть – подразумевая присутствие жизни, то в этом случае, конечно, душой наделены и черви и растения. Если же определять душу – как присутствие интеллекта – следствие работы мозга, то здесь не сложно будет определить границу. Например – собака может скучать, умереть от тоски, видеть сны. В этом случае, конечно, она наделена душой. У мухи мозга нет. У нее есть что-то там, в коробочке, которое дает ей возможность неплохо видеть, но вряд ли муха видит сны. Поэтому переселение души – как интеллекта может происходить только в высокоорганизованные живые существа. Если брать дух – как присутствие жизни, то в этом случае границы живого и неживого сильно размываются. Кто мне скажет, когда человек наделяется душой, с точки зрения религии. Аня, ты знаешь, поэтому молчи! Андрей!

– Я думаю, когда у зародыша появляются ручки, ножки, писюнчик – тогда и душа появляется.

– Белов! – шутливо возмутилась Наташа, – Да что ж у тебя душа все с членом связана? Прямо членистоногий какой-то!

– Наташа, а ты как думаешь, – посмеявшись, продолжил Вадим.

– Вадик, я не знаю!

– Тогда скажите мне, аборт – это убийство?

– Конечно! Ведь оттуда вычищают части тела ребенка! – продолжал Андрей подтрунивать девчонок.

– А на ранней стадии, когда там только непонятный сгусток?

– Конечно, это тоже убийство! – ответила Наташа.

– В том-то и дело, что душой человек наделяется в момент оплодотворения яйцеклетки сперматозоидом. И как только он пробился внутрь – это уже новый человек. У него уже перемешались хромосомы, и он получил свою наследственность. Уже известен его цвет волос, пол, тембр голоса. И если, делая срыв, мы не распознаем в унитазе человеческих очертаний, то это только потому, что не дали им успеть сформироваться. Но в этот момент мы убили человека, и не просто человека, а своего собственного ребенка. А теперь определим момент смерти. Аня!

– Как сердце перестало биться – так человек и умер.

– Андрей!

– Как в унитаз выплюхнулся!

– Фу! Андрей, перестань! – скривилась Наташа. – Мне и так ужасно вспоминать, сколько я из-за тебя собственных детей убила!

– Смерть – тоже понятие относительное, – продолжал Вадим. – Опять же, если иметь в виду душу, то смерть наступает в момент гибели мозга. Это через пять-семь минут после остановки сердца. То есть душа отлетает в тот момент, когда человек перестает мыслить. Но тело-то продолжает жить! Клетки живут еще очень долгое время. И если назвать эту клеточную жизнь – духом, то ее – такую жизнь, можно сопоставлять с жизнью деревьев и червяков. Но возникает в этом случае одно противоречие. Душой человек наделяется, когда еще не умеет мыслить и даже не имеет чем. А покидает его эта душа сразу после прекращения мыслительного процесса, хотя клетки продолжают жить. Именно тут путаются понятия духа и души. У трехмесячного зародыша нет еще даже инстинкта самосохранения, но мы считаем его человеком и аборт считаем убийством. Умершего десять минут назад взрослого мы можем резать на куски, бить палками, и никто не назовет нас убийцами, разве что – извращенцами. Так вот, я думаю, что в этом случае больше работают не физиологические законы, а нравственные. То есть понятие убийства и смерти вообще обусловлены нашим к ним отношением, нашей моралью.

– А перспективы? – вскрикнул Андрей так громко, что Аня подпрыгнула на стуле. – У мертвого-то уже нет никаких перспектив, а у зародыша еще есть надежда стать убийцей своих будущих детей!

– Да, о перспективах я как-то не подумал. К следующей встрече обязательно подготовлюсь серьезнее.

– Философский словарь и Библию обязательно с собой!

– Обязательно!

– Так, уважаемые коллеги-детоубийцы, – забасил Андрей, – какая бы компания ни собиралась, но всегда наступает момент, что надо выпить! Тем более – физиологическая смерть уже не за горами, а в следующей жизни еще неизвестно – будут ли руки, чтобы налить и будет ли рот, чтобы выпить. Помните, как у Высоцкого: «Но если туп, как дерево – родишься баобабом, и будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь!».

– Вадик! – мученическим голосом простонала Наташа. – Какой ты все-таки нудный бываешь! То вы из апельсина вселенную создали, теперь я в червяка должна превратиться.

– Наташа, червяк – это высокоорганизованное и глубоко интеллектуальное существо с тонкой душевной организацией. Тебе же, любовь моя, предстоит стать водорослью, если ты не будешь принимать активного участия в дискуссиях клуба «Акушер-философ», следующей темой которого будет: «Мой конец – это чьето начало».

Все расхохотались. Андрей своим юмором мог любой, даже самый занудный разговор превратить в приятную, непринужденную беседу. Вадиму тоже это нравилось, потому что иногда он с белой завистью смотрел на человека, который так легко прохаживается по жизни, не обременяя себя ни лишними обязательствами, ни тягостными рассуждениями.

В этот момент у Вадима зазвонил мобильный телефон. В трубке он услышал голос квартирной хозяйки. Нетрудно было догадаться, что разговор пойдет не о смысле бытия, а об оплате за квартиру, которую Вадим уже просрочил почти на месяц, хотя должен оплачивать на три месяца вперед. Тон хозяйки был решительным, она коротко предупредила о немедленном погашении задолженности или, в противном случае, они могут начинать вывозить свои вещи. Хотя заплатить все равно придется.

Вадима, уже выпившего, слова хозяйки не очень глубоко тронули в этот момент. Но утром, когда на легкое чувство похмелья наложилась тяжесть долговых обязательств, – вот тут мысли о бесконечности и бессмертии отошли далеко на задний план. Новый день, такой по-весеннему солнечный, принес с собой тяжесть банальной бедности. Он не хотел вставать с кровати, потому что не знал, где искать выход. На сегодняшний день он должен был уже больше трех тысяч гривен, включая оплату за жилье. Почти все эти деньги нужно было срочно возвращать. Теперь он понимал, как много времени потеряно даром, ведь уже несколько месяцев он просто ждет, пока у Саши разрешатся финансовые проблемы и они смогут начать собственное дело. Конечно, он пытался найти работу в этот период, но разве настолько активно, чтобы действительно ее найти? Сдерживала эта ежедневная надежда на скорое открытие своего дела. И так – изо дня в день, от надежды к надежде, и, в конце концов, он погряз в таких долгах, для погашения которых теперь нужно снова у кого-то занимать. Каждый телефонный звонок выводил его из равновесия. И сумма-то была небольшая – что такое шестьсот долларов? Но их не было, и угнетал уже не столько денежный долг, как невозможность выполнить обещания, которые постоянно давал людям, пытаясь отсрочить оплату. Угнетало именно то, что ему приходится выкручиваться, извиняться. Когда он задумывался об этом, то ему становилось смешно, что такая маленькая сумма может так расшатывать нервную систему и ломать нормальную жизнь целой семьи. Потому что его нервозность стала отражаться уже и на личных отношениях с Анной.

Ну что такое шестьсот баксов? Ведь даже у него есть знакомые, которые получают столько в месяц, просто работая на фирмах. Разве это сумма, из-за которой можно себя так изводить? Но реальная жизнь диктует свои условия относительности, и по сравнению с сегодняшней нищетой, когда холодильник пуст, словно его освободили для мытья, а в доме одновременно закончились и сахар, и мыло, и туалетная бумага, эта сумма становится недосягаемой. Ежедневная угроза голода точит, как червь, осознанием своей неполноценности. Вихри противоречивых мнений будоражат разум. Иногда машешь на все рукой, понимая, что это такая мелочь в сравнении со смертью родного человека или с тяжелым недугом, а иногда просто хочется умереть, потому что вся жизнь, когда-то полная надежд и планов – не удалась, и виновен в этом только ты.

Вадиму порой приходила в голову мысль о смерти, но не в смысле реального самоубийства, а в представлении собственных поминок где-нибудь в столовой, когда друзья уже подвыпьют и начнут рассказывать анекдоты. Многие будут говорить, узнав о причине его кончины, что он, не подумав, пошел на такой крайний шаг, ведь если бы они только знали, то, конечно, нашли, собрали бы ему эти деньги. Наверняка Корнеев, услыхав о случившемся, удивился бы, что Вадик не пришел к нему, ведь что такое для Корнеева эта сумма. Да и сами кредиторы в момент захмелевшей скорби говорили бы о своем непременном понимании его проблемы. Но для этого надо было умереть! А Вадим продолжал жить и страдать от собственной несостоятельности. Что такое денежный долг в сравнении с чувством стыда перед людьми, которые тебе доверяли, с чувством стыда перед своей женой, дочкой за то, что, однажды взяв на себя обязательство сделать их счастливыми, теперь вынуждает их уже два месяца питаться соей с гречневой кашей.

Аня еще спала, когда Вадим все же поднялся с постели и поставил на огонь чайник, чтобы заварить кофе. Хотя слово «заварить» не совсем подходило к его легкому завтраку. Купить банку растворимого кофе Вадим не мог позволить себе уже около месяца, но учитывая то, что кофеин спасал его от утренних головных болей, он с вечера покупал два одноразовых пакетика себе и жене.

Включив радио, Вадим попал на выпуск новостей. Ежедневно, с самого начала «оранжевой революции», он внимательно следил за всеми происходящими в стране событиями. Не перестал он интересоваться политикой и после собственного отказа от участия в ней, а вернее, от тщетных попыток принять это участие. Теперь, после своего поражения, Вадим следил за происходящими процессами глазами критика. Но критика объективного. Он не замкнулся в своих обидах и не опустился до уровня скептика, порицающего любой новый шаг только за то, что этот шаг сделан без его участия. Хотя и не осталось в нем того возвышенного патриотизма и духовного подъема, рожденного всенародным единением в противостоянии тоталитарной несправедливости. Вадим иногда перечитывал свои статьи, и строки, пропитанные надеждой и верой, возвращали на какое-то время прежнее чувство одухотворенности всеобщей чистой идеей.

Ни тогда, ни сейчас он не относился к политике и политикам с уважением и доверием, он всегда был уверен, что политик и не может, и не имеет желания говорить правду. Все, что говорится с трибун, все фразы, брошенные в народ – заранее заготовлены и обработаны политтехнологами. Это совершенно не значит, что написанный кем-то текст оратор заучивает наизусть. Он пропитывается заготовленной идеей, как губка, погруженная в ванну с водой. Он – политик – живет подготовленной жизнью, он вживляет в себя нужные политические взгляды. Они перевариваются в его сознании, смешиваются с собственными мыслями и чувствами, и, сформированные в новую идеологию, выливаются на слушателей уже от своего имени. Возможно, что человек, принесший себя в жертву большой политике, растворившись в общепринятой манере мыслить – сам не понимает, не замечает такой своей трансформации.

Вадим, разобравшись в этих процессах, не пытался осуждать ни старое, ни новое правительство за растворенность его лидеров в партийных идеологиях, но он никак не мог смириться с утерей нравственных основ в процессе перевоплощения человека в государственного служащего. Теперь, после полученной недавно революционной встряски, у него словно очистился взор, и вместе с этим, обострились требования. Он слушал слова, продолжающие звучать с больших трибун, но слышал подтекст, усматривал причину произнесения именно этих слов. Ложь, завуалированная в демократические призывы, стала яснее видима, стала больнее для прозревшей души. Конечно, новая власть стремилась, искренне стремилась изменить сложившийся в стране порядок, но никто не собирался делать это бескорыстно. Каждый новый шаг, каждый поступок имел несколько мотивов, кроме того, который объявлялся во всеуслышание. И за всем этим чувствовался запах больших денег.

Вадим следил за новостями и иногда записывал на листке бумаги те моменты, которые шли вразрез с обещаниями, питающими недавние революционные настроения. Так, он удивленно отмечал неожиданно появившееся стремление нового президента во что бы то ни стало вступить в Евросоюз. Совсем недавно, когда из его уст звучали призывы с трибуны Майдана к своему народу, не было произнесено ни одного слова об этом неудержном сегодняшнем желании. И Вадим объяснял это перевоплощение необходимостью на тот момент не афишировать свои настоящие планы, потому что идея евроинтеграции могла понравится не каждому, что привело бы к потере определенного числа электората. Зато теперь, когда победа одержана, можно приоткрыть настоящие планы, вынашиваемые и обговоренные в узком кругу задолго до начала недавнего противостояния. Но только приоткрыть!

Два противоречивых мнения возникало у Вадима в отношении необходимости вхождения Украины в Европейское содружество. С одной стороны, он, несомненно, приветствовал устранение границ и объединение народов, потому что это говорило о моральной зрелости европейцев, о готовности идти друг другу навстречу и желании разделять радости и проблемы. Это здоровое стремление к миру и взаимопониманию в здоровом, духовно богатом обществе. Но Вадим категорически не мог согласиться с готовностью его народа присоединиться к этим развитым государствам. И причина была не только в экономической несостоятельности страны, хотя и этой причины было бы достаточно, чтобы отказаться от возникшего желания. Ведь, присоединившись к развитым, мощным государствам, открыв границы, новый участник союза автоматически принимает их экономические законы и самое главное – уравнивает с ними цены, что для основной массы народа станет губительным. Вадим посчитал, что за электричество в месяц его семья платит сегодня три евро. За газ в период отопления – двенадцать, за воду – меньше одного. Если бы европейцы услышали о таких смешных ценах, то наверняка вся Европа захотела бы интегрироваться в Украину. Любой экономический аспект, который Вадим начинал рассматривать, говорил о том, что его народ еще совершенно не готов к подобным переменам.

Эта новая внешняя политика напоминала ему искусственно созданный когда-то социалистический строй. При сегодняшней спешке нового правительства возникала та же неестественность экономического перехода. Объединяться с более сильными странами можно только в том случае, если твое государство самостоятельно, естественным путем подтянуло свою экономику до их уровня. Это принцип сообщающихся сосудов, примененный к экономике. Только в случае уравнения двух экономических состояний возможно будет избежать кризисной волны. Для слабого государства страшны не высокие цены, которые неизбежно поднимутся до европейских, а низкие зарплаты, которые никто не сможет поднять до нужного уровня без подготовленной для этого экономической базы.

И это только одна сторона медали. Другая причина слишком раннего разговора об объединении скрыта во внутреннем, духовном мире несчастного народа. Если этот народ рассматривать с высоты правительственных кабинетов, то проблема упадка нравственности не видна. Это – точно рассматривать государство на политической карте мира. На ней видны четкие границы, деление на области и районы, выход к морю и расположение столицы, но никогда на карте не увидишь экономического кризиса, не разглядишь морального обнищания. А вот если войти в народ, если постоять с ним за стойкой пивного бара где-нибудь в районном центре, заглянуть в дом пьющего тракториста, который спит не раздеваясь, потому что утром опять на работу, поболтать в компании поднявшихся на поверхность шахтеров, то можно засомневаться – а готова ли объединенная Европа принять весь этот духовный груз, пропитанный бездуховностью. Вадим, живущий среди этого народа, при мысли об упразднении границ, начинал жалеть мировую общественность. Ведь среди развитых государств просто невозможно отыскать еще одно, где уровень этических требований был бы опущен так низко. Он начинал перечислять недостатки родного общества и поражался их масштабности. Где еще мог возникнуть подобный прецедент, когда возможность управлять государством получил человек, несколько раз отсидевший в тюрьме, в то время, как в этом же государстве, имея судимость, невозможно устроиться работать ни в один правоохранительный орган. В той же Америке президента готовы были изгнать только за то, что он посмел изменить своей жене. Где еще возможно, чтобы бывший солдат, воевавший в Афганистане и стрелявший в людей, стал священником православной церкви? Для народа какой страны развитые государства могут ограничивать выдачу въездных виз женщинам до сорока лет, удивившим весь мир до смешного низкой ценой за свои тела.

Вращая этот калейдоскоп греховности, Вадим поражался все новым и новым возникающим в нем картинам. Использованные шприцы и презервативы, валяющиеся под заборами во дворах центральных улиц города. Дети, прячущиеся под кровать, когда пьяный отец возвращается с работы. Бродяги, в центре города отлавливающие на ужин собак и выворачивающие на асфальт все содержимое мусорных контейнеров. Шахтеры, которые, напиваясь после смены, валяются на автобусных остановках с мокрыми штанами. Подростки, разбивающие надгробные памятники ради самого зрелища падения гранитной плиты. Работники дорожной милиции, сдающие начальнику ежедневный план от полученных взяток. Бизнесмены, убивающие конкурентов. Политики, убивающие журналистов. Начальники, не выплачивающие зарплат. Продавцы, высверливающие отверстия в гирях. Наперсточники, становящиеся губернаторами. Врачи, продающие больничные листы. И еще, и еще, и еще! Нет, Европа вряд ли готова принять такой груз. А новое правительство вполне готово им поделиться.

Вадим выпил кофе, послушал новости, пересмотрел свои статьи, полистал Библию и, найдя слова Иисуса: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят», взял ручку и написал еще одно письмо в правительство.

«Уважаемая госпожа премьер-министр!

За последние несколько месяцев я неоднократно отправлял письма президенту с предложениями моей помощи в наведении порядка в стране, но к сожалению, до сих пор не получил ни одного знака того, что эти послания доходили до адресата. Я был активным борцом за победу демократии. Мои статьи печатались в городской газете, я выступал на митингах «оранжевых» в своем городе, ездил на Майдан, лишился работы на следующий день после третьего тура выборов на почве политических разногласий с хозяином фирмы. Даже предложил себя на пост главы областной администрации, представив собственную программу, которая впоследствии оказалась так схожей с программой Вашей. Мне очень жаль, что мои инициативы остаются без внимания.

Уважаемая госпожа Премьер-министр, я предлагаю свою кандидатуру на Ваше рассмотрение, потому что чувствую в себе достаточно знаний и огромное количество положительной трудовой энергии, которые в данный момент так необходимы новому правительству.

К письму я прилагаю свои статьи и некоторые письма в хронологическом порядке, чтобы Вам стала понятна моя мораль и политико-экономическая точка зрения. Мне тридцать пять лет и у меня еще впереди многие годы активной работы, которая, благодаря Вам, может быть направлена на улучшение жизни народа Украины».

Перечитав свое послание несколько раз, сделав некоторые исправления, Вадим поехал на почту, вложил все в конверт и отправил на почтовый адрес Кабинета Министров.