Гениям

Данилу Хармсу

Бессмысленным вздором сквозит ерунда.
Несёт околесицу белиберда.
Опасностью щук – барракуд
На нас надвигался Абсурд!

За бредом нелепость заимствует чушь,
Черпая муру тарабарщинских луж.
Чернявый паук – каракурт,
Всё жалит, и жалит Абсурд!

В танцующей абракадабре повис
И ереси скрежет, и зауми свист.
Кишащий гадюками пруд,
Мне мысли кусает Абсурд!

В еде чепухи, ахинее питья
Слилась несуразности галиматья.
Предприняв отчаянный спурт,
Нагнал, оглоушив, Абсурд!

Борису Пастернаку

Не вспоминай о феврале навзрыд,
Давай-ка вычеркнем его из списка.
О чём ещё душа твоя саднит,
И кто так сердце продолжает тискать?

Ты собственное время пережил,
Должно быть, это непростое дело –
Вытягивать строку из синих жил
Осиротевших муз после расстрелов.

Владимиру Маяковскому

«В этой жизни помирать не трудно,
Сделать жизнь значительно трудней», –
Вы твердили постояв у трупа,
Им же оказавшимся поздней.

Тридцать шесть. А всё к тому готово…
Вычищен до блеска револьвер:
«В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей».

Нет, не переделать эти строки,
Спор проигран, что уж тут теперь?
Палачом возникшим у порога
Раздробил грудину вам апрель.

В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей…

       Предсмертные строки С. Есенина, повесившегося 28 декабря 1925 г.

В этой жизни помирать не трудно,
Сделать жизнь значительно трудней…

       Переделанные строки В. Маяковского написанные на смерть С. Есенина
       В. Маяковский застрелился через пять лет. 14 апреля 1930 г.

Сергею Есенину. Письмо поэту.

Молчала я,
Тонула словно в омуте,
Опустошенная, сидела как во сне.
А он:
«Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне…»
……
Серёженька,
Вы обо мне не думали.
Для вас житейское, конечно же, пустяк.
Не оттого ль, что вы живёте с дурами,
Вас рок событий этих
Манит так в кабак?

Родимый мой,
Зачем? Куда заплыли вы?
В какой неведомой скандально пьяной мгле?
Под парусом несчастия кобыльева
Вином оправдывали
Бунт на корабле?

Лицом к лицу
Любовь не разглядели,
Но продолжали, несмотря на страх,
Беспомощно искать её в борделе,
А находили лишь в своих стихах.

Я отпускаю вас.
За всё меня простите.
Дай Бог прожить вам много светлых лет!
Вы мне когда-нибудь хоть строчку напишите,
Известный мой,
Талантливый поэт.

Франц Кафка. Живее живых.

Что мне дано? Писать в какую тьму?
Наверное, уже я не пойму…

В груди моей венком из алых роз
Зловеще расцветал туберкулёз,
И я отчаянно массировал виски
Выкашливая эти лепестки.

В чём убеждался я? В абсурде дней?
В желании не обладанья Ей?

Излитая на тысячах листах,
Любовь моя, от пылкости устав,
Горела письмами в заре каминных плит,
Предотвращая свой предсмертный флирт.

В слепящем откровенье высших сил
Что я в себе, как истину, открыл?

Что мерою божественным вещам
Является желание мещан:
О милосердии мечтая, наяву
Убив гуся, зажарить к Рождеству?

Каков он будет, тот последний шаг?
И как его придётся завершать?

Не избежать проклятия отца.
Ко сну клонясь, в предчувствии конца,
Бегу я – за полночь проснувшимся в поту –
Разбиться головой о пустоту.

Фёдору Сологобу.

Губ ваших соло,
Фёдор Кузьмич, –
Чуткого слова
Горестный клич.

Тайной завесой
Вглубь проросло
Мелкого Беса
Крупное зло.

Помните место:
Страха причал –
Чорт здесь, известно,
Вас укачал.

Бешено, в мыле,
Рвясь через рвы,
Там/к и открыли
Истину Вы:

Жизнь безоглядна
К хрупкости воль.
Как же понятна
Слов ваших соль…

Венедикт Ерофеев. Москва – Петушки.

Говорят все: Кремль (снова Кремль!). Сколько раз нащупывал я дно, –
О, тщета! О, эфемерность темы! Как направо – Курский, всё одно..
От рассвета до открытья манны Ангелы Господни берегут
Сиплых душ нелеченые раны, хересом промачивая грудь.

В восемь и шестнадцать на перроне, отправляясь в пропасть налегке,
Беззащитно неопохмелённый, чемоданчик я сжимал в руке.
Две «Российской», столько же «Кубанской». И ещё креплёное вино –
«Не нужны стигматы, но желанны» – пей, пока холодное оно.

Серп и Молот. Я, конечно, выпил. Трепыхнулось сердце в небеса,
Словно над болотом взмыло выпью. Унеслось проведать чудеса,
Тамбура бескрайние границы. Возвратилось. Я вошёл в салон.
Встретили нахмуренные лица: всё один и тот же страшный сон?

Чухлинка. И весть пошла наружу. Рёк бы, да по скромности не стал.
Бутербродом заарканил душу. Усмирил бытийный свой оскал.
Оглянулся. Два мордоворота разливали «Свежесть» под укроп,
А над ними деликатный кто-то оттирал от нимба мокрый лоб.

Кучино. Близка моя царица. Ангелы застенчиво жужжат:
Рыжая нахальная блудница не познает Венечкин разврат!
Ангелы! Да как вы не поймёте? Я доеду, я не пьян пока…
43-ий проезжаем вроде? К Храпуново тянется дуга.

Ах, тридцатый тот глоток некстати, задышать как будто не даёт,
Ждёт меня дитя, да Бога ради, отпусти, прошу, Искариот!
Я везу ему гостинец мятый: горсть орехов и конфет кулёк –
Это ли тебе совсем не свято? Это ли не мне теперь зарок?

Почему мы движемся обратно? Почему Покров левее, тварь?
Петушки? Бессмысленно и ватно выхожу под сгорбленный фонарь…
В восемь и шестнадцать рано утром, я же помню, точно выезжал,
Отчего ж луна на небе мутном предлагает выпить мне бокал?

Четверо. Бегу от них что мочи. Как заметно выросли дома.
Горло от предчувствия клокочет, мысли вытрясает из ума.
Сердца завершается кипенье, стал тяжёлым у грудины крест:
Не было вершины и паденья. Был всё тот же отмерший подъезд.

Евгений Весник

Пошёл я из этой жизни…
Чего там теперь стреляться?
О том, что меня загрызли –
Расскажет душа паяца.

Вселенной счёт неизвестен,
Но времени будет ясно:
Скончался Евгений Весник –
Ребёнок проснулся в яслях.

Достоевский Фёдор Михайлович

Говорят, что каторжный звон цепей
Приведёт непременно к Ницше,
И рулеткой откликнется тебе
В Баден-Бадене или Ницце.

Совершенно мир в душе обездоль –
Красоту же с тобой подучим…
Хорошо быть падающей звездой,
Или просто болеть падучей.

Владимир Ильич

Кому герой, кому большой злодей,
Создатель нового в истории закона,
Оставивший полмира не у дел,
Теперь, египетским подобно фараонам,
Улёгся горевать свою печаль:
Намакияжен криво, в пиджачишке куцем…
Возмездием ему – на лбу печать:
«Лишён возможности в гробу перевернуться».

Михаилу Кузмину

       На «Форель разбивает лёд» 1929 г.

Задумчиво и прекрасно
Форель разбивает лёд.
По кровоподтёкам ясно,
Что им не поможет йод.
Прижечь бы устами раны,
Зубами хрусталь кроша…
Но позднее слишком рано
Стихам отсчитало шаг.
Диковинной чешуёю
Строка вдалеке блеснёт.
Сегодня – к картошке с солью
Форель одолеет лёд.

Леониду Губанову

А если резать – проще по живому,
Чтоб мясо мысли вымарало скатерть,
И в алый парус надышать Житомир
По вене рек пустив прощальный катер.

А если полюбить – то захлебнуться
Притоком крови к бешеному слову!
Чтоб хлынуло из горла всё до унций
Копившееся: доброе и злое.

А если разбиваться – только насмерть!
Всё лучше, чем по мелочам колоться..
От сырости не подхватить бы насморк
На дне у неприметного колодца.

Сломанная стрела (реж. Джон Ву. Жанр – экшн)

       Мне мил – из оловянной тучи
       Удар изломанной стрелы…

       Владислав Ходасевич

… Добро – на расстоянии удара… –
Где в пыльных книгах мысль сию прочесть?
Есть некая особенность у дара –
При жертвах всех учесть показ про честь.

Борьба за мир ужасна и жестока:
Том Круз – малыш, однако, вы же – Ву…
Экранная насилует жесть око, –
Но до конца просмотра выживу.