Горький мёд лихолетий, или Поколение void

(на чтение потребуется 1 час 15 минут)

 

 

 

Прохладный сентябрьский ветерок растрепал модную причёску за рубль тридцать, выстраданную накануне – пришлось час просидеть в очереди. С плакатов над входом в школу смотрели привычным строгим взглядом члены Политбюро во главе с Константином Устиновичем Черненко.

Девятиклассник Николай Кондрашов стоял на троллейбусной остановке после первого учебного дня. Настроение было отличное, погода тоже налаживалась – дождик, слегка испортивший торжественную линейку перед уроками, закончился и выглянуло солнце. Рядом топтался одноклассник Иосиф Росман – маленький черноволосый паренёк; он что-то тараторил про неудобства нового расписания занятий, но Коля его не слышал. Несколько дней назад Кондрашову исполнилось шестнадцать, и родители, специально приехавшие на день рождения сына из Алма-Аты, подарили ему спортивный велосипед. Он мечтал о мопеде, однако мама, напуганная разговорами об авариях, настояла на более безопасном варианте. Но и этот подарок необычайно обрадовал именинника: старенький «Орлёнок» уже дышал на ладан и новый велосипед был как нельзя кстати. Об этом и думал Николай в ожидании своего троллейбуса, а ещё о том, что в предстоящие выходные поедет на дачу, где и опробует двухколёсного друга на всю катушку.

От радужных мыслей его отвлекла только что подошедшая к остановке девушка в чёрном костюме и белой блузке. Строгий наряд плохо сочетался с милым юным личиком, но девушка всем своим видом старалась казаться как можно взрослее.

– Училка младших классов, – прокомментировал Йося, заметив живой интерес друга. – Новенькая. Только что после педучилища. – И со знанием дела заключил: – Совсем ещё зелёная.

– А ты откуда знаешь? – удивился Николай. – Когда успел разнюхать?

– Да я вчера её в учительской встретил, когда заходил глянуть на расписание. Директриса её долго мурыжила.

В троллейбусе Йосик продолжил заунывное бурчание, а Коля всё чаще поглядывал на молоденькую учительницу, а она, явно чувствуя эти дерзкие взгляды, обильно краснела и отворачивалась к окну. Кондрашов был симпатичным парнем и пользовался успехом у одноклассниц, вот только они его не слишком привлекали. Не то чтобы девушки вообще не интересовали Николая; как и все ребята в его возрасте, он обращал внимание на красивых женщин, любовался фотографиями известных актрис, живо обсуждая пикантные подробности, а вот в сверстницах упорно не замечал стремительно созревающей женственности, быть может, оттого, что слишком привык к однообразным коричневым платьицам и пока ещё не мог разглядеть за безвкусной школьной формой уже вполне аппетитное содержание.

До седьмого класса Коля жил в военном городке недалеко от Алма-Аты, где служил его отец, но родители мечтали, что в скором времени сын станет студентом ленинградского вуза и, чтобы приблизить мечту к реальности, отправили его к бабушке – в город над вольной Невой.

 

Дни полетели, словно листья с деревьев, и накануне осенних каникул классный руководитель – физик Анатолий Петрович, лысоватый мужчина средних лет, – сделал после уроков объявление:

– На каникулах планируется пятидневная поездка в Таллин. Желающие могут подойти записаться. И сдать до отъезда по три с полтиной. Так что сначала с этим вопросом, будьте добры, к родителям.

– Ты поедешь? – неуверенно спросил Йося, обращаясь к сидящему рядом Кондрашову.

– Пока не знаю. Наверное. А что?

– Если ты поедешь, тогда я тоже.

Росмана в классе недолюбливали, причём без явных на то оснований: то ли из-за высокой успеваемости и заискиваний перед учителями, то ли из-за присущего ему чрезмерного занудства. Следует сразу оговориться, что к национальному вопросу это не имело никакого отношения, поскольку добрая четверть класса состояла из лиц еврейской национальности. Только Николай относился к однокласснику лояльно, а однажды даже заступился за товарища, которого уже собирались поколотить, заподозрив в стукачестве. С тех пор в школе Йося не отходил от Кондрашова ни на шаг, что тот, в свою очередь, терпеливо сносил, несмотря на насмешки острословов.

В день отъезда, как назло, похолодало. Уже возле автобуса Анатолий Петрович представил свою коллегу:

– А это Алина Сергеевна – педагог начальной школы и моя помощница в предстоящем путешествии, прошу любить и жаловать. – И, словно оправдываясь, с улыбкой добавил: – Мне одному с вами, балбесами, не совладать.

Возле автобуса появилась она – миниатюрная красавица, с которой Николай с замиранием сердца почти каждый день возвращался в одном троллейбусе из школы. Он специально старался так подгадать время, чтобы оказаться рядом с ней на остановке. Девушка смущенно кивнула, как бы в подтверждение слов старшего преподавателя, и, поправляя шарфик, пододвинула свою большую сумку поближе к двери автобуса.

Коля застыл на месте, не спуская глаз с юной учительницы, и только лёгкий толчок в спину заставил его вернуться с небес на землю.

– Ну чего заснул, Кондрашов?! – ревниво вспылила Людка Нефёдова, первая красавица класса, заметив и раскусив замешательство Николая. – Давай, проходи в автобус, не задерживай народ.

 

Гостей из Ленинграда разместили в старой таллиннской школе. В двух больших классах на разных этажах сдвинули парты и приготовили раскладушки. Девочек поселили на втором, а мальчиков – на третьем этаже. Раскладушки преподавателей поставили поближе к дверям, чтобы исключить несанкционированные ночные вылазки детишек, которых можно было так назвать разве что с определённой долей иронии: сняв школьную форму, девятиклассники, а особенно девятиклассницы, и выглядели старше, и держаться старались соответственно.

Первый день огорчил затяжным дождём; непогода заставила гостей тщательнее обследовать школьные помещения. К счастью, спортзал оказался открытым и, разбившись на две команды, ребята до самого вечера гоняли мяч, а поужинав, без задних ног завалились спать.

Несмотря на мрачный прогноз, погода на следующий день наладилась, и вся группа отправилась знакомиться с достопримечательностями города, коих было немало. В планы входило ещё и заглянуть вечером на дискотеку, организованную в эти дни райкомом комсомола в ДК недалеко от школы, но сил уже не оставалось, а вместе с силами иссякло и желание. В итоге решили на третий день не слишком увлекаться экскурсиями, чтобы хватило энергии на танцы и сопутствующие развлечения.

К дискотеке готовились с особым рвением. Девочки достали духи и помаду, мальчики примеряли что-нибудь помоднее из того, что было с собой. И вот к семи часам вечера весёлая компания – все, за исключением Йоси Росмана (он был не любитель шумных гулянок), дружно влилась в ряды танцующей молодёжи. В огнях цветомузыки мелькали руки, плечи и головы раскрепощённых прибалтийских ребят. Мощный звук, выдававший наряду с высокими непривычно брутальные низкие частоты, поражал не только децибелами, но и безупречным качеством, чего никогда не было и не могло быть на школьных дискотеках из-за отсутствия достойной аппаратуры.

– Коляныч, мы тут скидываемся по рублю, – прокричал Витька Липатов прямо в ухо Кондрашову, извиваясь под зажигательную композицию на эстонском языке. – Ты как?

Коля порылся в кармане и достал мятую купюру:

– Само собой, Витёк.

Собрав нужную сумму, Витька незаметно проскользнул к выходу, а уже через пятнадцать минут появился снова, прикрывая курткой заткнутые за пояс бутылки портвейна. На дискотеке работал бар, точнее некоторое его подобие, но цены на рислинг и коктейли там были заоблачные, да и спалиться перед Лысым Толиком – так за глаза называли «классного» – было проще простого. Липатов махнул Николаю, зазывая в узенький коридорчик, ведущий к туалету.

– На, давай сразу четверть банки, чтобы лишний раз перед Лысым не светиться, – проинструктировал Витька и с открытым ртом вылупился на Кондрашова, вливающего в себя тёмную бодрящую жидкость.

– О! И глаза сразу заблестели как надо, – подметил Липатов, принимая бутылку от Николая и передавая её следующему участнику этого ритуального действа.

Вино резко ударило в голову, и музыка зазвучала уже как-то по-другому, словно проникая в кровь вместе с хмельным зельем. Коля вдруг ощутил себя совсем взрослым, уверенным. И тут он заметил танцующую неподалёку Алину Сергеевну.

«Как же она здорово танцует, – подумал Кондрашов и уже не смог отвести от неё глаз. – Наши девчонки просто дёргаются в конвульсиях по сравнению с ней. До чего же она хороша!».

Позже он узнает, что молодая учительница серьёзно занималась танцами, а пока он продолжал оставаться в плену её грации, её красоты и сексуальности.

 

Откуда ни возьмись рядом с Алиной появился Анатолий Петрович. Он неуклюже кривлялся возле изящной коллеги, время от времени отсвечивая своей лысиной, и что-то увлечённо рассказывал девушке. Затем он взял её под руку и повёл по направлению к выходу.

Кровь ударила в голову Николаю, и он, словно зомби, последовал за учителями.

– Ты куда, Кондрашов?! – возмутилась Людка Нефёдова, преграждая ему путь. – Анатолий Петрович сказал, чтобы не позже одиннадцати все были в школе.

– А сам он куда? – недовольно поинтересовался Коля.

Людка улыбнулась, вульгарно обнажив красивые белые зубы, и, приобняв одноклассника, почти касаясь его уха обильно напомаженными алыми губами, произнесла:

– А ты что, маленький что ли? Повёл педагогический опыт передавать. Наверное.

Людка громко засмеялась, а Николай, убрав её руки, устремился к выходу. Выскочив на улицу, он едва успел выхватить взглядом уходящую за поворот пару. Сердце бешено билось. Добежав до поворота, Кондрашов увидел, как Лысый заводит Алину в маленький ресторанчик или кафе в квартале от дома.

Около часа Коля возбуждённо мерил шагами мостовую рядом с заведением, в которое зашли учителя, – от одного угла к другому и обратно. Он уже изрядно замёрз, и если бы не ударная доза портвейна, ему пришлось бы совсем туго.

Вдруг дверь ресторанчика распахнулась и из неё выбежала Алина Сергеевна. На её лице читалось негодование. Следом за ней выскочил и Анатолий Петрович. Он хватал девушку за локоть и кричал нелепые оправдания, срываясь на фальцет:

– Аля, прости, ты не так поняла!

– Пустите, Анатолий Петрович! Зачем вы так? Как вы можете мне такое предлагать?! – возмущалась она. – Оставьте меня в покое!

Девушка ускорила шаг, отбивая каблучками чечётку, и вскоре скрылась за поворотом, оставив старшего товарища в унизительном одиночестве. Анатолий Петрович стоял посреди улицы с опущенной головой; вид у него был жалкий, если не сказать несчастный. Постояв так пару минут, он погладил ладонью лысину и, повернувшись, побрёл обратно в ресторан.

Эту сцену Николай наблюдал из-за стоящего у тротуара «рафика», удачно припаркованного недалеко от входа в заведение. Он конечно же понял намерения классного, и сначала возмущению юноши не было предела, но потом вспомнился жалкий вид незадачливого ухажёра и приступ негодования затих. Возвращаться на дискотеку не хотелось, и, прогулявшись по округе, Кондрашов направился в сторону школы.

 

Он блуждал по тёмным школьным коридорам, а в его голове роились самые разные мысли: от воспоминаний о недавней велосипедной прогулке на даче до только что произошедшей неприятности возле таллиннского ресторанчика. Дверь в спортзал была приоткрыта, и Коля тихонько зашёл внутрь. В стороне возле брусьев стояла девушка; полная луна в огромном окне, завешенном сеткой, освещала её точёную фигурку. Он так же тихо подошёл к ней, а она вздрогнула, услышав шаги только тогда, когда парень был уже совсем рядом.

– Коля? – испуганно спросила она. – Почему ты здесь?

Алина Сергеевна повернулась вполоборота, и на её щеке блеснула слеза.

– Так… Не знаю. Просто…

Неведомая сила толкнула Николая вперёд, ещё ближе, и руки плавно опустились на её плечи.

– Ты что? – вскрикнула девушка, но его рук не убрала.

В этот момент он чувствовал нечто особенное, доселе неведомое ему: нежность, переполняющая душу, слилась с магией сексуального притяжения в едином неудержимом порыве. Приятное тепло в животе усиливалось и вскоре разлилось по всему телу. Демонический коктейль чувств переполнял его уже настолько, что всё дальнейшее происходило как бы само собой.

Это был первый в его жизни настоящий поцелуй – глубокий и влажный, тоже случившийся вроде бы сам по себе – без прелюдий и объяснений – естественный, как вдох и выдох. Молния на брюках натянулась, словно тетива лука, сплетение рук и снова поцелуи. И вот сброшены одежды, и её громкое дыхание – всё это до мельчайших подробностей вопьётся в его память навсегда. Уже после, лёжа на спортивных матах, он не ощущал ни трёхлетней разницы в возрасте, ни того, что свершилось нечто неблаговидное; лишь океан счастья вокруг, и он купался вместе с ней в этом океане при свете таинственной, завораживающей луны.

Утро началось с переполоха. Девчонки, прибежавшие из своей комнаты с запиской от Алины Сергеевны, поведали, что учительница ранним утром уехала в Ленинград из-за каких-то невероятных обстоятельств.

Анатолий Петрович, держась за больную после вчерашнего голову, ходил по классу подавленный и совершенно разбитый. Бедняга! Он принял неожиданный отъезд коллеги на свой счёт и искренне переживал по этому поводу.

Так случилось, что Николаю было не суждено увидеться с Алиной Сергеевной и после каникул. Долгое время он кружил возле учительской, заглядывал в класс, где бесились первоклашки, но только спустя несколько дней выяснилось, что учительница уволилась, проработав всего лишь одну четверть. Кондрашов тогда не мог знать, с какими административными трудностями было сопряжено увольнение молодого специалиста. Впрочем, Коля не догадывался и о том, что именно он и та ночь в спортзале таллиннской школы стали причинами её внезапного бегства.