Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Для Гайды, очаровательной семнадцатилетней девушки эти слова прозвучали как смертельный приговор. Смертельный ужас читался в каждой черточке ее юного личика. Она жалобно всхлипывала и не спускала умоляющего взгляда с дочери Ашинаса.

– Умоляю, госпожа, заклинаю тебя Аллахом, спаси бедную Гайду! Не то он убьет меня!

Утруджа покачала головой.

– Когда-нибудь, о Сахир, настанет день, и я с радостью полюбуюсь на твои мучения! А сейчас я забираю эту девушку с собой!

Она с надменным видом повернулась к нему спиной и сделала шаг в сторону дверей. Но с десяток гаремных слуг незамедлительно преградили им путь к выходу их гарема. Их мишенью была не хозяйская дочь, а ее слуга с наложницей. Рабы Утруджи в ответ выхватили из своих ножен мечи, и неизвестно, чем бы это все закончилось, если в это критическое мгновение дворец Ашинаса не огласился бы радостными криками.

– Повелитель вернулся! Война окончилась!

Стоявшие гурьбой на балконе наложницы дружно и громко заулюлюкали.

Отец вернулся! Утруджа от радости аж подпрыгнула. И помчалась встречать его. Закия и слуги последовали за ней подобно ее второй тени, не забыв захватить с собой и Гайду. Сахир заскрежетал зубами, но остановить их не посмел.

Пройдя сквозь анфиладу пышно убранных комнат и ветвистых коридоров, Утруджа оказалась на мужской половине дворца, куда женщинам вход был настрого запрещен. Но этот запрет, конечно же, не касался любимой дочери Ашинаса.

Выбежавший из глубины покой черный, как сажа, раб-нубиец сказал, что господина Ашинаса нет здесь.

– Отведите Гайду в мои покои и попросите кормилицу заняться ее ранами, – приказала девушка слугам, все еще сопровождавшим ее, а сама немедля направилась в большую двухъярусную залу с тронной лоджией, где ее отец обычно принимал гостей и пировал с ними. Но и там не было ни единой души.

«Быть может, он прямиком в сад направился? И ждет меня там?» − и с этими мыслями она радостно подбежала к широкой и тяжелой деревянной двери, находившейся в дальнем углу зала.

Эта дверь выходила в огромный, ухоженный сад с высокими финиковыми пальмами, с множеством беседок, фонтанов и сотнями цветущих розовых кустов.

– Ах, госпожа, да разразит гром этих ленивых слуг! Как можно вам самой такую громадину открывать! А я на что?! − и Закия с усердным видом распахнула одну половину двери, которая, впрочем, до странности легко открылась перед ними.

Утруджа сделала стремительное движение вперед, как вдруг перед ней неожиданно предстал высокий, широкоплечий и статный мужчина в воинском одеянии.

– Ой! – испуганно вскрикнула дочь Ашинаса, и, не удержав равновесия, споткнулась и упала прямо в объятия незнакомца, крепко обвив его руками за шею.

Закия после с пеной у рта утверждала, что юноша несколько секунд спустя тут же разжал свои руки, осторожно опустив дочь Ашинаса обратно на землю. Но для Утруджи эти мгновения показались вечностью, наполненной не познанной ею доселе сладостным блаженством. Впервые в жизни к ее телу прикасались мужские руки. И ощущения от этого прикосновения оказались настолько мощными и приятными, что она бесстыдным образом позабыла о всяких приличиях и даже не попыталась отстраниться. Сердце девушки бешено заколотилось в груди, когда она подняла голову и встретилась глазами с незнакомцем.

Он был хорош собой – высокий, открытый лоб, прямой нос с легкой горбинкой, четко очерченные скулы и губы, округлый, сильный подбородок и темно-каштановые, слегка вьющиеся волосы, достигавшие ему до плеч. Но его лишенные и тени приветливости широко расставленные темные глаза смотрели холодно, даже враждебно, словно стоявшая перед ним девушка в чем-то перед ним провинилась.

Утруджу словно обдало ледяными брызгами. Поспешно вскинув руки и прямо-таки сгорая от запоздалого стыда, она спрятала свое зардевшееся лицо за рукавом платья. Ледяное выражение на лице незнакомца сменилось еле заметным смущением. Что-то невнятно пробормотав, он вдруг попятился и, круто повернувшись, скрылся среди деревьев, как некое видение, словно его и не было тут.

– Госпожа, − вкрадчиво прошелестел над ухом Утруджи голос Закии, − поспешите вернуться в ваши покои, пока нас никто не видел, а то не избежать вам неприятностей. О, аллах, какое счастье, что никого не было поблизости!

Служанка была права. Женщинам строго воспрещено показываться без покрывала перед чужими мужчинами. А чтобы ответила дочь Ашинаса своему отцу, увидь он ее в объятиях того юноши? Докажи потом, что это произошло нечаянно. Все это Закия с мудрым видом втолковывала госпоже, ведя ее обратно на женскую половину дворца. И что странно, Утруджа ни единым словом не пресекла ее болтовни. Будто онемела.

Многие юноши из знатных и богатых семей пытались добиться ее руки и сердца. Но отец девушки отказывал им всем без разбора. Никто, и в том числе и Утруджа, не могли понять причин его столь странного поведения. Девушек выдавали замуж не то чтобы в юном, а и в детском возрасте, начиная с семи-девяти лет. Незамужняя девица годков семнадцати-восемнадцати уже считалась по тем временам «засидевшейся в невестах», «несчастливицей».

В народе поговаривали, что Абу Джафар Ашинас, не имея иных детей, боялся расстаться со своей единственной дочерью. Самые злые же языки утверждали иное. Главный хаджиб, говорили они, поджидает более крупную добычу, чем эмир из мелкой провинции или богатый сын купца.

Как бы там ни было, но, как и у всех других девушек и женщин, Утрудже не оставалось иного выбора, как лишь покорно ожидать своей участи. Она могла прочитать хоть все книги на свете и завоевать всеобщее уважение своим умом и образованностью или жить, утопая в роскоши и богатстве, но все равно не имела права распоряжаться собственной судьбой. И ей частенько приходилось в душе сожалеть о том, почему Всевышний не создал ее мужчиной.