Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Выбирая богов, мы выбираем свою судьбу.

 

            Вергилий

 

 

Отныне уже бывший эмир Минкиджавр аль-Фергани лежал в пыли, у ног своих победителей. Такое ему и в самом страшном сне не могло присниться. А его собственные рабы в это время со смехом тыкали связанное и брошенное лежать на голой земле тело господина носками своих грязных сандалий.

– Гляди, гляди, еще и артачится!

– Да покарает тебя великий Аллах адскими муками! Я буду молиться об этом дни и ночи!

– Эх, Абидин, адские страсти оставь на потом! Если Аллах услышит прежде не твои, а мои молитвы, то повелитель правоверных скормит этого изверга диким львам!

Минкиджавр злобно заскрипев зубами, перевернулся на спину. Сколько же времени он провел в этом положении? По-видимому, достаточно долго, судя по тому, как тяжко ныли кости во всем теле и протяжно болела опухшая от ран голова.

– Проклятые, мерзкие сыны иблиса! Освободите меня немедленно, а не то вам всем конец! – прошипел он, силясь приподнять окровавленную голову, и диким взглядом кося заплывшими от громадных синяков глазами, в сторону стоявших рядом воинов.

– А ты нам взамен матушку свою подаришь на эту ночь?

Минкиджавр судорожно вздохнул и замолчал. И начал мрачно припоминать события последних прошедших недель вплоть до дня своего коварного пленения.

После неудачной осады города Ардебиля он с маленькой кучкой все еще преданных ему людей засел в одной премиленькой горной крепости, спасаясь от гвардейцев Буги аль-Кабира, направленых халифом на его поимку. Крепость служила надежной защитой эмиру Минкиджавру. Она располагалась на самой вершине высокой скалистой горы, и подступиться к ней было делом почти невозможным. Лошади и метательные орудия на единственной узкой тропе, ведущей к крепости, срывались в гибельную пропасть, и вражескому войску не оставалось ничего иного, как дожидаться добровольной сдачи осажденных ими людей. В крепости было достаточно продовольствий. На целый год. В подвалах вместе с запрятанными сокровищами хранились огромные запасы оружия. Вот только время тут тянулось довольно монотонно, сдобренное разве что вечерними пирушками с вином, но без женщин и радостей любви. А к подобным неудобствам эмир и его разбойники были совсем непривычны. Минкиджавр храбро терпел и надеялся на скорую помощь от Мазйяра ибн Карина. Он не знал, что посланный им к табаристанскому царю гонец, был перехвачен по дороге гвардейцами генерала аль Буги. Но самое страшное произошло этой ночью.

Воины Минкиджавра совершили предательство, открыв крепостные ворота и выдав его, пьяного и полусонного, одному из молоденьких желторотых подчиненных Буги аль-Кабира.

Теперь эмир лежал на обочине тропы, неподалеко от крепостных ворот, униженный и избитый, в пыли и грязи, как безродная тварь, и чувствовал себя хуже некуда. Как они могли предать его после всего, что он для них сделал?! Делился с ними каждым награбленным куском, не брезговал есть с этими отродьями из одного котла во время охот за проезжими купцами. Вот она, неблагодарность человеческая!

Но ничего! Афшин непременно поможет ему выбраться из этой заварухи. И тогда все эти гнусные черви упадут в ноги Минкиджавру и станут молить о пощаде! Но простит ли он их? И Минкиджавр с ненавистью покосился на своих бывших сотоварищей, весело и беззаботно болтавших о чем-то у костра с гвардейцами Буги аль Кабира.

Из широко распахнутых крепостных ворот выехала запряженная мулом повозка. Затем еще одна повозка, и вторая, и третья. И потянулся длинный и нескончаемый ряд десяток повозок, нагруженных тяжелыми сундуками с золотом и драгоценными камнями.

Минкиджавр изо всех сил старался не зарыдать. Уплывает его несметное богатство, его удача, его золото! По обезображенному кровоподтеками худощавому лицу эмира потекли жгучие слезы. Но он не ведал о том, что черная полоса для него только еще начиналась! Как не знал и царь Мазйяр о том, что произойдет с ним в горах во время охоты на диких газелей.

Но прежде чем продолжить разговор о них, перенесемся ненадолго в Самарру, во дворец Афшина, который метался в это время по своим покоям, как встревоженный лев по клетке.

– Горе мне! О горе мне!

Халиф аль Мутасим на сегодняшнем приеме лишил его звания главного сипахсалара и отстранил от командования личной халифской гвардией. Этого удара Афшин никак не ожидал получить. Как гром с неба прозвучал для него голос визиря Мухаммада ибн Зийята, его заклятого врага, когда он прочитал вслух в присутствии всех придворных фарман повелителя верующих. Позором, крахом, смертью была пронизана в том фармане каждая строка.

Халиф аль Мутасим Биллах являлся господином одного из могущественнейших государств мира. Эта огромная по своей территории мусульманская страна с ее непобедимой военной силой и неисчислимыми богатствами наделила его безграничной властью. Что мог поделать против великого халифа князек маленькой, горной страны? Ничего, но если вспомнить притчу о слоне и мыше, для опасений были свои основания. Афшина любило войско, и многие тюрки-военначальники были преданы ему всей душой. Этот факт, в конце концов, вызвал страх и ревность у халифа и его окружения.

Следующей причиной падения престижа Афшина послужил арест Минкиджавра ал-Фергани. Халиф открыто обвинил своего главногокомандующего в том, что он знал о найденном Минкиджавром сокровище Бабека, но скрыл от него. Настало время прощания с бывшим героем халифата.

Зашелестели полы шелкового платья, и в комнату с удрученным и расстроенным видом вплыла жена ибн Кавуса. Некогда она считалась необыкновенной красавицей, но года праздной жизни и многочисленные роды наложили свой отпечаток на лицо и фигуру этой гордой, высокомерной, тридцатипятилетней женщины.

Широкий золотой пояс, отделанный жемчугом, туго сжимал полную талию Рошни, все еще пытавшейся придать своей фигуре былую грациозность.

– Господин мой! О муж мой! – заломив руки, унизанные тяжелыми сапфировыми браслетами, запричитала она. – Ты обязан спасти моего бедного брата!

– Ну вот, начинается! – и Афшин помрачнел, как туча перед грозой.