Обратный отсчет

Обратный отсчет

Никто не успеет ни дернуть шнур, ни выдавить с силой стекло
Всем опоздавшим на этот поезд немеряно повезло.
В этом аду всего два пассажира считают до десяти.
Девять – они на вершине мира.
Восемь – они в пути –
Взявшись за руки, до поворота – можно поцеловать?
Он взволнован. Она не против.
Семь. Шесть. Пять.
Он впервые в ее квартире. Она говорит – “замри”.
Они раздеваются – это четыре.
И одеваются – три.
Двадцать месяцев длится лето, кругом идет голова.
Потом становится меньше света.
Осень, и это – два.
Она считает мелочи важными, он с ней все чаще строг,
Черная кошка бежит по каждой из тысячи их дорог,
Он разбивает зеркало в ванной, она рассыпает соль.
Один – им хочется выть и плакать.
Потом не хочется.
Ноль.
Горит обшивка, стучат колеса, дым горчит как полынь.
Ему – хоть в пекло из этой осени. Ей – хоть в петлю.
Аминь.

Вокзалы

Он не разбил мне сердце – зажал в горсти.
Держал меня за веревочку и отпустил.
Из меня хреновая Даниэла Стил –
я просто пишу посты.

И пока он держит сердце мое в руках,
я не касаюсь земли – пуста и легка.
И, если честно, мне абсолютно никак –
осознание тупика.

Рельсы сегодня свернулись из линии в точку
города-рая, в котором он этой ночью
может быть с кем-то, а может быть в одиночку
– не пишет ни строчки.

Эти вокзалы меня похоронят заживо.
В первый же день, как только узнаю важное –
то, о чем и в молитвах своих не скажем мы –
нас же потом и размажет.

Мне бы сползти по стенке, петь-говорить
надрывно, отчаянно: жалит, печет, горит.
Но сердце мое у него – пустота внутри.
Я могу только курить.

* * *

Остается встретить тебя и спросить: Ну как?
Как тебе греется не в моих руках?
Как тебе естся не с моего стола?
Любит ли она так, как я не смогла?
Как там вообще дела?

У меня все по прежнему – я просыпаюсь одна,
Каждое утро себя достаю со дна.
Во сне вода, сожженные города,
Вязких слов бессвязная ерунда…
Возвращаться некуда, в никуда.

Ко мне иногда приходит чувак в плаще.
Похоже, ему на все наплевать вообще –
Он пьет свой коньяк, прослушивает CD,
Он говорит мне: хочешь идти – иди,
Но помни, я – позади.

Он улыбается, курит, смотрит в окно,
Ему уже несколько тысяч лет все равно.
Сегодня никто не умрет – у него выходной,
Он говорит: я однажды приду за тобой,
Заберу домой.

Я у него не спрашиваю “когда?”
В глазах моих пусто, сердце мое во льдах –
Мне в общем-то безразлично, тут или там.
Я готова и в рай, и ко всем чертям,
Но тебя я ему не отдам.

Заложники тайного смысла

Слоник и бегемотик – уставшие рыцари
Родом из детства, заложники тайного смысла.
Знамена потрепаны, их амуниция выцвела,
Над Фландрией солнце безжалостное повисло.

Слонику и бегемотику некогда плакать,
У них есть цель и ножи кустарной работы,
Еще они знают песню про “аты-баты” –
Нелепая, смелая, трогательная пехота.

Им нужно убить наследника, злого принца
И выстоять после бесстрашно три ночи у гроба.
Они не сдаются и действуют строго по принципу:
Ноги держать в тепле и глядеть в оба.

Ну как же ты им объяснишь, что давно уже вырос?
Они же твой флаг берегут как зеницу ока…
У тебя на работе серость, за окнами – сырость,
И город – сплошное сталинское барокко.

У тебя там новая жизнь и другие цели –
Ты постигаешь дзен и целуешь девочек,
Сводишь балансы, летаешь в Пекин и в Дели.
Все остальное – глупости, блажь и мелочи.

Пока ты играешь с клиентами в “верю-не-верю”,
Мечтая о пиве с друзьями и сытном обеде,
Слоник и бегемотик стоят за дверью,
Ждут и гордятся ненужной тебе победой.

* * *

Она заполняет пепельницу,
воюет с мельницами.
Угли в ней еще теплятся,
но чем дальше, тем меньше верится.
Под утро она уходит, садится в такси, думает:” Боже, как ты красив…
Ну же, ну попроси,
и я останусь еще на минуту длиною в жизнь”.
Он думает: “Отвяжись”

Девочки

Ты куришь свой честер, живешь от случая у случаю. Девочки не остаются – уходят к лучшим. К тем, чьи ЖЖ не так интересны, и сами они недоперчены, пресны, но девочки греют в кроватях место для них – хотя они просто “вместо”.

Ты слушаешь лаунж, ждешь своего озарения. Девочки не остаются – они мгновенные
снимки, которые после идут по рукам (лишь бы только не ждать твоего звонка) и оседают в темных глубоких карманах
тех, кто живет пока
крутится их реклама.

Ты пьешь свое пиво и жизнью доволен вроде. Девочки не остаются – они уходят. К тем, кого хватит по крайней мере до завтра – их имена заучивают как мантру, чтобы не звать тебя шепотом непроизвольно.
Девочки не остаются – с тобой им больно.

* * *

Когда ты захлопнешь свой мир, уходя в другой,
Оставив ключи под ковриком или вахтерше,
Мой утренний кофе вдруг станет немного горше
И пальцы сведет отчаянной судорогой.

А дальше все по привычке – светла и легка,
Я буду все также кидать тебе ссылки в аську,
Боясь дописать даже обыкновенное “здравствуй”,
Не то что больное “люблю тебя, дурака”.

– Твое бессмертие в памяти тех, кого не знал –
Я останусь началом лета, карамельными сигаретами. Клубничным запахом, девочкой без лица, твоими пальцами в моих волосах. Разлитым абсентом, необратимостью дня, который когда-нибудь станет частью меня.
Останусь тенью, смотрящей на разноцветные крыши, слушающей, как ты дышишь у моего виска, взлетаеющей выше, чтобы упасть в твой сон, разбиться в нем, раздробиться и превратиться в звон будильника поутру. Я никогда не умру.

* * *

Разрывая молчанье на “до” и “после”,
выдыхаю дым, говорю – все просто.
Не задаю вопросов.
Удаляю снимки – я уже взрослая. Какие, к черту, две половинки?
Сплетение тел и только – режу себя на дольки, дарю себя, угощаю. Я тебе не прощаю классные книги на полках, улыбку, длинные пальцы, смущенное “Хватит на меня пялиться.
Смотри кино.”
Пока за окном
такой долгожданный дождь. Ты не спрашиваешь “еще придешь?”, а только светское “чаю?”. Я себе не прощаю мыслей своих и нежности, делаю вид, что спешу – из вежливости.
Говорю себе “Дура, чего ты ждешь? Иди в этот дождь, прыгай в поезд, езжай домой, улыбайся – расклад простой”.
В окна купе заползает немой рассвет.
В этом море нету моих монет.

Письмо

Когда я пишу тебе «что ты, как ты?» – это похоже на бой контактный для меня, ненавидящей телефон и аську. Я каждый заливаюсь краской, если нужно выдавить «здравствуй»…
Какие еще тебе нужны факты,
чтобы понять – я пишу и дышу в этом бешеном ритме только затем, чтоб ты мог говорить мне – сегодня не лучшее время для встречи, у тебя, мол, большие планы на вечер – целовать ее плечи и скулы на смятой постели, пока она не уснула, и ангелы не прилетели благословить тишину. Я иду ко дну.

Когда я пишу тебе «как ты, что ты?» – это похоже на ноты, брызнутые на лист сумасшедшим Поллоком. Я тащу себя волоком от тебя подальше – как Мюнхаузен за волосы из болота – ну как ты, что ты?

Уберите детей от своих экранов – сегодня я рана
открытая и сквозная. Сегодня я ничего не знаю, кроме губ твоих, кроме шепота – как ты там? что ты там?

* * *

Еще не все, кто хотел, успели –
Дерутся за место в ее постели,
А те, кто уже слетел с карусели,
Сжигать не спешат мосты.

Стоят над пропастью посредине,
Как Отто Юльевич Шмидт на льдине –
Уже ни гордости, ни гордыни,
А только страх высоты.

Так безнадежна ее улыбка –
Ей с ними зябко, с собою – зыбко,
Она утешает “моя ж ты рыбка”
И метит контрольным в висок.

Все здесь вымученное, пустое –
Она стоит многого и не стоит,
Торчит несрубленным сухостоем
От жизни на волосок.

* * *

Магда раздевается, она снимается в порно.
Магда садится на край кровати,
Улыбается виновато,
Смотрит в сторону,
Ждет, когда скажут “снято”.

Магду уже распяли, растянули на дыбе суку
Она постанывает в объектив,
Отмечает – партнер красив,
Но у него холодные руки.
Магде нужно домой к шести.

Оператор – мастер своего дела –
Отдает команды, щелкает кнутом языка.
Магда думает об авансе, ей хочется молока
И отмыться от своего тела.
Магде нужно домой, чтобы ждать звонка.

Он не звонил ей год, но она не склонна
Драматизировать и не считает дни.
Магда – безжизненный злой ледник.
Только вечером, сидя у телефона,
Она надеется – он увидит и позвонит.

* * *

Ты брал все сам, ни о чем не просил, а у меня уже нету сил – отпусти. Дай мне вырасти, дай зажать в горсти сплетение смыслов, пока что ничейные мудрости. Не зови, прости.

Это – слова, а это моя рука – протягиваю ладонь. Жду звонка. Мне не больно пока. Почти. Это просто сон, а во сне – огонь. Я по уши в этом, шепчу – как печет, печет… Ты презрительно кривишься: незачет.

Ты пропустил сорок моих ночей. Думаешь, что ничей. Думаешь, что и она пройдет, но ей
ты уже безраздельно принадлежишь – беги не беги. Молчишь? Я отпускаю все корабли, из пушек – пли! Прощальный салют – смотри. И слушай, как плачешь – там, у себя внутри.