Местные новости 1.1

Ты сбился с ритма, дерзкий вопросительный знак.

Теперь ты пьяно блуждаешь в темноте, нахал, не владеющий рифмой.

Беспардонно являешься там, где тебя совсем не ждут.

И бежишь моих пальцев,

Когда без тебя не обойтись.

Недавно понял: я – единственный термометр, который у меня есть. Правды нет. Как нет холода и жары. А есть только удобная одежда и точные слова. Для меня, для сегодня и для сейчас.

Во времена, когда мне приходилось подпрыгивать, чтобы достать до красной кнопки дверного звонка, я уже точно знал, кем хочу быть. Конечно же, писателем, ну или военным… Осторожный мальчик в коротких шортах из вельвета. Тогда я любил писать письма. Назовем это письмами. Крепко зажмуривался. Как можно глубже залезть вглубь собственной головы. И повторял. Через десять лет мне будет двадцать. Хосподи! Как много-то!!! Но я тогда все равно буду помнить. Себя. Сонное волшебство моего детсадовского двора. Горы терриконов, и Ниагары ручьев. Разбитые коленки моей соседки. Всю убогую роскошь моего крупнопанельного детского жития… Всё: до точки и до капли. Пока еще ничем не разбавленную горечь и сладость. Нечто, которое заставляло давать сдачи, упав, вытирать от кровавых соплей разбитый нос и бежать дальше. Жить. Время добавляет воды, но не новых переживаний.

Вертясь на геморроидальном стуле, закинув ногу на ногу, я пишу новости. Местные новости. Всасывая, один за другим красные честерфилды и щербатые чашки очень плохого, но крепкого кофе. Местные новости. Бытовые убийства и торжественные открытия. В комнате, где я этим занимаюсь, много сигаретного дыма и пятен на стенах. От клавиатуры у меня холодеют ладони. И кажется, горечь во рту уже разъедает зубы.

Нет, я не разоблачаю олигархов, не борюсь с коррупцией, не воюю с чиновниками. Я пишу местные новости. Местные новости похожи на деревья бонсай. Такие же, как в лесу, только в масштабе 1 к 20. Мальчик в вельветовых шортах считает, что это колоссальная дезинформация. И за ней скрыт грандиозный, таинственный и неотразимый заговор. Фальшивая витрина.

Предмет заговора – пустота. Скрыть, замазать, замаскировать, заретушировать то, что воцаряется в наших умах, заливает со стен потолков наши комнаты и связывают нас своими невидимыми путами. Будто бы кто-то украл и продал усталой и старой Европе весь наш молодой zeitgeist. А мы все больше начинаем сомневаться в собственной реальности. Кто-то ищет подтверждения в наркотиках, другие тонут в телевизоре, синтетических слабоалкогольных напитках и растворимом кофе в рабочее время, а третьи просто исчезают, о них говорят просто: «Он уехал работать».

Местные новости – это кляксы Роршаха, они похожи на бабочек или фехтовальщиков, но на самом деле это всего лишь пятна. Местные новости – это пересказ событий, которые ровным счетом ничего не значат. Ничего бы не изменилось, если бы они не произошли. Местные новости неинтересны и несуразны, как вымершие животные. Но они были. И это моя работа.

Шаг назад. Еще один. Пусть это будет дом. Множество пустых комнат, беспорядочное одиночество пылинок разбавленное солнцем. Шкафы, телевизоры. И кровати. Запах чистых простыней свободно несется сквозь широкие проемы.

Или фотоальбом. Самый обычный фотоальбом. Ну, вы знаете, китайский, с нелепым щенком или букетом на обложке. Фотоаппараты-мыльницы. Так трудно сделать хороший кадр. Дешевый глянец. 9 на 13. Друзья, любимые, знакомые. А вот те же, но в разных сочетаниях. Но все нужные. Иначе как бы они здесь очутились. Красные зрачки и немного плоские лица. Почти без теней. Сюжет банальный. Одни только встречи и расставания. Больше, конечно, расставания. Что поделаешь…Жизнь такая.

Она стоит вполоборота ко мне. Наверное, улыбается. Почти спиной. Ноги длинной с хорошую поэму. Золотое сечение задних карманов джинсов. У нее отличная задница. Но мне больше нравятся плечи. Правильные, плавные, белые. Хрупкие, если обнимать их теплыми и немного влажными ладонями. Сильные, если несут увесистый рюкзак своей хозяйки в одном из ее многочисленных путешествий. Она всегда берет много ненужных вещей.

– Знаешь, я решил, что ты теперь – моя муза. Хорошо, что это место теперь занято.

– Это трудно… Наверное. Но я все равно рада. Быть твоей музой приятно, но я немного боюсь.

– Ха! Чего тут бояться-то? Я буду пчелой, а ты маргариткой.

– Принеси тогда в среду что-нибудь свое. Надо же мне ознакомиться. Учитывая теперешнюю мою должность…

– Это еще зачем? Ты ведь муза. Объект вдохновения, а не субъект. Пишу и читаю я. А ты вроде как катализатор. Одухотворяющее начало. Рыжеволосое и голубоглазое. С очаровательной улыбкой. Ты ведь совсем не такая, как мой читатель. Совершенно не похожа.

– Интересно получается… И что же мне делать?

– Просто будь…

Но ее не стало. Она превратилась в золотую рыбку в аквариуме. Не услышать, не потрогать. Только издали смотри. Сквозь толстое стекло. Смотри и вспоминай.

Но я не хотел вспоминать. Я отказывался и чистил. Клавиша «delete» стала любимой. Она как гильотина во Французской революции. Символ и божество, но, что она, зачем она без глупых идей? Без неуемной и неуместной энергии, которую должна пресекать во имя триумфа гармонии. Как же называлась та штука? Она причиняла мне беспокойство. Я не спал из-за нее ночами, считая оттенки черного и серого. Я скалил клыки и щерился. Я плакал и плевался. Все из-за нее. Удалил. Сплю спокойно, много ем и почти не курю.

Да ведь это все она уговаривала, моя муза. Мирись. И больше не дерись. Она умудрилась привязать меня к реальности. Сонного и радостного. Тысячью тонких веревочек. А я только рвал их и смеялся. И теперь вот скитаюсь, как слепой щенок в поисках своего... Счастья? Да все на полпути из рук выскальзывает. Теперь они сильнее меня. Теперь они бьют. Не поднять. Не осилить.

Провинция и метрополия поменялись местами. Надо же, ехал в столицу за патриархальностью. Билеты покупал. Туда. Где улыбаются не только на рекламных плакатах. Но и незнакомцам. Где не продают будущее, чтобы купить себе прошлое. Готовят горячую ванну замерзшему и пьяному Мышлаевскому, а кузен Лариосик разбивает любимый мамин сервиз. Не надо смеяться… И без вас знаю, где это место. В первой главе. На 188 странице. Да и черт с ним. Еще один не доехал до Петушков. Тебя побили. Ты стал неповоротлив. С кем не бывает…

В дороге, кажись, и потрепанный мой провинциальный чемоданишко потерял. Может и украли. Хотя кому он нужен? Вернулся совсем пустой: как был 9 на 13. Лицо плоское без теней, глаза совсем красные. Дешевый глянец. Защитный слой. Типичная мимикрия для нашего города.

Эй, кто там, нажмите на стоп-кадр. Вдох и замерли. Вспышки не будет. Пока теплый эфир ее присутствия совсем не испарился. Ну, отчасти и я в этом виноват. Я верил, что моя фальшивая неприкаянность это страна. Из одиночества можно уйти и уехать, уплыть и убежать. Так все было просто.