Осенняя песня

Объяснительная записка губернатору Пензенской области о том, что такое Забайкалье

Наш народ не сгорблен, не ссутулен.
Забайкалье – край здоровяков.
Правит в нём Равиль Гениатулин,
А поэмы пишет Вишняков.

Слышатся Кобзона отголоски,
Депутат буряточек степных.
За решёткой грустный Ходорковский –
Проторил тропинку для других.

От свечей остались лишь огарки,
Чингисхана родина сама.
Это вам не Пенза, олигархи.
Здесь уран, овчарки да тюрьма.

Забайкалья солнечные дали –
Воет вьюга иль грозит гроза.
И за всем за этим наблюдают
Хитрые китайские глаза.

* * *

Когда седеющий Машук
сверкает, грозами омытый,
витает плющ по серым плитам,
как Демон памяти и мук.

И облака над головой
блестят сурово и кремнисто,
и падают пунктиром листья
по следу пули роковой.

Какой убийственный размах!
Россия! Секунданты! Боже,
да как здесь промахнуться можно,
здесь, на пятнадцати шагах?

Молчат и люди, и века.
Не вздрогнут и не рухнут горы.
Но человеческое горе
горбатит спину Машука.

Иван Иванович Пущин

– Когда о прошлом вдруг заходит речь,
о сколько раз я в мыслях ужасался:
что было б, если Пушкин оказался
на площади, где вьюжила картечь?!
Смертельно ранен был? Как я, живой?
Судим, развенчан и наказан строго,
как шёл бы он по нерчинским дорогам
с покрытой снегом, скорбной головой?
И здесь, в краю неведомом досель,
среди острогов, на путях угрюмых
какие бы пророческие думы
навеяла даурская метель?
Какая бы летучая строка
взволнованно, таинственно и свято,
как солнце, осветила казематы
и в памяти осталась на века.
Но боже мой, о чём я говорю?
Спасибо провидению и небу,
что пылкий Пушкин на Сенатской не был,
что я свою судьбу благодарю.
Благодарю за то, что, словно вихрь,
в Михайловское в ссылку приезжая,
усадьбу колокольцем оглашая,
не огласил я замыслов своих.
И за бутылкой пенного клико,
лицейской дружбой, как дитя, согретый,
сдержался я и не увлек поэта
в путь гибельный для гения его...

Москва

Москва, Москва!
Молочно-ал
над колокольнями,
над куполами
денницы яростный накал
и полдня пламя.
Сверкают шпили и зубцы,
в их свете жарком
века –
и летописи, и писцы,
и князь Пожарский.
И Кремль – клокочущий мартен –
в кольце огнеупорном и зубчатом.
В нём нет неопаленных стен
восходом иль закатом.
У древних русских переправ
по обе стороны
времен и судеб жаркий сплав
и резкий
холодок Истории.
Свет в лица бьёт.
И каждый русский,
формуясь в нацию, идёт
по огнедышащему руслу.

Осенняя песня

       (из Поля Верлена)

Осень. Увяданье.
Долгие рыданья,
поздних скрипок стон.
Грустно и печально
сердце отмечает
монотонный звон.

Слушаю, бледнею.
Горше и больнее
мерный бой часов.
Отзвук улетевших,
рано отзвеневших,
милых голосов.

Жить не обещая,
плачу и прощаюсь.
Ветер так жесток.
Я лечу – далёкий,
вечно одинокий,
раненый листок!..

Чеченский блокнот

Даже вагоны от вздоха качнулись.
Синие сопки... Родные места.
Наши ребята живыми вернулись.
"Вальс возвращенья" сыграй им, Чита.

Всем наступило прощенье.
Всем, кто вернулся живой.
Памятен день,
              день,
              день возвращенья,
день возвращенья домой.

Белые церкви в их честь не звонили,
Лишь осенила старушка крестом.
Слава, те Господи, жизнь сохранили.
Ради чего – разберутся потом.

Всем наступило прощенье.
Всем, кто вернулся живой.
Памятен день,
              день,
              день возвращенья
день возвращенья домой.

* * *

Врастают в дёрн мосты.
Тоннели пахнут бездной.
Суровые цветы
шумят у переезда.

Журчит себе вода,
теряя шпалы в ивах.
Дорога в никуда
грустна и молчалива.

Дорога в никуда.
И тенью на дороге
трагедия труда,
ненужного в итоге.

Стою, как неживой.
Слеза кипит и тает.
И в сердце трын-травой
ничто не зарастает.