Человек разумный

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за ноябрь 2021 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 35 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

Автор посвящает эту повесть памяти Льва Николаевича Толстого, чьи религиозно-философские работы изменили его жизнь.

 

 

 

Спрашивать, есть ли Бог, всё равно, что спрашивать «есть ли я?». То, чем я живу, это и есть Бог.

 

Лев Толстой

 

 

Нет религии выше истины.

 

Девиз Теософского общества

 

 

 

 

(в которой случайная встреча с профессором Арнольдом перерастает в увлекательную беседу о вере, науке и будущем вселенной)

 

5 сентября в МГУ состоялся очередной научный семинар, посвящённый новым религиозным движениям и истории религии в России. Мне, конечно, полагалось там быть как религиоведу. Более того, специально по этому поводу я подготовил доклад о реформах патриарха Никона, с которым и выступил там. Ничего особо значительного в нём не содержалось, поэтому научное общество встретило его прохладно-вежливо и не более того, хотя профессор Кантеров и похвалил меня за методологическую точность. Поистине значительным был доклад моего бывшего научного руководителя профессора Арнольда, посвящённый крещению Руси. Думаю, если бы на этом семинаре было хоть немного православных, то они точно закидали бы профессора яйцами, ведь им, конечно, хочется забыть тот факт, что крещение Руси было насильственным, унесло много жизней тех, кто не хотел креститься, да и совершено было по чисто политическим мотивам: князю Владимиру очень хотелось заручиться поддержкой Византии. Ведь он же не знал, что Византия так же уйдёт в прошлое, как Греческая и Римская империи, а православие будет исповедовать только 350 миллионов человек из стран, не играющих особой роли на мировой арене.

После семинара я охотно пообщался с моим профессором, которого я не видел уже года два. Он изрядно постарел, что, впрочем, и неудивительно, учитывая его семидесятилетний возраст, но был по-прежнему бодр и любопытен до всего нового. Истинные учёные не изменяются с годами.

– Пойдём, Артём, от этой научной суеты в тихое кафе, – сказал он мне, и мы прошли в небольшое заведение, расположившееся рядом с философским факультетом МГУ.

Очередное студенческое кафе, хотя его охотно посещали и преподаватели.

– Мне всегда было интересно спросить вас по поводу вашего ухода из церкви, – сказал я, когда мы нашли свободный столик, сели и заказали вино и гамбургеры.

– А, это старая тема, – с улыбкой ответил профессор. – Об этом знает, кажется, всякий, кто продолжительное время общается со мной. Неужели я никогда тебе не говорил?

– Никогда.

– Ну, тогда сейчас скажу. Это были далёкие 1950-е годы, когда я окончил школу и думал, куда мне поступать. Я ведь вырос в православной семье. Мой дед, Владимир Семёнович, служил священником в Санкт-Петербурге, лично знал Иоанна Кронштадтского, Амвросия Оптинского, Феофана Затворника. В моём архиве до сих пор хранится книга Кронштадтского «Путь к Богу», подаренная автором моему деду. Ей уже больше ста лет. Мой дед был хороший священник, не чета многим нынешним. После революции ему нелегко пришлось. Храм, где он служил, был закрыт, а сам он сослан в Ростовскую область. Он был священником без прихода, проводил службы на квартире. По обвинению в контрреволюционной деятельности его отправили в ГУЛАГ. Он умер в 1938-м, в Леслаге. К сожалению, канонизирован не был, хотя, думаю, вполне был достоин. Мой отец, верующий человек, не стал священником, хотя имел к тому желание, а пошёл другой дорогой. Он не хотел, чтобы мы, я и моя мать, страдали так же, как и он в своё время. Он окончил химический факультет МГУ и стал преподавателем. Он умер в 1970-м, окружённый славой и почётом, будучи членом-корреспондентом Академии наук СССР. Но до конца своих дней он жалел, что не стал священником, считал это неким предательством Церкви. Поэтому я планировал не повторять его ошибку. Я с малых лет готовился к священнической стезе. Помню, с каким трепетом я читал Кронштадтского, Затворника, Каппадокийских святых отцов. Поэтому, когда я поступил в Московскую духовную семинарию, я был более начитан в богословии и лучше подготовлен, как мне казалось, чем многие мои сокурсники. Однако моя тяга к знаниям в итоге сыграла со мной злую шутку. Прежде всего, меня стало смущать, что светская история ничего не сообщала о событиях Ветхого и Нового завета. Поначалу я думал, что это заговор против Церкви Христа, но затем мои сомнения лишь усилились. Я уже не мог назвать себя верующим. Ни с сокурсниками, ни с преподавателями я своими сомнениями не делился, носил их в себе. Чтобы как-то заглушить их, я стал заниматься библейской историей. Читал и светских, и церковных историков. И постепенно я стал замечать, как увлёк меня этот поиск. Что же там на самом деле было? Кем же был Христос? Бог? Пророк? Или же философ, как Сократ или Конфуций? Вот с тех пор я и занимаюсь медиевистикой. Вера меня покинула. Когда я окончил семинарию, я был уже рационалистом, и мне была одна дорога – в науку, на исторический факультет МГУ. Вот с тех пор я тут и обитаю. Уже сорок лет почти.

– Я тоже одно время вёл церковную жизнь.

– Да, я знаю. Ты занял очень крайнюю позицию. Позицию ненависти к религии. У меня всё не так. У меня нет ненависти ни к церкви, ни к религии. Более того, я считаю, что вера не так уж и противоречит научному мышлению, как полагают эти физики из РАН. Религия – это лишь уздечка веры, попытка описать её, загнать в некие рамки. Но вера, будучи иррациональным чувством, не подлежит никакому стеснению. Дух веет там, где хочет. Нельзя казнить за неправильную веру. Узурпация истины, той истины, которую так и не озвучил Христос в разговоре с Пилатом, всегда ведёт к насилию, к тирании. Потому и кажется, что верить – нездорово. Нет, больны религии, узурпировавшие веру, люди, которые, прикрываясь Богом, вершат свои вполне человеческие дела. Вот как эта ситуация с крещением Руси. Церковная легенда – лишь благочестивая сказка. Реальность куда прозаичнее и гаже. Всё дело в политике. Как и тогда, так и сейчас.

– Аминь, – сказал я и выпил вино.

Профессор в это время доедал свой гамбургер. Да, у нас разное мнение о религии, разный опыт, но оба мы пришли к рационализму. Та роль, которую берёт на себя церковь, просто смешна. Всем разумным это очевидно. Нравственность, за которую якобы борется церковь, ей же и уничтожается. Преследования еретиков, учёных, сожжение книг, разрушение памятников языческой культуры, судебные процессы, то по поводу Дарвина, то по поводу современного искусства – это всё, что может Церковь. Лишь репрессии на всех, кто не с ними.

– Ты знаешь, что через 5 миллиардов лет наше Солнце превратится в красного гиганта? – неожиданно спросил профессор. – Подумай только, 5 миллиардов лет – и нас не будет. Вселенная умирает, как и мы. Это закон эволюции. И в свете этого интересно знать, как вообще нам существовать? И зачем? Всё, чем мы дорожим – наука, искусство, потомство – всё исчезнет в вихре времени. Случайно родились, случайно умерли. Вот мир без веры. Возможно, это правда, научная правда, но не так уж глупы те, кто хочет верить в лучшее – в вечную жизнь и Божий промысел.

– Но вы ведь рационалист? – спросил я, немного удивлённый. – Ведь учёный – это априори рационалист.

– Конечно. Но не атеист. Агностик. Когда что-то неизвестно, не стоит ударяться в крайности. Вот такое моё мнение, Артём.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2021 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: