Из писем ефрейтора Е. самому себе

* * *

Устаёшь не от чего-то конкретного
(его-то как раз и нет),
как нет дыма сигаретного
да и самих, собственно, сигарет.
Устаёшь от чего-то лишнего,
что надел на глаза и – идёшь.
Бьёшь дальним, когда достаточного ближнего,
и устаёшь, устаёшь, устаёшь.

electrobunin

С прекрасным – оно ещё более-менее,
терпимо, не сдохнет никто от прекрасного.
С родными на стенке сложнее оленями,
опять же с оленями свитером. С вазою,
пузатой, как урна при входе на кладбище –
при входе на кладбище урна пузатая.
С родными сложнее – они безобразные,
как бок у рояля. Я пробовал разное:
бока инструмента не видел неделями,
крестил их пузатой. Прощался картинно
с коврами и шерстяными изделиями –
терпимо не дох, прекрасно и длинно.
Я стал безобразен, как бок у рояля,
как бог у рояля, и тёмны аллеи.
Как ваза (крещёная) с запахом винным.
И урна при входе – худеет, худеет.

* * *

На второе выбор: картошка – плов.
С маслом (только самую малость).
Сила заключается в использовании слов,
в пользовании слов – слабость.
Первое с третьим, всё, что по краям –
голубям, соседям. Мимо
пойду, отдам салат якорям!
Салют резать – невыносимо.
Тоньше, тоньше. Ещё полвесла,
немного горячего (стука).
Рис, клубни, в сердце – стрела
или стрелка зелёного лука.

* * *

мечешься ты оттого что меченый
вечер за вечером ветер бешеный
я видел ты плакал какого-то лешего
какого ревел ты лешего?
места выбираешь. меняешь на цели
на петли на то ли дверные щели
на память то ли. на пуще прежнего
так ты уже пуще прежнего
чего тебе? пусто ли место мокро ли
звёздная сыпь у тебя или сопли
причина это всегда только полбеды
это лишь пол беды
пинаешь мячик да мямлишь иначе
вышло бы. как от себя от стоячего
ушёл. а с горя картинку залачь эту
и выпей чаю горячего

* * *

В тыща неважно каком году
я снимал комнату. У меня был дом –
плечи на вате и тарелки хозяйские.
Я только подумывал носить бороду,
и по городу часто ходил необутым.
Приносил в магазин нефтедоллар гнутый,
а его не брали, говорили – китайский.
А потом пошли сплошные июли:
завались пломбира и плавали лезвия…
Сейчас приготовят мне суп, соболезнуя –
я его съем. Прямо из кастрюли.

* * *

тут робин там гут –
и метели метели метели
(девяносто из ста здесь напишут: умрут)
из оставшихся трое глагольный уют
променяют на семь дней недели
и то гут:
сходится но еле-еле

* * *

Вчера я один ходил по морозу
смотреть, как трамваи едят электричество.
Меня никогда не пугали слёзы –
страшно мне стало от их количества.
Я сразу забыл, на чём держатся рифмы,
точнее, забыл, что за них держался.
Под высоковольтного чавканья ритмы
ходил по морозу и улыбался.

* * *

Я вам померещился. Как это мило –
стать вещью забытой, пустой квартирой,
прибытием поезда паром по брючине,
врагом Ланцелота, скрипом уключины.
Блеском. Букетом разлива местного,
и самим этим местом. На волосок –
канатоходцем бесчестным.
Причудой. (точка)
Без при – просто чудом. Похлёбкой
и одновременно посудой. Местью
воску, величием рам и только –
Япо мерещился вам.

* * *

Закройте глаза, и станет темно.
Это не штамп, это клеймо.

* * *

Так что нам походкой, слезою изломанной,
завязанных в тугой узел ног шагами,
осталось лишь принять уготованную
смерть – залпом, а жизнь небольшими глотками?
Или в запое с видом на искренность,
с раздутым щеками небритыми парусом,
ходить, волнам улыбаясь из милости,
неправильным курсом под правильным градусом?
Что нам – пенять и менять по невыгодному,
сдавая, сдаваясь, этажность снижая
до величин, известных (ему одному),
не видеть зерна, но искать – урожая.
Нам дело – у (утра) в гостях полусонного
будто курить, и ждать, когда вон та,
прямая, вчерашней слезою гранёная –
удивлённо поднимется бровь горизонта.