Ступень

Материя создает материю, перо снова рождает буквы, придуманное перо и придуманные буквы. Смысл же не придуман. Ему не нужны перья и буквы. Ему не нужно выражение, он и так существует. Мои буквы несовершенны, ибо я не вышел из обладания материей и никогда не выйду. О, если бы я стал сферическим глазом, зреющим сверху, тогда бы выражение мое было бы совершеннее.

Я – то, что есть и хочу петь о гумусе, о перегное или человеке, о том, каков он есть и что он может, но не из-за того, что я люблю или ненавижу человека, а из-за того, что я люблю ясность среди хаоса. Мне чуждо не сущее, то, что не существует материально. Духи не для меня и печаль, как и радость, не для меня. Я хочу стать созерцающим камнем, лежащим на поверхности туманной горы не одиноко, а в купе с другими камнями. Ибо то, что существует всегда, существует не одиноко. Оно соседствует.

Все ступенчато, и я хочу петь о ступенях, высоких и низких, но обязательно о тех, которые родились. То, что еще не родилось, мне недоступно. Мне лишь доступно то, что уже погибло.

Важно не родиться, а если уже сделалось так, что вы родились камнем, деревом, лошадью или человеком, то ваша судьба определена, равно, как и ваши достижения. Дерево не может стать лошадью, даже если оно очень сильно захочет, даже если оно произрастет на удобренной почве и будет жадно пить воду, и станет тянуться к солнцу, и от злости начнет сотрясать ветвями, и от скорби ронять свои листья, как слезы. Дерево все равно останется ступенью, даже если разрастется ввысь и вширь и своей роскошной кроной покроет чахлых собратьев.

И перегной останется ступенью, пока не грянет гроза и не произойдет что-нибудь новое, другое, отличное по своим свойствам. Вы – ступень.

Я стоял сзади, когда мать подвела мальчика к картине, на которой мадонна удерживала ангела. Мать сказала: "Смотри и учись! У тебя большие способности." И я понял: смотри, твое любопытство велико, чтобы понять это.

И мальчик смотрел широко раскрытыми глазами, и тогда в его зрачках я увидел хаос, священный хаос. Но я присмотрелся к субстанции, окружавшей его. Вокруг картины она необыкновенно сгущалась. Это были летающие черви, и они стремились к нему в зрачки. Они вползали и селились там.

Ах, если бы он был избавлен от чужих червей, чтобы придумать свои!

– Красивая картина, правда? – спросила мать. И мальчик увидел, что матери нравится, и сказал "да", а себе тоже сказал: "Кажется, мне нравится."

Но потом он увидел другую картину, на которой взбесившиеся овцы топтали дракона. И мальчик повел мать к картине и сказал: "Это мне точно нравится." Но мать сказала: "Нельзя смотреть, ведь это некрасиво", и увела сына. Но было поздно. Мальчик уже испытал чувство вязкости. Хаос в его глазах рассеивался, а ноги вязли, и хотел он спросить: "Зачем?", но потом подумал: "Так нужно". Мне знакомо это состояние вылепляемости, состояние навязываемого порядка.

Черви-строители везде, и весь мир болеет ими.

И если ты скажешь: "Смотрите! Мой червяк придумал гусеницу!", тебя затопчут овцы, потому что, по их мнению, черви должны быть одни на всех.

А когда я слышу: "мой ребенок талантлив", я знаю: его любопытство настолько сильно, что он сам может немножко лепить себя в своем стремлении созерцать.

И ему говорят: тебе хорошо в семье, и он представляет, что ему хорошо.

И ему говорят: иди за мной, и он идет, ибо его учат верить.

И ему говорят: траву нельзя есть, и он не ест, однако тайком пробует.

И его учат: ты несовершенен, и он верит этому.

И ему говорят: бойся пороков, и он узнает, что существуют пороки.

И ему говорят: борись с пороком, и он начинает воевать с духами.

И ему говорят: будь добрым, и он превращается в беснующуюся овцу.

И ему говорят: делай, как нужно, а он понимает, что есть слово "хочу".

И ему говорят: ты частица целого, а он понимает: я одинок.

Я вижу, как хаос окутывает его, ибо человек не открывает правду, потому что или не знает, или не хочет открывать, или не хочет знать. Человек боится правды, ибо она препятствует ему стать высоким, в первую очередь, в своих собственных глазах. И если человек обращается к правде, то только наедине с собой.

Человеку свойственно из лжи клеить правду, а правду переиначивать на ложь.

Человека заманивает глянцевая бумага слов.

И есть у него несколько способов скрыться от узнанного порока: или украсить его, или сказать, что это не порок, а добродетель, или сказать, что ни пороков, ни добродетелей не существует.

А если вы хотите упасть в глазах маленьких людей, то самое верное средство – не подозревать о своем пороке.

Нужно учиться говорить: "Добродетель – это порок", и тогда Бог испугается.

А когда вы научитесь говорить: "Черное – это белое", то станете одним из богов, ведь боги выдуманы. Так и вы будете выдуманы.

Червеносность препятствует богам, а не людям. Червеносность препятствует грозе, потому что черви ползают в хорошую погоду. Червеносность препятствует переходу на высшую ступень.

Но пока что и Боги и люди – это одно и то же. Ни те, ни другие еще не умеют действовать.