Грачи

16+

 

Купить в журнале за февраль 2020 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Витале...

 

 

«Грач – обычная зимующая птица крупных населённых пунктов. Обитатель открытых ландшафтов. В населённых пунктах возле старых дорог на деревьях часто встречаются грачевники».

 

 

Толчется возле наших окон. Тискает занавески. Постукивает гладкими костяшками длинных пальцев. Носит вой в своих карманах. Ветер... Несомненно, к чему-то... Я пробуждаюсь в утренних сумерках и понимаю, что в осени, и не отмыться. Приторочен к боку Надежды. Всё время сползаю слабеньким льдом по тёплому, куда-то к груди. Вот и сейчас проснулся в жаркой подмышечной впадине. Начало тридцати, но не мужик, а так – ребенок, бестолочь. Опять вчера упились, негодяи. Мало спали. Мало спим. Много любви. Всё впрок, всё к празднику... нашему... нас. Я стекленею от похмельной ломоты и провожу рукой по груди любимой, чтобы забрать все хвори. Проснутся раньше неё – моя обязанность. Намерен этим заниматься и в дальнейшем.

– Вылезай.

– Не хочу.

– Воробей.

Это она мне. Проснулась, милая.

– Под дождём их как грибы можно собирать, жмутся в ладошках мокренькие... Вылезай! – приподнимает край одеяла, чтоб доискаться. – У меня с тобой скоро молоко появится. Сколько времени?

– Мало, милая... мало уже.

 

Все в этом городе выпускники циркового училища. До работы я добираюсь посредствам ног. Хожу, чтобы похмелье ушло из меня и поднялось к просеянному цементу неба. К тому же кровь у меня плохая. Мало крови в ней. И оттого давит постоянно, а это легко зафиксировать специальными приборами.

С кем просыпались они с утра? Эти дети, собаки, семейные... Мимо них я всегда просачиваюсь, потому что выпускники и не нравлюсь. Не будь Надежды, я, несомненно, оправдал бы их заподозренную во мне угрозу.

В очереди к врачихе много утреннего сарказма и обречённости. Мои коллеги понимают, что, так или иначе, но всем недолго. Вот и вчера чей-то счётчик намотал много лишнего и заглох навсегда. Таксисты – самый бестолковый и мудрый народ. Их не обманешь баснями о счастье и старости. Я продвигаюсь всё ближе к белому халату. В этом халате столько безупречности, сколько я за всю жизнь не наскребу. Белоснежка... мы не любим друг друга. Я невежлив, она меня постоянно «срубает». У неё лицензия, у меня плохая кровь. А ещё, чтобы тело продолжало подавать признаки жизни, мне нужна дорога, но это её не волнует. Её заострённый чувствительный носик заметно обоняет меня. А моя рука в закатанном рукаве – предательница.

– Пил?

– Нет.

– Давление высокое, не дам путёвку.

– Я не пил. А давление моё ещё никого не задавило.

– Не дам! Лицензию терять тут из-за всяких!

– Сука...

– Следующий!

Курю у входа в офис. Пережидаю. Коллеги отчаливают. Дороги принимают хмуроглазых мужичков в тесных машинках. Уходит врачиха. У неё прямая спина и чистая лицензированная совесть... как-то так... Поднимаюсь по лестнице на тот этаж, что много выше уровня дороги. Ирина Альбертовна пьёт кофе под Аллу Борисовну. Моя последняя инстанция. Эта пятидесятилетняя полная женщина – мой работодатель. У неё много красивых волос и некрасивых детей. Эти некрасивые дети хорошо учатся и питаются, потому что такие, как я, управляют тесными машинками.

– Привет, Вадик.

– Здравствуйте, Ирина Альбертовна, – улыбаюсь я, выжимая из себя дневную квоту дружелюбия. – Ирина Альбертовна, дайте путевку, а?..

– Не допустила Белоснежка наша?

– Ага.

– Вад-и-и-к, – тянет она, дурнея голосом.

– Деньги нужны, пустые карманы.

На самом деле деньги нужны ей, хотя их у неё много больше, чем у меня когда-либо будет.

– Иди сюда.

Я подхожу к столу. Ирина Альбертовна наваливается на него большой грудью и подтягивает всего меня к своему лицу. От неё пахнет кофе и тем, что она случилась задолго до меня. Я видимо не пахну ничем, кроме курева и безнадёги. Ирина Альбертовна ещё некоторое время располагается в интересной для себя близости. Соотносит себя с возбуждением. Если бы я в это время заскучал или ухмыльнулся, то не видать мне путёвки, но я уже умею жить... более-менее... у меня даже привстаёт.

– Ты хороший парень, Вадик. Бери путёвку и работай.

 

Когда я только сажусь в салон битого фиолетового Matiz, мне в нём хорошо и уютно. Только в эти первые минуты... В машине холодно до омерзения. Пепельница забита окурками. В паутине лобового выцветает птичье дерьмо. Но в эти первые минуты мне вполне себе нечего. Собака в будке. Мир за изгаженным лобовым. Меня устраивает такая расстановка слагаемых. Из этого положения я ещё могу врезать по отчётливо выделившемуся подбородку жизни. Включаю печку, рацию, магнитолу.

 

Она втискивается со всеми своими перьями, мехами и морщинами. В глазах много цветного безумия. Голос оглушителен и беспощаден.

– Как вас зовут, молодой человек?!

– Вася.

– Приятно познакомиться, Люда!

Ей-богу, она не добавила отчества. Отчего люди такие?

– К театру, Василий, провожаем актёра в последний путь... большой... ой, ха-ха, то есть – большого актёра.

Я занят делом. У меня педали, рычаг, руль. Нет никого. Никогда не было. Её тоже нет.

– Я вам буду стихи читать. Надо размяться перед похоронами... Мы едем, едем, едем, в далёкие края, прекрасные соседи, хорошие друзья!.. Оксюморон! Здравница! Аббревиатура! Аб-б-бревиатура! Ностр-р-радамус!

На дороге черти со сломанными ногами. Город не держит столько железа. Перекрёстки вообще напасть. Бьются через одного – стоят все. До жути хочется курить, но при таких нельзя.

– Вам сколько лет, Василий?

– Пётр.

– Ой, извините, Пётр.

– Сорок восемь.

– Да ладно вам, ха-ха...

– Ей-богу, просто хорошо сохранился.

– Не подскажете рецептик?

– Пью.

– А вы забавный... Сумбур! Сумятица! Сосисочная! Сос-с-сисочная!

 

В машину сажает сын. Он престарелый, а уж о ней и говорить нечего. Я представляю себе огромный грязный амбар, в котором мы с коллегами – рядками, как коровы, а по бокам, на приставных табуреточках, – старики и старухи. И они доят, доят и доят... Мы бледнеем и тускнеем, а они остаются всё теми же старыми усталыми пердунами... живыми.

– Все вы говнюки! Говнюки, одним словом. Поехали, говнюк, чего стоим!

Старую ведьму везти в район. Это долго. Значительно дольше, чем я. Кончусь, где-нибудь на полдороге.

– И отъевшиеся-то все говнюки, у-ух морда, – это она про меня, – пятьсот рублей! Пять сотен! Пенсия – несколько таких мордень за рулём!

Я закуриваю. Она тормошит меня слабыми ручонками, но быстро устаёт, и я продолжаю курить. Сигаретный дым смаривает ведьму, и с отвалившейся набок челюстью она засыпает. Мои приёмчики. Такой вот сын ошибок трудных. Я не должен этого знать... Играл в футбол в шортиках. Пил молоко на ночь. Засыпал под Пушкина... Теперь вот морю табаком разнообразных. Всем спасибо.

Расталкиваю бабку на её адресе. Ещё толком не придя в себя, она уже трижды желает мне погибели. Тиская бумажки кривулями пальцев, расплачивается и застывает, глядя на свою покосившуюся хибару. Соображает там себе что-то, а потом с мольбой смотрит в глаза.

– Помоги, сыночек... самой не дойти старой.

Я смеюсь, она плачет. Вот так и выходим из машины и лет сто бредём до порога. Дёргаю с места с опущенными окнами, чтобы выветрить дух. После старикашек, как после собак, ей-богу. Только собак я возить отказываюсь. На лобовое липнет бумажка. Я присматриваюсь. Тысячная купюра. С пассажирской стороны выдуло. Притормаживаю. Выпало из ведьмы. Один говнюк по цене трёх. Благодаря таким случаям узнаёшь себе цену.

 

Я забираю Надю из «речнухи». Она там кашеварит. Пирожки печёт будущим капитанам песочных барж. Я подхватываю её на обеде. Мы решили так. Решили, что нам нужно видеться, когда другие набивают утробы. Выходит из зверинца – длинноногая с волосами чёрными. От моей женщины пахнет сдобой. Такого нарочно не придумаешь. Будем сыты. Я беру пива, и мы едем на берег большого холодного озера.

– Как ты? – спрашиваю, когда напротив километры воды и ветра.

– По ним всегда видно, кто бьёт, а кто бит. Так и сидят в столовой. Стол маленьких с синячками и стол больших с кулачками... Представляешь?

– Что? – отвлекаюсь на три прекрасных больших глотка.

– Так всё плоско.

– Я б сидел с теми, кто бьёт...

Милая отдаёт мне своё тепло. Наше с ней дыхание. Кто-то целуется, а мы с ней так... дышим. Никакой молодёжной пошлости с языками там всякими. Приникнем друг к другу губами и дышим, голубчики.

– И с теми, кого бьют... То есть, по очереди. Иначе действительно скучно.

– Ужасно скучно, хороший мой. А ты как?

– Всё отлично.

– Путевку без проблем дали?

– Конечно.

Смотрю на озеро, когда вру. Вода всё примет, а моя любимая нет.

– Я на хорошем счету. Без дураков. Всяких там балбесов хватает, а мне Ирина Альбертовна так сегодня и сказала, мол, ты, Вадик, на хорошем счету, иди и работай.

Надя знает, когда я придуриваюсь. Моментально это распознаёт. Не то что там некоторые. Дорогого стоит, когда женщина смеётся с тобой, а не над тобой. Если бы я без конца матерился, курил и сплёвывал, – значит, меня уже успели достать. А если придуриваюсь, то означает, что ещё в порядочном устройстве. Ей хорошо, когда я в порядке. И пускай мне при этом хочется без конца материться, курить и сплёвывать. Спустя бутылку пива и общее дыхание везу милую обратно. Я вполне себе так ничего. Напоследок смотрю, как она долго идёт мимо пыхтящих тельняшек. Длинноногая моя, черноволосая, пахнущая сдобой. Её не должно быть здесь, но она будет. Так же, как и я буду там, где я есть... по крайней мере, ещё сколько-то.

 

– Девушки, на больничку мне первый, – говорю операторам.

Через пару минут беру заказ, довожу клиента и ставлю тарантас во дворике.

Слоняются неприкаянные. Пока до крыльца дойдёшь, можно без сигарет остаться. И личности-то все доверия не внушающие. Алкашня битая, да вороватые какие-то. Но, бедолаги на то и бедолаги... Неделю оттягивал, но дальше некуда... Больница недалеко от нашего озера. Но здесь и чайки какие-то шальные. Хищно пикируют на жмущихся пижамных под дождём... Дальше некуда... Боря звонил вчера. Старше меня лет на десять. Врач, мать его, а всё же нашел ко мне подходик. Они это умеют. И он для меня Боря, а я для него Вадик.

Самое тяжёлое отделение – онкология. Не травматология и не хирургия, с тамошними поломанными и всячески расшитыми людьми. Онкология. Там тошно, здесь страшно. Улыбается медсестра. Меня не хватает на ответную улыбку. Ухмыляюсь, пошатываясь. Тащим себя до конца коридора – медленно и уверенно. Нам положено не терять расположения духа, а мы и не будем... нечего... Захожу в кабинет. Боря кивает на стул. Треплется с кем-то по телефону. Остроумный сукин сын. Бабник. Мне повезло с ним.

– Видал новую, а?! Видал?! – говорит, вешая трубку.

– Кого?

– Медсестру новую.

– Не, только старую.

– Блин, покажу потом. Ну-у, брат, это что-то с чем-то. Без сил, знаешь, с работы плетусь. Ни на кого больше не хватает.

– Это хорошо.

– Да как тебе сказать... неплохо, конечно, но другие же ещё есть. Есть, а?! – игриво боксирует с моим плечом.

– Наверно...

– Да точно тебе говорю. А эта все соки выжимает! Надо её перевести в кардиологию, а то работы никакой. Покажу потом... Как у нас дела?

Вот теперь врач, а не баловник и трепач. Когда начинается «у нас», тогда не ждите ничего хорошего.

– Нормально всё, вроде. Нормально себя чувствую, – говорю я, мать его, так жалобно, что хочется воткнуть карандаш себе в глаз.

– Готов?

– Вроде...

– Не готов, так можем повременить недельку.

– Чего уж там...

– Ну и хорошо. На работе дней пять освободи. Крови возьмём много, каждый день будешь приходить. А в конце пункцию.

– Опасно?

– Атласно! Обещаю не пить накануне, ха-ха...

– Ага, хе-хе, – с трудом поддерживаю его смех. – А то, парализованному за баранкой, не резон.

– Это точно. Пойдём, медсестру покажу. Пойдём-пойдём, такая, блин, у-ух...

 

Приезжать куда-то – пошло, а вот уезжать – милое дело. Особенно из больницы. Свобода, все дела. И отпускает, оттягивает пружинки.

Заказ в район окраинный захолустный. Дома из дерева, люди из цыган. Особые указания на их счёт. О том, чтобы сразу «колёсные» брать. Я б и не поехал, но пока только план накатал, а ещё бак заправлять. Приближаются, спеленатые дождём. Два коренастых чёрта. Я закуриваю, но этих не сморишь.

– На Ключагу, брат.

– Оплата сразу.

– С хера ли?!

– Рассчитайтесь сразу, иначе не поедем.

Сотенные никак не перетягивается на мою сторону. Держит сволочь, играется. Я дерзко сплевываю в окно, дескать: заколебал, утырок, – и он нехотя отпускает купюры, но не глаза.

Ехать долго. На противоположный отшиб города. Транзитом из помойки в помойку. Тот, что сзади – старая усатая грязь. Тот, что сбоку, младше меня. Руки цветут зоной. Усмехается чему-то беспрестанно, лукавая сволочь.

– Купи волыну, брат, – неожиданно поворачивается от товарища ко мне молодой. – Хорошая волына, недорого отдам.

Ещё б добавил, что свежая, своими руками выращена.

– Не, не надо мне.

– Волыну – не надо?! – хохочут, брызгают своей чахоточной слюной повсюду.

– Ага, её самую... как тут дальше?

– А ты чё, не местный что ли, ха-ха? После перекрестка направо!

Ещё не вполне стемнело, но эти места дремучие. Не дороги, а так, название одно. Включаю фары. Переваливаюсь меж ухабов, алкашни, собак. Всё одно. Выстроились в ряд на моём пути, мешаются, падлы. Краем глаза замечаю, что тот, который сбоку, долго что-то там в своих потрохах выясняет, ёрзает, а потом кладёт на вельветовое колено белую руку с чёрным «Макаром». На меня поглядывает юркими хищными зверьками глаз. Мол, вот оно как. Заметил? Оценил? Тот, что старый, посерьёзнел. Меня прошибает пот. Мне хочется попросить у них прощения за то, что был дерзок, и ещё бить их ногами, пока не останется одна кровавая каша вместо чертей. Вот такой похабный мир. Милая моя, твоими молитвами, твоими молитвами...

– Посмотришь волыну-то?

Я отрицательно мотаю головой, как телок.

– Тогда тормози! Приехал!

Я останавливаюсь и смотрю только на дорогу. Выведет ли кривая паскуда?

– Выйдем на пару слов.

– Не-е-е, спасибо, вы рассчитались, покиньте салон.

– Выйди, брат, – чуть ли не умоляя просит старый.

Я открываю дверь. Можно быстро захлопнуть и рвануть своим больным телом прочь. Бежать по запаху сдобы и забыться где-то сбоку притороченным. Но я этого не сделаю. И не из-за машины даже. Плевал я и на машину и на контору. Не убегу из-за чего-то другого... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в феврале 2020 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2020 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению февраля 2020 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.