Ветер. Раны...

Ветер. Раны...

…ветер раны –
точно тёркой…
Ветераны
в гимнастёрках
нынче в мае –
что ж стыдиться?.. –
обнимают
толстых фрицев…

Водку шнапсом
полируя,
вспоминают
Мировую –
как летали
да как верили
слепо Сталину
и Герингу,
как друг друга
били бодро
и над Бугом,
и над Одером…

Ветер раны –
как шрапнелью…
Ветераны
без шинелей –
что ж стыдиться?.. –
в День Победы
толстым фрицам
сигареты
предлагают,
вспоминая,
выжигали
как Германию,
как крошили
лихо в кашу
души,
крылья,
фюзеляжи…

И, пикируя,
горели
как над Киевом
да – Рейном,
как – проколотые
злобой –
шли из облака
лоб в лоб, и,
кто был духом
жиже,
с жару,
с пылу
в брюхо –
пули жалом…

…ветер раны –
точно тёркой…
Ветераны
в гимнастёрках
нынче в мае –
что ж стыдиться?.. –
обнимают
толстых фрицев…

Ветер раны –
словно плетью…
Ветераны
те да эти,
шнапсом водку
полируя,
пьют сегодня
мировую…

Ангел Мишка Сомов

…лечу…

Под ногами –
фонтанчики пыли…

Две пули догнали…
Зачем – позабыли…

Успеть бы до камня…
От камня – к оскалу
скалы мне,
пока не
ужалит металлом…

Петляю,
но петли –
удавки на стопах…

Полметра…

Я медлю…

Сейчас,
остолопа,
прошьёт меня,
чтобы
потом не заштопать…

До камня б дотопать…

Да в скалы – галопом…

Лечу…

Головой над –
шипящие трассы
то ноют,
то воют…

Дорожкою красной
полёт мой отмечен…

От боли я выкипел…

До камешка – вечность…

Полвздоха – до гибели…

Светило – в зените…

Глаза уж закрыл я…

Но ангел-хранитель
накрыл меня крыльями…
И принял ту мину,
что в спину мне целила,
тщедушным своим он
распластанным тельцем…

Дышу…

Но едва ли
живу я –
бессонный…

Как ангела звали?..

Сержант Мишка Сомов…

Надежда

…мы с гангреною руки
были наперегонки
две недели…

Хватит, братцы –
завтра – ампутация…

Ну, сержантик ты старшой…
Станешь утречком левшой!..

В левой –
ложка, плошка, вилка,
сигарета и бутылка?..

Слева буду бить по роже –
в щёку правую, похоже?..

Только левой –
вот проклятье!.. –
буду девку обнимать я?..

Ночь…
А сон – какой же, право?.. –
я с рукой прощаюсь правой
до утра…

А утром –
нате!.. –
входит девушка в халате:
– Доктор твой, мол, запил сильно…
Покажи-ка руку…
Синяя…
Здесь – не больно?..
– Больно…
– Что же…
Руку выходим, Серёжа…

Руку выходили…

После
поженились…
прямо… в госпитале…
в процедурной… биксов между…

Как жену зовут?

Надежда…

Страх

…казалось,
выблевал я страх
на скалах Гиндукуша…

Но страх змеёй пробрался в пах…

Под ложечку…

И в душу…


То – обжигающий,
когда
один,
под воем тошным
незримых мин
ты вникуда
ныряешь…

То – безбожный,
солёно-липкий –
прямо,
в грудь,
оторванная,
чёрная
тебе летит
кого-нибудь
нога или ручонка…

Страх самому –
ещё не жил –
сестричка моет губкой –
в ночной корячиться тиши
заштопанным обрубком…

Но поберёт меня пусть прах –
не поведу я усом –
невыносимей прочих страх –
вдруг оказаться трусом…

Меня никто не ждал...

…листвы и пад, и бал…

Небес то хлябь, то просинь…

Меня никто не ждал…

А я вернулся…

Осень…

И брюки, и пальто
как не по мне пошиты…

Меня не ждал никто…

А я вернулся…

Слышите –
звенит синиц семья
триолями, терцетами?..

Никто не ждал меня…

А вернулся…

Целый…

Кого так ждали – пал…

Бью,
пьяный,
кафель в ванной…

Меня никто не ждал…

А я вернулся…

Странно…

Отстреливая звезды...

…и сна – как не было…

Звезда
ракеты…

Рёв моторов…

Мы улетали вникуда
на крыльях птиц матёрых…

Коротких новеньких сапог
не стоптаны подошвы…
И старшина –
двугорбый бог –
встревожено восторжен…

Мы были чьими-то детьми
и чьими-то отцами…
И были живы,
чёрт возьми,
и даже – целы…

Сами,
ещё безусые –
мы в ус
как дуть не знали…
Пули
ещё не пробовали вкус…
И боли не хлебнули…

Ах, если б ведать нам тогда
во чреве птиц пузатых,
что, улетая вникуда,
не прилетим обратно…

И тот ночной аэродром
под Ферганой,
похоже –
навеки наш родильный дом
и дом последний тоже…

А сна – как не было…
И в ночь,
не сбили чтобы в воздухе,
моя душа взмывает прочь,
отстреливая звёздыОтстреливая звёзды – инфракрасные ловушки, отстреливаемые самолётами и вертолётами – защита от ракет с тепловым наведением…

Что осталось от меня...

…что осталось от меня,
привезли под вечер…
Суетливая родня…
Водка, слёзы, свечи…

В небе – тучных туч галоп,
да заката зарево…
Лапы пёс кладёт на гроб –
чует, знать, хозяина…

Куст сирени заодно
с клёном да акацией
в потемневшее окно
ветками стучатся…

Занавешенное
сквозь
шва прореху мелкую –
что за странный прибыл гость?.. –
жадно смотрит зеркало…

Чуть ворочаясь,
земля
засыпает
летняя…

Что осталось от меня,
двадцатидвухлетнего?..

Две медали…
Орден – жаль,
что посмертно…

Матери
неподаренная шаль…
А сестрёнке – платьице…

Что осталось от меня?..

Ротный наш,
которого
смог недавно из огня
бронетранспортёра
перевёрнутого
всё ж
вытащить…

Гантели…

На рисунке детском – дождь
сизый акварелевый…

Кошкой сцапанный,
потом
выхоженный жаворонок…

Лыжи…

С марками альбом…

Да и всё,
пожалуй…

Не вернулся откуда...

…половиц в фиолетовом сумраке скрип…
Не ступить бы на мину…
Я не помню – в каком из боёв я погиб
или без вести сгинул…

Меня не было дома и нет столько лет,
что вдова позабыла….
Потеряли обои зелёные цвет…
И – балкона перила…

Задержусь только в комнате сына –
какой
парень вымахал, право…
Осторожно поправлю одеяло рукой
уцелевшею правой…

В ванной маленькой капает тихо вода…

Кран прикрою я…

Утро…

Жаль – опять возвращаться пора мне туда,
не вернулся откуда…