И душе бывает больно

* * *

Что и душе бывает больно,
Не ведая, не первый век
Живёт покуда всем довольный,
Но равнодушный человек.

О прочих мало беспокоясь,
Под жизнерадостный мотив
Неукоснительно настроясь
На каждодневный позитив.

Практически неуязвимый,
Он не бунтарь, не диссидент
И не герой из столь любимых
Нам в прошлой жизни кинолент.

Коль выгодно, во всём послушный,
Коль надо, холоден как лёд,
Ну а поскольку равнодушный,
Считай, нигде не пропадёт.

Ведь равнодушие, как кома,
Впадёшь, а выбираться как?
И к равнодушию людскому
Уже все стали привыкать.

Иной его не видит даже.
Другой, вздохнув, махнёт рукой.
А третий равнодушно скажет:
«Подумаешь, я сам такой».

Но тем, кого оно достало,
Спешу напомнить поскорей,
Как, к счастью нашему, немало
Неравнодушных матерей

И тех, кому во тьме кромешной
Даётся Божья благодать –
Любить, иначе б мир наш грешный
Без них не мог существовать.

* * *

Вечно скитаясь по свету и странствуя,
Всюду свои, хоть и сами неместные,
Не признавая границы и санкции,
Носятся по небу тучки небесные.

Тучки небесные, тучки крылатые,
Мчатся, сверкая жемчужными перьями,
То проплывают, как грозные статуи,
С запада, с юга, с востока и с севера.

В наши края забредая, холодные,
В них ни угла не ища, ни пристанища,
Что вам какие-то нивы бесплодные?
Войны людские? Лесные пожарища?

Наши, как, впрочем, не наши невзгодины?
Беды, сомнения, страхи и чаянья?
Нету у вас ни чужбины, ни родины.
Нет в вас тоски, нет любви, нет отчаянья.

* * *

Внутри у каждого из нас
Живой истории примеры,
Сил нерастраченных запас,
Остатки юношеской веры.

И плюс у каждого внутри
Свои заветные архивы,
Покуда мы, чёрт подери,
Ещё не умерли и живы.

И наконец, возможно, там,
В хранилищах души нетленной,
Ещё и пара строчек к нам,
Дошедших из глубин Вселенной.

Да не из нашей, а из той,
Где все давно сплотились вместе,
А мы за общей суетой
Не удосужились прочесть их.

* * *

Страдания на пике своего,
Когда на теле места нет живого,
И всюду столько разного всего,
По большей части дикого, дурного.

Душа с душой почти не говорит,
И сердце для других сердец закрыто
Под грузом накопившихся обид,
Столетиями ждавших аудита.

Но нет у нас ключей от Царских врат.
И жизней всех и всех реинкарнаций
Не хватит, чтоб кто прав, кто виноват,
Доподлинно и с честью разобраться.

Найти, поднять, по полкам разложить
Без спешки досконально и подробно.
Но надо ли? И можно ли судить
И обвинять во всём себе подобных?

Настанет миг, душа покинет плоть.
Вопрос: «кто прав?» – останется открытым.
Пускай за нас решит его Господь,
Единственный и главный аудитор.

«От безысходности не кисни...»

             «Поэзия не зарифмованная проза,
            а состояние души».

            -1-

От безысходности не кисни,
Живя в какой-нибудь глуши,
Мой друг-поэт, рифмуя мысли
По повелению души.

Коль слово в горле стало комом,
Не хорохорься, не блефуй,
А чтоб зажечь сердца глаголом
Своим, всё заново рифмуй.

И пусть поэзия есть тайна,
Призвал тебя на белый свет
Господь, как видно, не случайно,
Любезный гражданин поэт.

Иной рифмует для забавы,
Кто славы ради, и один
Лишь ты – во имя высшей правды,
Поэт, а также гражданин.

            -2-

Поэты, не вставайте дружно в позу.
Поэзия, сколь гладко ни пиши,
Не просто зарифмованная проза,
Скорее – состояние души.

Одно из тех немногих проявлений
Природы человеческой, где нет
Порой рациональных объяснений
Всему, что хочет выразить поэт.

И если есть в поэзии сакральность,
То всякий раз за образностью рифм
Искать необходимо чью-то тайну,
А не какой-то сложный алгоритм.

Ещё она душой всегда согрета,
А если нет – зря тратишь свой запал,
Никто не назовёт тебя поэтом,
Как гладко бы и складно ни писал.

* * *

И у суровых аскетов,
К счастью, бывают грехи.
И у хороших поэтов
Встретишь плохие стихи.

Как же, о муза-сестрица,
Казус им сей избежать?
Может быть, больше трудиться?
Или же меньше писать?

Может, характер виною
В силу каких-то причин?
Или же что-то иное?
Так подскажи, научи.

Пусть у поэта есть силы,
Воля, есть творческий зуд.
Но основное мерило
Всё же – читательский суд.

Здесь не подашь апелляций.
Только запомни, поэт,
Мнение может меняться
По истечении лет.

Судят порой однобоко.
Что отвергалось вчера,
То по прошествии срока
Может пройти на ура!

Так что неси свою ношу,
Пестуя каждый свой стих.
Помнят поэтов хороших
И забывают плохих.

Читательский билет

Вручив читательский билет,
С десяток книжек для начала,
Судьба потом немало лет
Его уже не отбирала.

Я жил в читающей стране.
Не для того, чтоб скрасить скуку,
Читали книжки в детстве мне,
А позже я читал их внукам.

Не для того сдавал в печать
Свой труд, задуманный однажды,
Писатель, а чтоб больше знать
Полезного мог в жизни каждый.

Который мог пробиться к нам
В любые города и веси,
Зато писавший всякий хлам,
Был сам себе лишь интересен.

Теперь у них иной размах.
На многочисленных страницах
В несуществующих мирах
Порою можно заблудиться.

У всех писательство в крови,
А посему всенепременно,
Коль ты писатель, удиви
Своею собственной вселенной.

В которой и в помине нет
Насущных жизненных реалий,
И мой читательский билет
В них, к счастью, мало актуален.

* * *

Во имя такого альянса,
Пусть кто-то и будет смеяться,
«Своей неуклюжестью в танце
Готов подчеркнуть вашу грацию».

Как в чеховской «Анне на шее»,
Похожая с виду картина:
Красивая дама и с нею
Стареющий полный мужчина.

Вокруг, как во сне, пролетая,
Мелькают какие-то лица,
И он семенит, понимая,
Что танец недолго продлится.

А с ним – ощущенье полёта.
И в мыслях проносится: ну же,
Скажи ей, скажи ей хоть что-то,
Отбросив свою неуклюжесть.

Молчать не в твоих интересах.
...А дамочка ищет героя
Другого, без лишнего веса,
Моложе и без геморроя.

* * *

Я опять в оцепененье,
Руки ходят ходуном.
Промежуточные звенья
Вижу только лишь кругом.
Могут что-то от кого-то
И куда-то передать.
Но при этом хоть за что-то
Не желают отвечать.

Без малейшего стесненья
Каждый день и каждый час
Промежуточные звенья
Отфутболивают вас.
Раз окошко, два окошко,
Докажи, что ты есть ты.
Размножаются, как кошки,
Прорастают, как грибы.

Перед ними пресмыкаясь,
Забываю об одном,
Что и сам я лишь являюсь
Промежуточным звеном
Между прежним человеком,
Что дожил до перемен,
И физическим субъектом
С многозначным ИНН.

* * *

Вся древесная текстура,
Изумрудная трава.
Уходящая натура,
Наша прежняя Москва.
Где, чтоб было вам понятней,
Люди строят коммунизм,
И на крышах голубятни
Вовсе не анахронизм.

Где сосед соседа знает,
Мирно спит в подъезде кот.
Где бордюры не меняют
Для чего-то каждый год.
Где в метро читают книжки,
Где ни дрязг, ни дележей,
И панельные домишки
В пять невзрачных этажей.

В четырёх стенах не майся.
Что сидишь, уставясь в пол?
Возле дома прогуляйся,
Погоняй с часок в футбол.
А желаешь по-иному,
Наплевав на все дела,
С мужиками возле дома
Можешь сесть, забить «козла».

Жаль, но это всё рутина.
Отвыкай, к чему привык.
Не домишки, а домины
Понатыканы впритык.
Где, что в пятницу, что в среду,
Будь тебе сто лет в обед,
До ближайшего соседа
Никому и дела нет.

Почему, но, полагаю,
Вам сегодняшним видней,
Облик города меняет
Вместе с городом людей.
Раз им кажется нормальным
Всё: и новая Москва,
И что вместо натуральной
Сплошь рулонная трава.

* * *

Меняются эпохи, времена,
Со временем меняются пристрастья,
И в людях прорастают семена,
Чьим всходам помешать не в нашей власти.

Ведь с возрастом судьбу свою ломать
Не хочется, да выбор не за нами,
И время, наложив свою печать,
В который раз меняет всё местами.

Возможно, существует супермен
На свете или кто тебя моложе,
Кого суровый ветер перемен
Пока ещё особо не тревожит.

Кто знай себе шагает напрямик,
Уверенный и дерзостный, покуда
Не растерялся, не потух, не сник,
Став в одночасье трусом и занудой.

И всё же жить в эпоху перемен
Непросто, коль закончилось терпенье
Людское, и намечен явный крен
В их непростых взаимоотношеньях.

Когда весь быт летит в тартарары,
А вот авантюристы, и пройдохи,
И честолюбцы, прячась до поры,
Дождались наконец своей эпохи.

Не раскрывая поначалу карт
Своих и положив за аксиому:
Удачливость, везение и фарт
Им свойственны, как никому другому.

И пусть авантюрист не супермен,
Не станет всякий раз тянуть резину,
Уверенный, что ветер перемен,
Таким как он, веками дует в спину.

* * *

Когда сижу в кругу друзей,
На старческий приходят ум
Две очереди: в мавзолей,
Вторая, что напротив – в ГУМ.

Там были все, и стар и мал,
И в каждую из этих рек
Людских, хоть раз, но попадал
Любой советский человек.

Толпа – единый монолит,
Держалась стойко в снег и в дождь.
Одним был нужен дефицит,
Другим – лежащий рядом вождь.

Хоть состояла из людей,
А жизнь людская между тем –
Всего лишь суррогат идей
И накопившихся проблем.

И как мы помним, господа,
Вполне возможен резонанс
А иногда и взрыв, когда
Нарушен хрупкий их баланс.

* * *

Мы сбились со счёта, в который уж раз
Не можем никак разобраться.
Свобода важнее в итоге для нас?
Иль всё же важней безопасность?
То видим «свободы» живые ростки,
Как «крышу» снесло у народа.
То вновь зажимают нас с вами в тиски,
И так не хватает свободы.

Не зря, кто мудрее, привыкли считать,
Что как не нужны нам всем гласность
И право свой путь для себя выбирать,
Превыше всего безопасность.
К чему многочисленных прав хламудьё?
К чему демократии всходы?
Коль жизнь нам дороже, а ради неё
Не грех поступиться свободой.

Конечно столь многим любезный соблазн –
Мотив абсолютной свободы,
Так мир наш устроен, и дальше не раз
Ещё взбудоражит народы.
Но лучше, поверьте, прослыть палачом
Свободы, чем сбившимся в шайки
Дать волю, покуда опять не начнём
По новой закручивать гайки.

* * *

Какие там «Что? Где? Когда?»,
Какие, к чёрту, КаВээНы?
Одна сплошная лабуда
Лишь нескончаемым рефреном.

Поставь на жизни прежней крест.
Как все продвинутые люди,
Сиди, пока не надоест,
С утра до вечера в ютубе.

Мечтай. Мечтать ещё не грех.
Одно не забывай, что раз ты
Родился, и тебя, как всех,
Загонят в цифровое рабство.

* * *

Нас очень просто запугать,
Да так, чтоб не могло и речи
Быть, хоть кому-то там роптать,
Публично спорить и перечить.

Ещё нас можно всех купить,
А фигу держащих в кармане,
Со всеми прочими, как пить
Дать, взять и скопом оболванить.

Не так уж сложен чей-то код,
Поверьте, и отнюдь не боги
Способны охмурять народ
Посредством грязных технологий.

И вот уж снова тишь да гладь,
И никакой альтернативы,
Осталось только лишь дожать
С десяток чересчур строптивых.

На восемь бед один ответ.
Последний кмет в нечистом поле
Один маячит. Счастья нет.
Но все спокойны. Поневоле.

* * *

Как навязчивый завет,
Повторяют наши люди
Не один десяток лет:
«Победителей не судят».

Повторяет молодёжь,
Повторяют очевидцы
И свидетели. Но всё ж,
Кто-то мог и усомниться?

Я, поверьте, не из тех,
Кто навязывает кредо
Всем своё. Но вдруг успех
Только пиррова победа?

Пусть худой, но всё же мир,
Чем платить такую меру
За победу, думал Пирр
Триста лет до нашей эры.

Но у древних склад иной,
Что нам до времён античных.
Победить любой ценой
Как-то более типично.

Напоследок громкий залп
Из оставшихся орудий,
И безжизненный оскал
И свидетелей и судей.

* * *

Хоть помирать всем неохота,
А жизнь, как высший Божий дар,
Война становится работой,
И в этом-то и весь кошмар.

Она давно уже не драма
На теле-, радиоволне.
Ведущий вновь прервёт рекламой
Скупые сводки о войне.

Военный дух и ритм военный,
Военный сленг из года в год
Всё больше входят в повседневный
Для всех привычный обиход.

Война уже не удивляет
Ни человека, ни страну,
И дети больше не играют,
Как прежде, во дворе в войну.

* * *

Жизнь каждому дана по праву,
И, право, жалко умирать.
И нет ни у кого в ней права
Себе подобных убивать.

А значит, рассуждая здраво,
Ни у кого нет права впредь
Людей налево и направо
Исправно отправлять на смерть.

* * *

Затаился, скрылся, лёг на дно,
Круг знакомств до минимума сузив,
И живу уже давным-давно,
Не питая красочных иллюзий.

Да и что особо их питать?
Видя каждый день всё те же лица,
Понимаешь: лучше не роптать,
А на время взять и затаиться.

Просто раствориться, переждать
И уйти, как многие, со сцены.
Через пару лет иль через пять,
Глядь, и впрямь наступят перемены?

Пусть себе галдят наперебой.
Только разобравшись в этом гуде,
Оценив решительный настрой,
Понимаешь: перемен не будет.

* * *

Бросить в будущее взгляд
не берусь я,
горьким будет аромат
послевкусия.

Жаждет крови эпигон
новой веры.
Шлёт проклятия Дантон
Робеспьеру.

Остальные там и тут
ловят признаки
изменений и бредут,
точно призраки.

Выявляют корень зла –
ощущение –
ищут нового козла
отпущения.

Что расслабился, притих?
Не до неги.
Были половцы, до них –
печенеги.

Сколько трепетных страниц,
бурь, коллапсов.
И теперь вот у границ
англосаксы.

Да, у самых у границ
эта стая.
Не пристало падать ниц,
Русь святая!

Избавляясь от рутин,
ты ль не крепла?
Возрождалась из руин,
тьмы и пепла.

Славный витязь, гордый скиф,
первый кремль.
Тут и сказка, тут и миф,
быль и небыль.

Тут и вся твоя, страна,
многогранность.
Не заслуга, не вина,
просто данность.

Пострашней любой чумы
и холеры,
так что, в сущности, все мы –
робеспьеры.

Сплошь приверженцы идей,
эпигоны,
и не слышим, хоть убей,
вас, дантоны.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июне 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: