О русском и английском языках, Нине Сапрыгиной и Шекспире с Ратлендом

На чтение потребуется 23 минуты | Цитата | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за май 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Платон мне друг, но истина дороже.

 

 

Приход Нины Сапрыгиной в «Новую Литературу» ознаменовала статья «Таинственное величие шекспировских сонетов». Точнее, согласно логике самого автора, ратлендских, ибо сочинения Шекспира приписываются его современнику Ратленду. Он и граф (к тому же пятый), и потомок короля, и путешественник, и воевал, и заговорщиком был, и государственным деятелем, и три образования получил, что твой Горбачёв. Попутно он выдул без малого сорок пьес, четыре поэмы и сто пятьдесят четыре сонета. Наш пострел везде поспел. Это вам не интеллигентишко из «Глобуса»^[1]. Правда, учитывая, что Ратленд прожил тридцать пять лет, это маловероятно. Хотя, в принципе, можно и так «потрясти копьём». Вспоминая одарённость Лермонтова, я уже ничему не удивляюсь.

Статья, при всей спорности выдвинутой гипотезы, обстоятельна и познавательна. К тому же скоро юбилей – четыреста сорок лет со дня рождения Ратленда. (И четыреста лет со дня смерти одного посредственного актёра). Но данная рецензия скорее о написанном Сапрыгиной на авторской странице. Признаться, я впервые вижу столь спорные заявления в подобного рода текстах (впервые один из них побудил меня написать рецензию).

 

 

*   *   *

 

Сапрыгина сообщает как об установленном факте, что в русском и английском языках по сто пятьдесят тысяч слов, и эти языки «считаются» самыми богатыми в мире. Простите – кем считаются? Интеллигенция Франции, Германии и Испанидада считают свои языки уступающими английскому с русским? Или превосходство последних признано филологами Италии, Китая и Японии? Или так считают представители классической филологии?

Дело не только в сказанном Сапрыгиной. На эту тему – какой язык богаче, лучше – говорят много, постоянно допуская грубейшие ошибки.

 

 

*   *   *

 

Выясняя, какой язык богаче, обычно сравнивают количество слов. Но ни один язык не имеет точно установленного количества слов. Способы подсчёта разные, и очень разные.

Считать ли единственную и множественную формы слова одним словом или двумя? А формы глагола? С изменением рода? Как быть со словами, имеющими два значения, например, «лук», «язык»? В испанском куча слов меняют смысл в зависимости от артикля. В разных странах на эти вопросы отвечают по-разному.

«Эускалдунак» – самоназвание басков. Вроде не русское слово, но в русском имеется, встречается в текстах. Считать ли подобные слова? Из них большой словарь получится.

Существует просторечие, масса «неузаконенных» слов, скажем, русские слова образца «чувак», «фигня», «хрень», «похавать». Засчитывать ли их?

Считать ли матерщину? Блатной жаргон? Аббревиатуры? Имена собственные? Сокращённые формы слов? Уменьшительные? Есть слово «текст». А «текстик»? «Текстище»? Однозначного ответа нет. Криминальный жаргон очень сильно меняется каждое десятилетие – и, если его засчитывать, считать ли устаревшие слова?

В русском народе девятнадцатого столетия интеллигента часто называли «антилихент», доктора «дохтуром», паспорт «пачпортом», «пашпортом». Засчитывать ли эти слова? Они встречаются в произведениях исторического жанра.

Плохо знающий русский язык (или любой другой) коверкает слова. Может сказать: «нэ понымаю». Эти слова приводятся в текстах как передача речи данного человека. Так может говорить персонаж романа. Есть в русском эти слова? Нет? А вроде есть. Даже пишутся, и незаменимы, характеризуя персонажа.

Масса слов используются в отдельных коллективах, в кругу друзей, в одной семье или даже между двоими. Их количество не поддаётся учёту, ибо они редко записываются или выходят за пределы узкого круга людей. С литератором Яной Кандовой мы фактически говорили на новом диалекте русского. «Хупысьничать» означало «спать», «разбубухаться» – «расшуметься». Этих слов у нас были сотни. Засчитывать их? В разных странах, разные филологи различно ответят на сей вопрос. А если засчитывать, то как их подсчитать? Пару слов (из наших с Кандовой) я привёл в этой статье. Ещё около сотни в моём компьютере. Считать только их? Чем провинились незаписанные?

Слово может использоваться только одним человеком. Нетрезвым я ругаюсь словами «ж.пство», «пид.расятина» и «пид.армон». Засчитать их? Они и в письменном виде имеются. Как раз в этой статье.

Слово можно использовать единожды. Скажем, у меня с кем-то есть общий знакомый Иван. Я шутливо напишу в письме: «не иванничай». То есть не веди себя как Иван. Получит ли это слово право на существование? Почему бы и нет? Оно, кстати, уже записано – в этом самом абзаце.

Недостаток таких слов только в малоизвестности. Но кто назовёт необходимый минимум людей, знающих данное слово? Слова «археоптерикс», «агеизм», «интарсия», «гризайль», «сграфитто» и «майолика» в русском языке есть, но их не знает даже четверть процента русскоговорящих. К тому же «необычность – не оторванность; необычное сегодня может завтра войти в обиход, как не только понятное, но и как удобное для пользования» (Андрей Белый, из предисловия к «Маскам»). Это, кстати, относится к большинству неологизмов Белого, часть их собрана той же Кандовой в «Словаре неологизмов романа «Москва» Андрея Белого».

Из одного слова можно произвести массу спорных, вроде несуществующих слов; но, стоит их написать или только произнести, как они входят в язык. Есть слово «колбаса». Можно сказать «колбасище», «колбасятина», «колбасничать», «колбасятничать», «разколбасничать», «разколбасничаться», «переколбасничать», «доколбасничать», «доколбасничаться» etc. Считать эти слова или нет? Неважно, что они означают – при желании можно придать им смысл. Кандова иногда называла меня «колбасятиной», что означало: «надутый м.дак, задолбавший своё окружение заумными разговорами».

Двуязычные коллективы используют слова смешанного происхождения – слово склоняется, спрягается по правилам другого языка. Я знаю около сотни подобных слов. Благодаря советскому режиму их очень много. В Бразилии так распространены португалоиспанские слова, что появился целый «язык» смешанного происхождения, портуньол, на нём говорят миллионы. Та же ситуация в Аргентине и Уругвае с испаноитальяноиндейским «языком Рио-Платы». Здесь встаёт уже два вопроса – учитывать ли эти слова, и если да, то к какому языку относить? Или к обоим? Тут четыре варианта – отнести их к одному языку, к другому, к обоим, не считать вообще. При желании можно обогатить один язык или другой, приписав подобные слова именно ему.

В предыдущем абзаце использованы слова «португалоиспанские», «испаноитальяноиндейский». Подставляя все остальные нации (их тысячи), по две-три в одном слове, и в разном порядке – «италофранцузский» и «франкоитальянский» – можно произвести сотни миллионов слов (миллиарды?). Или они уже есть, по умолчанию?

Что считать диалектом, а что языком, не всегда точно известно. Языков на земле от трёх до шести тысяч – смотря по какой лингвистической классификации. Китайский – это именно один язык, или группа языков? Мнения разные. Так вот, засчитывать ли слова всех диалектов какого-либо языка, если многие лингвисты считают эти диалекты разными языками? И если даже это диалекты, считать ли все диалектизмы? Тогда сильно выиграют языки, где диалектов больше и они сильнее различаются. Китайский, арабский, испанский, итальянский, немецкий.

Языки с давней историей настолько изменились, что каждый из них за всю историю развития представляет не один язык, а целую подгруппу языков, если не группу. Считать ли словарный запас всех этапов развития, все архаизмы? Если нет, то каков допустимый срок давности? Если да, то выиграют языки, претерпевшие особо сильные изменения лексикона.

Считать ли артикли? Во многих языках их нет. А частица «не» в тюркских языках запрятана в середину слова, и глаголов вдвое больше, чем в любом европейском языке. Десяток тюркских языков сильно выиграет, если засчитывать отдельно глаголы с отрицанием.

Считать ли географические названия? От этого выиграют языки стран с большим количеством населённых пунктов. Кстати, иностранные географические названия – считать или нет? «Мехико» – есть ли в русском такое слово? Во всяком случае, есть русское слово «бакинец». Есть и «маштагинец». Маштаги – городской посёлок поблизости от Баку. Поскольку он мал, слово «маштагинец» известно только русскоязычным гражданам Азербайджана, отчего не перестаёт быть русским. Ведь слово «молочаевец» тоже мало кто знает, а Молочаи – русское село. Теперь приставьте русские окончания к названиям всех населённых пунктов Земли – вот вам миллионы русских слов. Можно удвоить их количество, добавив женские окончания, вроде «маштагинки». Можно утроить, добавив множественную форму слов. Ах, учетверить? Добавьте множественную форму в женском роде.

А как насчёт иностранных терминов? Эпоха Возрождения во всём мире (и в русской литературе) часто называется французским словом Ренессанс или итальянским Ринашименто. Входят ли эти слова в русский язык?

Считать ли вообще варваризмы? Если нет, от этого выиграет исландский, предпочитающий словообразование заимствованию иностранных терминов.

В зависимости от способа подсчёта, в русском языке (французском, английском, испанском etc) может оказаться сто пятьдесят тысяч слов или миллиарды. Например, в англоязычном мире часто считают словом любое известное буквоцифросочетание, что-нибудь вроде «SDF-218». В результате раздаются голоса, что в английском более миллиона слов, и их количество растёт на пятнадцать слов в день.

Во Франции, напротив, сильны позиции пуристов, радетелей чистоты языка (дают о себе знать традиции классицизма, расцветшего именно во Франции). В результате, по подсчётам самих французов, во французском оказывается якобы значительно меньше слов, чем во многих других языках. Представителям других языков становится легче гордиться своими великими и могучими.

Сапрыгина пишет о ста пятидесяти тысячах слов в русском и английском как об общепризнанном (!) рекорде. У меня есть итало-русский словарь Зорько на триста тысяч слов. Я с ним много работал и могу сказать, что раздуть его до миллиона слов не труднее, чем сократить до ста пятидесяти тысяч.

Между прочим, в итальянском языке числительные пишутся слитно. Поскольку ряд чисел бесконечен, бесконечно и количество итальянских слов. Можно составить список подобных числительных в любом количестве и обнародовать. Обогатить итальянский за один год на миллионы слов.

Можно сделать подобное и в русском. «Одноногий», «двестидвадцатипятиногий» etc. До бесконечности. Если вам надоест окончание «-ногий», смените его на «-рукий». Или «-головый». Можно и так: «послезавтра, послепослезавтра…» Или: «позавчера, позапозавчера…» Вот уже пять бесконечных рядов слов.

Английский богатеет на пятнадцать слов в день? Можно в одиночку обогащать русский или итальянский на тысячу слов ежедневно.

Добавим, что иероглифы китайского языка отражают целые понятия, к нему не применимы вообще все способы подсчёта слов индоевропейских языков. Для китайского неважно само понятие «слово». Возможно, это относится ко всей сино-тибетской семье языков.

Заговорив о Дальнем Востоке, вспомнил фразу моей бывшей русскоязычной знакомой, изучавшей японский: «Когда мне говорят о беспрецедентном количестве русских синонимов, я вспоминаю японские варианты слова "дождь"». Уточню, что английский она хорошо знала и не считала лучше русского.

Касаемо синонимов. Часто называют один из синонимов и говорят, что в других языках он отсутствует. Но в другом языке это понятие может иметь другой синоним, тоже непереводимый в точности. Вот пять русских синонимов: «зад, задница, попа, попка, ж.па». В итальянском тоже пять подобных слов. Но они не всегда совпадают по значению с русскими, эти два ряда синонимов не делятся на пары. Точно совпадают только «ж.па» и «куло». Русский и итальянский не калькируют друг друга.

С той же логикой люди гордятся невозможностью точно перевести шедевры отечественной словесности. Забывая, что на их язык тоже не всё легко перевести. Конгениальных переводов Андрея Белого и Цветаевой нет, и вряд ли они будут. Но многие китайские и японские стихи с их многозначностью вообще непереводимы, в том числе и на русский с английским. Кто не верит, почитайте япониста Конрада^[2].

 

 

*   *   *

 

Дело не только в количестве слов, но и в грамматике. От неё возможности языка тоже зависят, и странно, что люди ограничиваются подсчётом слов. Какая грамматика лучше, определить трудно, ибо каждая имеет массу и плюсов, и минусов.

Как правило, люди осведомлены о достоинствах своих языков лучше, чем о недостатках. Недостатки мы не примечаем, привыкнув обходиться без отсутствующего в нашем языке, оно кажется нам неважным или вовсе ненужным. Если мы о нём вообще подозреваем.

Сравнивающие языки часто напоминают инвалидов, один из которых гордится, что зряч, не придавая значения слуху, другой – наоборот. При этом часто оказывается, что один вообще не имеет понятия о зрении, а другой – о звуках. Ибо они всю жизнь пребывали в данном состоянии. Что только добавляет им уверенности в своей правоте и иронии в адрес оппонента.

В русском языке различаются мужской, женский и средний роды. Вася «упал», Маша «упала». В тюркских языках различия нет. Но в них одушевлённое отличается от неодушевлённого, и во фразах «человек упал» и «стакан упал» слово «упал» – два разных слова. Слово «старый» тоже обращается в два слова, в зависимости от того, лошадь стара или картина. Русскоязычного трудно убедить, что это важно, а тюркоязычному трудно объяснить важность родового различия (знаю по опыту, много общавшись с обеими сторонами). Каждый пренебрегает тем, чего не имеет, что не мешает ему гордиться своим преимуществом. Словом, чем богаты, тем и рады. Чего нету – наплевать. Спор глухого со слепым. Точнее, глухорождённого со слепорождённым.

По-испански «вы» – «устэд», если обратиться к одному человеку на «вы». Если к нескольким, с каждым или с некоторыми из них вы в отдельности тоже на «вы», будет «устэдес». А если с каждым из них вы на «ты», скажите «восотрос». Если, конечно, не все они женщины. Иначе будет «восотрас». То есть мы видим четыре варианта. То же и со словом «мы».

«Носотрас тэнэмос буэнас нальгас. Тэнэйс динэро?» – «У нас хорошие ягодицы. У вас есть деньги?». Из испанского текста ясно, что герой рассказа – женщина. И ещё – говоря «мы», кроме себя она имеет в виду также только женщин. Всё это следует из слова «носотрас». «Тэнэйс» («у вас») означает, что она обращается к нескольким людям (а не к одному на «вы»). При этом с каждым из них в отдельности она на «ты». Наконец, её собеседники не одни только женщины, а мужчины или люди обоих полов.

Остаётся добавить, что в арабском эта система ещё сложнее.

А ещё есть в испанском грамматическая форма «субхунтиво». Объяснить не знающему испанский, что это такое, трудновато. «Я имею» – по-испански «тэнго», а в субхунтиво – «тэнга». Только после долгих занятий испанским человек понимает, точнее, начинает чувствовать, где прибегать к субхунтиво, как это меняет содержание и стиль.

Никто не задумывается, что достоинства языка зависят и от знаков препинания. В испанском вопросительный и восклицательный знаки ставятся не только в конце предложения, но и в начале. Не зная, каким знаком препинания закончится длинная фраза, читатель уже знает, какова интонация. Особенно это помогает при чтении вслух незнакомого текста.

Возьмём менее известные языки. Вот, скажем, азербайджанцы. Кучка закавказских лавочников. Уж их-то язык точно уступит названным Сапрыгиной, скажет читатель. В нём даже мужской род от женского не отличается. Рассмотрим.

О различии одушевлённого и неодушевлённого уже говорилось. Во-вторых. Вспомните известную фразу «я твою маму трахал». Как это понять? Ведь в большинстве случаев говорящий не претендует на то, что переспал с матерью собеседника. Почему же он говорит в прошедшем времени? Бывают и более абсурдные фразы, образца «я Гитлера маму трахал». При этом говорящий родился после её смерти. Всё равно как «я обольстил Клеопатру».

Подобные фразы имеют в виду не случившееся событие, а скорее пожелание, для точного выражения мысли потребна смесь настоящего и будущего времён, плюс та же фраза с частицей «бы», и ещё что-то, неуловимое. Не имея нужной формы глагола, мы говорим в прошедшем времени; говорим одно, подразумевая другое. В азербайджанском эта форма есть. «Гитлерин анасыны сиким». «Сиктим» – трахнул только что, «сикмишем» – трахнул (необязательно только что), «сикмишдим» – трахнул когда-то давно, «сикирдим» – трахал, «сикерем» – трахну, «сикирем» – трахаю, «сикердим» – трахнул бы, «сикесен» – трахнуть бы (хорошо бы это трахнуть), «сиксем» – если трахну. А «сиким»? Этой формы глагола в русском с английским нет, это почище субхунтиво. Это даже целой фразой не переведёшь. Даже просто объяснить нельзя: само объяснение тоже не уложится в рамки русского с английским, «считающихся самыми богатыми».

(Матерное слово в переводе заменено грубым. Некоторые гласные заменены, ибо отсутствуют в русском).

Заметьте, первые три варианта на русский переводятся как «трахнул» (когда?), а это разные слова, трахнул «только что», «необязательно только-что, в неопределённое время» и «когда-то». Из десяти глаголов один непереводим, даже необъясним, и три не различаются, требуя пояснения.

Выражение «мне (на него) наплевать» уже лучше, чем «я его маму трахал». Здесь нет сообщения о якобы произошедшем событии. Но и это выражение несовершенно. Всё равно как «мне его маму трахать». Что «на него наплевать»? Что «маму трахать»? Хочется (надо, нельзя, запрещено) плевать на него? Это незаконченная фраза. Причина та же – отсутствие вышеупомянутой формы глагола. И приходиться изворачиваться, то говоря о событии, не имевшем места («маму трахал»), или даже невозможном («Гитлера маму трахал»), то составляя незаконченные фразы («мне наплевать»). Хочется сказать, выразить нечто другое. Но грамматика не позволяет.

Азербайджанский не входит в индоевропейскую семью языков, он из алтайской. Различия огромны.

Вот тебе и закавказский лавочник. Казалось бы – тупой абрек, помидоры продаёт… «Гитлерин анасыны сиким». Точно сказано.

(Большей частью они сами гитлеровцы, эти продавцы. Но речь о языке, не людях).

В испанском и тюркской группе языков есть масса форм глагола, укладывающих в одно – два слова целую английскую или русскую фразу.

«Когда смотришь, если смотришь, когда не смотришь, если не смотришь, даже если не посмотришь, если не будешь смотреть, и не будешь смотреть, если они не будут смотреть, даже если он не посмотрит» – тридцать два слова. Перевожу девятью: «баханда, бахырсанса, бахмыйанда, бахмырсанса, бахмасонда, бахмыйаджахсанса, бахмыйаджахсанда, бахмыджейлерсе, бахмасада».

Вот прозвище гитлеровца по имени Кязым, данное ему моим другом Фаридом Алекперли: «Кязым, агзына басым».

Русским Алекперли владеет не хуже меня. Прозвище дал по-азербайджански не только из-за рифмы. Переведём: «Кязым, заслуживающий (того), чтобы я дал ему в рот». Без имени собственного – семь или восемь слов. Они полностью уложены в два слова нужной формой глагола.

(Можно привести примеры и из турецкого, но не будем загромождать статью).

И тут мы невольно возвращаемся к вопросу о количестве слов. Подобные глаголы – их количество огромно – отсутствуют во многих языках. Что отражается на общем количестве слов.

 

 

*   *   *

 

Сравнивая языки, мало кто говорит о фонетике, о том, как звучит тот или иной язык, хотя для нас это немаловажно. А здесь вычислить лучший язык ещё труднее, чем по лексикону и грамматике. Всё держится на субъективном ощущении. Я предпочитаю звучание славянских и романских языков. От французской речи получаю почти физическое удовольствие, слушаю как музыку. Причины этого не знаю. Но пусть, в свою очередь, кто-нибудь докажет, что я неправ.

Я знал человека, считавшего русский и фарсидский наилучшими языками и мечтавшего, чтобы весь мир говорил на русском и фарси. (Любопытно, что его русский хромал, а фарсидский он и вовсе знал наполовину, полностью владея только азербайджанским). Возможно, он неправ. Но кто способен это доказать, пусть первый бросит в него камень.

 

 

*   *   *

 

Многие языки схожи, входя в одну группу или даже подгруппу. Если один из них богат, развит, это во многом относится к языкам, мало от него отличающимся. Об оригинальности и развитости испанского уже говорилось. А португальский, каталонский и галисийский к нему очень близки, также входя в иберо-романскую подгруппу романской группы. Подозреваю, что и они достойны похвалы.

Языки с богатыми литературными традициями вообще не могут сильно отличаться друг от друга в лучшую и худшую стороны, в частности, по количеству слов, благодаря этим самым традициям. Русский, французский, испанский, итальянский, португальский, латинский, английский, немецкий, греческий, еврейский, санскрит, китайский, японский и многие другие языки не могут заметно превосходить друг друга – это означало бы бедность одного из них, а язык не бывает беден, если его носители создали богатую культуру. Да что говорить: есть азербайджанские формы глагола, «что и не снились нашим мудрецам» Шекспиру с Пушкиным. (Или Ратленду с Пушкиным? Не важно). А языки со столь многовековой литературой (и столь сильно повлиявшей на другие литературы), как греческий, латинский, французский, итальянский и китайский, вообще ни одному языку уступать не могут. Художественная литература как никто обогащает и оттачивает язык. Итальянский, ещё в четырнадцатом веке породивший «Божественную комедию», не может уступать никому даже в малой степени. Польский, с его литературным багажом, вряд ли кому-то уступит, и ни одному славянскому языку не уступит точно. (Ведь он им родственен, сам будучи славянским).

Какие бы один-два языка не назвать лучшими, это опровергается историей литературы. Ведь бедность языка отразится на уровне его литературы. Возьмём английский и русский, названные Сапрыгиной. Итальянский беднее английского? В чём это отразилось? Данте вышел хуже Шекспира? И, кстати, с какого времени итальянский беднее? Данте жил за триста лет до Шекспира. Может, английский усовершенствовался к двадцатому веку? Но чем Пруст вышел хуже Джойса, а Аполлинер – Элиота? Говоря об испанском – чем язык Кальдерона и сонетов Гонгоры уступает русской словесности семнадцатого века и сонетам Шекспира, а латиноамериканский роман двадцатого века – английскому и русскому? Стилем, содержанием? Или английский с русским стали лучшими к третьему тысячелетию? Но в связи с чем? Обогатились только русский и английский, а китайцы и японцы деградируют?

То же в философии. Ницше, Марксу и Сартру было труднее выразить сложную мысль, чем англо- и русскоязычным? Или их мысли проще, чем у англичан и русских? Их легче переводить? Немецкий язык, на котором написана богатейшая из философских литератур, не может уступать никому, и терминология его философии столь сложна, что многие понятия не переводятся, входя в другие языки новыми словами.

Речь не только о крупных языках. Мальтийский, язык четырехсот тысяч человек – синтез арабской грамматики (частично итальянской) с арабоитальянской лексикой и латинской графикой. Арабская грамматика очень сложна, итальянский лексикон весьма богат, наконец, мальтийцы весьма пишущий народ и в литературе в грязь лицом не ударили (особенно рекомендую их сонеты). То есть активно свой язык развивают. Наконец, сочетание арабского с романскими языками – в высшей степени оригинально. Должно ли считать недостатком мальтийского то обстоятельство, что он известен менее английского с русским? А тот факт, что мы их знаем куда хуже, чем они нас, говорит в их пользу. Сравнивая себя с нами, они знают, что сравнивают. А представители крупных языков очень редко могут этим похвастаться.

Греческий, албанский и армянский не входят ни в одну группу языков, каждый составляет отдельную группу. Судить о них трудно – большинство людей не знают не только их, но и что-либо на них похожее. А баскский даже ни в одну семью не входит, он изолирован в системе лингвистической классификации, сам себе семья. Мы не знаем ничего даже отдалённо его напоминающего, ни одной из общих его черт. (То же с айнским языком и рядом индейских, не упомню). Чего же стоят наши рейтинги?

 

 

*   *   *

 

Какой язык (языки) называют лучшими, в абсолютном большинстве случаев определяют три обстоятельства. Люди хвалят: 1) язык (языки), который лучше знают (если вообще ещё что-то знают), 2) свой язык, из патриотизма, 3) язык сверхдержавы на данный момент (после Второй мировой это английский).

(Та же ситуация с оценкой литератур разных языков. Те же три причины).

Все эти рассуждения напоминают знаменитое «я не читал, но скажу».

Теперь угадайте, почему Сапрыгиной названы русский с английским. Да по всем этим причинам зараз.

Дело не только в сверхдержаве, но и во всех крупных странах. Спросите кого-нибудь, немецкий богаче или голландский, и большинство скажут: «ну, немецкий, наверно…». Мало кто знает немецкий, не говоря уже о голландском, но все знают, что Германия гораздо больше Голландии. Я это тоже знаю. А вот чей язык лучше, не знаю.

В результате жителям крупных и сильных стран особенно трудно объяснить, что их язык не лучше многих других. Это касается в первую очередь носителей китайского, английского, русского, арабского, турецкого и японского языков. Русский уверен, что его язык правильнее остальных славянских, турок – что турецкий лучший из тюркских и вообще в алтайской семье, носитель китайского диалекта гуаньхуа – что прочие диалекты хуже. При этом большинство из них не знают, что сравнивают.

Количество квадратных километров территории, населения, танков и самолётов, выпускаемой продукции: чем больше эти цифры, тем больше они убеждают человека в исключительности его языка, при этом он никогда не признается даже себе, на чём основано его убеждение – ведь это означает расписаться в собственной глупости, ибо территория, население и армия с промышленностью к языку не относятся.

Есть и буржуазная причина – языки богатых стран кажутся более совершенными. Германоязычный регион богаче прочих, и начиная с двадцатого века развелось много дураков, считающих германские языки наилучшими.

Ещё причина нахваливать какой-либо язык – религиозная, у представителей традиционных религий. Верующий не может признать, что язык его «священных» текстов уступает другим языкам. И весьма почитает его, в большинстве случаев не имея о нём представления. Он вдвойне небеспристрастен, если это язык его народа, и религиозные пристрастия совпадают с национальными. Скажем, еврей-иудаист, араб-мусульманин или панрусист, считающий, что русский язык создан богом.

Дать более-менее правильный ответ на вопрос о лучших языках может человек, отвечающий шести условиям: он лингвист, из лучших полиглотов, интернационалист, не продажен, не верит в священные тексты, преклонных лет (успел изучить многое). Шампольон и Александр Тарасов в одном лице, да чтоб старше шестидесяти. Есть ли таковой вообще? Был ли когда-нибудь? Повторяю, в любом случае ответ будет приблизителен – даже полиглоту трудно изучить более одного процента языков. И потому не факт, что такой человек вообще посчитает возможным вычислить лучшие языки.

Наконец, неизвестно, согласится ли он, что один, два или три лучших языка можно вычислить в принципе.

 

 

*   *   *

 

Мой любимый язык – русский. Писал бы на нём, даже если он стал бы мёртвым. К английскому отношусь не хуже, чем к тюркским языкам, а большинство самих тюрков очень не люблю. Просто в этой статье говорится о фактах, а не пристрастиях автора. Отсюда и эпиграф. Многие языки противопоставляются именно русскому с английским как названным Сапрыгиной, и взяты примером. Достоинства русского с английским не описаны, ибо русский и без того известен русскому читателю, а комплименты английскому благодаря Пентагону обратились в пошлость.

А статья Сапрыгиной интересная. Рад новому автору. Точнее, двум – Сапрыгиной с сиятельным Ратлендом. Он у нас теперь заместо Шекспира.

 

 

 

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за май 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение мая 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.