Три карты – изящно и глубоко

 

Автор: Гореликова

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за январь 2024:

 

На чтение потребуется 35 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в выигрыше, ели с большим аппетитом, прочие, в рассеянности, сидели перед пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и все приняли в нём участие.

 

Невозможно не узнать произведение. Конечно же, «Пиковая дама» – одна из лучших жемчужин русской литературы. Вещь столь же изящная, сколь и многослойная. Не побоюсь этого слова, гениальная вещь. И это я вам сейчас докажу.

 

Но сначала немного нумерологии, ибо в повести очень много числительных, и построена она по принципу троичности.

В нумерологии тройка символизирует то, чего не достаёт миру, и движущую силу по восполнению этого недостатка.

В христианстве это, естественно, Троица – Отец, Сын и Святой Дух. Самое важное понятие – Триипостасность Бога, который един, но троится. В Древней Греции – это три Мойры, определяющие судьбу каждого человека. В литературе (кроме трёх карт) – три сестры, три товарища, три мушкетёра, три девицы под окном, три богатыря и три головы Змея Горыныча. В быту – три попытки сдать экзамен, трижды плюнуть через левое плечо и трижды постучать по дереву, раз-два-три, ёлочка, гори!

Короче, все и всегда чувствуют некие пробелы в мире и пытаются эти пробелы восполнить. Троичность (или тройственность?) нам в помощь.

А повесть «Пиковая дама» – она, как Бог, триипостасна по всем параметрам.

 

Во-первых, по жанрам.

По сути, в повести три истории – про то, как графиня (ещё не старая, а наоборот, весьма молодая) понтировала в Париже; про то, как Германн хотел узнать тайну и почти что совершил преступление, и про то, что случилось после. Все истории объединены в один сюжет, но их всё-таки три.

Первая история – светский анекдот, то, что в современной типологии жанров обозначается непочтительным термином байка. Вторая история романтическая (не от романтики, а от романтизма, названия литературного направления). Качественный такой романтизм, канонический, с героями необыкновенных страстей, авантюризмом и любовными чувствами. Третья история – то, что во времена Пушкина называли фантастическая повесть, а в наше – мистика и хоррор. Сюжет с участием потусторонних сил и всеми вытекающими из этого последствиями.

Три жанра, три жанра…

Во-вторых, по мотивам. Считается, что основным мотивом повести (т. е. устойчивым, повторяющимся формально-содержательным компонентом текста) является карточная игра. Но карточная игра слишком общий термин. На самом деле, в «Пиковой даме» три карты (зачёркнуто) три мотива, которые в лексике повести звучат как мирандоль, руте, обдёрнулся.

 

Здесь требуется пояснение, ибо то, что для современников Пушкина было ясно как белый день, для нас несколько туманно.

– Что ты сделал, Сурин? – спросил хозяин.

– Проиграл, по обыкновению. Надобно признаться, что я несчастлив: играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не собьёшь, а всё проигрываюсь!

– И ты ни разу не соблазнился? ни разу не поставил на руте?.. Твёрдость твоя для меня удивительна.

– А каков Германн! – сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, – отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!

Игра в тексте не названа, но это фараон, или штосс. Простая игра, не требующая особого ума, как преферанс, – только азарта. Участвуют банкомёт (сдаёт карты и обязан отвечать на ставки понтёров) и понтёры (делают ставку). Понтёров может быть несколько, каждый может ставить на несколько карт. У каждого игрока колода новых карт, что важно. Во время игры у карт нещадно загибали углы, что означало удвоение ставки. Как там в эпиграфе было? – гнули, Бог их прости, от пятидесяти на сто.

Понтёр выбирает из своей колоды карту, кладёт её рубашкой кверху и покрывает ставкой. Банкомёт сдаёт свою колоду, открывая по парам. Это называется прокидка. Карта, лёгшая направо, даёт выигрыш банкомёту, налево – понтёру. Иногда выпадает плие, равные по значению карты учитываются в пользу банкомёта. Масть значения не имеет. Если обе открытые карты не совпадают с картой, отложенной понтёром, начинается следующая прокидка. В целом, правила просты, очень похоже на пьяницу, игру, в которую мы играли в детстве.

Мирандоль – стратегия игры с одиночной ставкой на одну и ту же карту. Руте – стратегия, противоположная мирандолю, удвоение ставки.

В игре шансы не равны, у банкомёта их больше за счёт плие и… за счёт ловкости рук. Карты новые, пометок на них нет, но есть возможность подтасовывать. Впрочем, за подтасовку крепко били. Фараон (штосс) был вполне легальной игрой, тем более что доход от продажи карт, а колод на каждую игру требовалось много, шёл Опекунскому совету. Не всякий мог стать банкомётом, для этого требовалась определённая репутация. Как, например, у Чекалинского.

Чекалинский останавливался после каждой прокидки, чтобы дать играющим время распорядиться, записывал проигрыш, учтиво вслушивался в их требования, ещё учтивее отгибал лишний угол, загибаемый рассеянною рукою.

 

Итак, три мотива, три карты – тройка, семёрка, туз. Ощущение пробелов в мире и желание их заполнить (тройка); мудрость и философское отношение к происходящему (семёрка) и туз – карта, которая покрывает всё. Мирандоль – ставить на одну и ту же карту, руте – рискнуть и… обдёрнуться. То есть проиграть.

 

А. Пушкин. «Пиковая дама». Иллюстратор: Ясен Гюзелев. Источник: https://cameralabs.org/aeon/illiustracii/foto/19954-a-pushkin-pikovaya-dama-illyustrator-yasen-gyuzelev

 

Принцип троичности распространяется также на персонажей повести, которые превосходным образом группируются в треугольники (от тройки – никуда, на то он и мотив).

Первый треугольник, самый явный, с главными героями: Германн – старая графиня – Лизавета Ивановна.

Следующие треугольники – это игроки, герои второстепенные. Исторические: герцог Орлеанский – Сен-Жермен – графиня (молодая). Современные: Нарумов – Томский – Чекалинский.

На пересечении всех треугольников возникает литературный конфликт повести, который также существует в трёх ипостасях – межличностный (желание героя взять реванш в чуждой социальной среде), внутриличностный (борьба героя с собственной совестью) и конфликт метафизический (соотношение действий и последствий).

Сводить эти конфликты – как калейдоскоп поворачивать и смотреть, какой узор получился. Безумно интересно.

 

Взять, к примеру, Германна.

Он появляется в первом же эпизоде – игра у Нарумова. Германн сам не играет, только наблюдает, этакий вуайерист, смотрит, как другие получают наслаждение. Собственную страсть (а Германн, безусловно, страстная натура) он в этот момент держит под контролем.

В этом эпизоде Германн произносит всего две реплики, но все они ключевые, в них характеристика его начального состояния (источник литературного конфликта).

Что же он говорит?

В ответ на реплику товарища, не то удивлённого, не то восхищённого его невозмутимостью, Германн обозначает своё жизненное кредо.

– А каков Германн! – сказал один из гостей, указывая на молодого инженера, – отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!

– Игра занимает меня сильно, – сказал Германн, – но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.

Что это, тройка или семёрка? Осознание пробелов в мире или философское к нему отношение? А может, туз? Вон как сформулировано: я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее. Афоризм, однако.

На рассказ Томского об удивительном выигрыше его бабушки:

– Сказка! – заметил Германн.

О, это точно семёрка!

Далее в этой сцене Германн молчит, а Пушкин вводит ещё одну его характеристику устами второстепенного персонажа, применяя соответствующий литературный приём.

– Германн немец: он расчётлив, вот и всё! – заметил Томский.

Таким вот образом, экономично, но вместе с тем предельно ясно вводится характеристика героя, такого, каким он входит в сюжет. Экономично и точно. Недаром Дмитрий Мирский, русский литературовед и критик, называл «Пиковую даму» шедевром сжатости – в минимальный объём текста Пушкин вложил максимум информации.

В следующей главе образ главного героя, понятное дело, разворачивается. Германн (это не имя, с одной н, а фамилия, поэтому два н) – герой романтический (от романтизма). Романтического героя отличают возвышенные томления, сильные страсти и способность к неординарным поступкам. Как видим, всего этого в Германне предостаточно.

Но его натура так же и противоречива, как у любого другого представителя эпохи романтизма. С одной стороны, его возвышенные томления – это следовать с лихорадочным трепетом за различными оборотами карточной игры, с другой – немецкая расчётливость и рассудительность. А с третьей (устами всё того же второстепенного персонажа), вводится ещё одна характеристика.

– Этот Германн, – продолжал Томский, – лицо истинно романическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства. Как вы побледнели!..

Ну да, как тут барышне не побледнеть? Для современников Пушкина Наполеон и Мефистофель были расхожими типажами. Наполеон – человек, для которого нет нравственных правил, Мефистофель – нет ничего святого. И, что любопытно, все характеристики Томского, брошенные вскользь, по ходу мазурки, окажутся провидческими. Поэтому замерла барышня, поэтому насторожился и читатель. Современный Пушкину читатель, который был гораздо наивней нас, нынешних, прошедших огонь модернизма и прихотливые трубы постмодернизма. В те славные (безыскусные?) времена читатель знал: необыкновенный герой – необыкновенная история. А у нас прицел сбился. Слишком много мы видели извилистых линий. Настолько много, что уже не понимаем прямых. А они есть. Следствие напрямую идёт за результатом – как вода поднимется в Неве, а потом – бац! – и наводнение, спасайся кто может. Впрочем, наводнение – это про другого героя Пушкина, вернёмся к Германну.

 

Кто такой Германн?

Германн был сын обрусевшего немца, оставившего ему маленький капитал. Будучи твёрдо убеждён в необходимости упрочить свою независимость, Германн не касался и процентов, жил одним жалованьем, не позволял себе малейшей прихоти. Впрочем, он был скрытен и честолюбив, и товарищи его редко имели случай посмеяться над его излишней бережливостью. Он имел сильные страсти и огненное воображение, но твёрдость спасла его от обыкновенных заблуждений молодости. Так, например, будучи в душе игрок, никогда не брал он карты в руки, ибо рассчитал, что его состояние не позволяло ему (как сказывал он) жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее, – а между тем целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры.

Но, на самом деле, Германн бедным не был. По тексту, отец оставил ему «маленький капитал», на который наросли проценты, тот самый банковский билет в 47 тысяч. Что было не так уж и мало. Как вы помните, Николай Ростов проиграл Долохову 43 тысячи, и для его отца это была катастрофа. Сам Пушкин после смерти оставил карточных долгов на 120 тысяч, неподъёмная для семьи цифра, долги заплатил император. Так что теоретически 47 тысяч было суммой, вполне пристойной для того образа жизни, которые вели в Петербурге военные аристократы. И, кстати, у Чекалинского в игре никто более 275 рублей семпелем не ставил (для сравнения: бутылка шампанского стоила 15 рублей).

Тем не менее, жил Германн скромно, даже проценты с наследства не тратил, обходился одним жалованием военного инженера. То есть, Германн всячески ограничивал себя. Воля у него была железная, он запер свои страсти в клетку под замок. Но страсть, она как вода, дырочку обязательно найдёт.

Дырочкой оказался анекдот о внезапном, как по мановению волшебной палочки, обогащении. Это очень важный момент – внезапность, счастливый случай, фарт. Вспомним, что фараон – игра совсем не интеллектуальная, в ней не надо прилагать усилий, запоминать ходы партнёра, просчитывать стратегию и т. д. В ней полагаются на случай (а банкомёт – ещё и на ловкость рук).

Надо сказать, что сюжеты Пушкин строит безупречно. Хоть в его время слыхом не слыхивали про триггеры и саспенс, Пушкин владел этой техникой великолепно. Случайный рассказ болтуна Томского оказался для Германна искушением, преодолеть которое он не смог. Сюжетным триггером, толчком к преобразованию Германна, к обнажению его подлинной сути.

Анекдот о трёх картах сильно подействовал на его воображение и целую ночь не выходил из его головы.

В данном случае анекдот – то самое вдруг, которое является показателем хорошего сюжета. В любом сюжете должен был толчок сценическому действию, энергичный такой толчок, но в хорошем сюжете толчок должен выглядеть спонтанным, как бы случайным. Композиция «Пиковой дамы» выверена исключительно точно, до миллиметра, однако гений автора намеренно придал ей черты непреднамеренности. Случайной случайности.

Молодой человек (а Германн молод) в компании таких же молодых повес вдруг открывает для себя шанс, но какой это шанс? Мгновенного и лёгкого обогащения? Да, денег всегда не хватает, однако деньги сами по себе не столь важны. Ценно то, на что их, деньги, можно обменять. Германн не нищий, для которого одно счастье – поесть сытно. Его средств достаточно, чтобы вести более или менее приличную светскую жизнь, вообще, по сфере своих занятий, по происхождению в т. ч., Германн не сильно выделяется из среды своих приятелей. Однако многократно по всему тексту Пушкин подчёркивает чужеродность Германна. Все играют – он смотрит. Все отдаются страстям – он холоден и расчётлив. Хорошая мина при плохой игре (опять карты). Мол, это вы мне не нужны. Но это неправда. Германн ощущает себя посторонним, его не замечают, вот в чём главная рана героя. Поэтому нет, ему не просто нужны деньги, много денег, ему необходимо возвыситься, взять реванш, да такой, чтобы повергнуть остальных во прах. В общем, мы все глядим в Наполеоны.

Германн, как и Наполеон (только поменьше), жаждет управлять миром, и это – межличностный литературный конфликт. Который накрепко спаян с внутриличностным. Сильная страсть требует способности производить сильные действия. Которые Германну, в общем-то, вполне среднему человеку, да еще немцу (коннотация уничижительная), были несвойственны. Хотя сам Германн так не считал.

Анекдот о трёх картах сильно подействовал на его воображение и целую ночь не выходил из его головы.

Сначала Германн предавался мечтам. Затем начал строить планы, как узнать тайну старухи. Он даже был готов сделаться любовником графини, которой, как мы знаем, было 87 лет. То есть, началась нравственная деградация главного героя. Германн отбрасывает мораль (идёт по пути не только Наполеона, но и Мефистофеля) и затевает интрижку с Лизаветой Ивановной, барышней неопытной, если не сказать наивной до столбняка. Германн обманом проникает в дом графини и, заметьте, проникает с пистолетом, то есть, он заранее был готов на преступление. Он угрожает старухе пистолетом, хоть и не заряженным, но откуда той было знать?

Кстати, сцена с проникновением в дом весьма интересна. Это реминисценция убийства Павла I.

Заговорщики ночью проникают в спальню императора, требуют его отречения, взывают, произносят пафосные речи. Павел отказывается, и тогда один из заговорщиков, Беннигсен, говорит: «Пора кончать!».

У Пушкина:

Графиня молчала; Германн стал на колени.

– Если когда-нибудь, – сказал он, – сердце ваше знало чувство любви, если вы помните её восторги, если вы хоть раз улыбнулись при плаче новорождённого сына, если что-нибудь человеческое билось когда-нибудь в груди вашей, то умоляю вас чувствами супруги, любовницы, матери, – всем, что ни есть святого в жизни, – не откажите мне в моей просьбе! – откройте мне вашу тайну! – что вам в ней?.. Может быть, она сопряжена с ужасным грехом, с пагубою вечного блаженства, с дьявольским договором... Подумайте: вы стары; жить вам уж недолго, – я готов взять грех ваш на свою душу. Откройте мне только вашу тайну. Подумайте, что счастие человека находится в ваших руках; что не только я, но дети мои, внуки и правнуки благословят вашу память и будут её чтить, как святыню...

Старуха не отвечала ни слова.

Германн встал.

– Старая ведьма! – сказал он, стиснув зубы, – так я ж заставлю тебя отвечать...

С этим словом он вынул из кармана пистолет.

Когда старуха падает, Герман говорит фразу «Перестаньте ребячиться».

Эти же слова сказал Пален, главный заговорщик, сыну убитого им Павла I. Александр был под сильным впечатлением после убийства своего отца, а ему надо было показаться гвардейцам в качестве нового императора. Возьмите себя в руки, ваше величество, перестаньте ребячиться.

Эти факты Пушкин узнал от генерала Болховского, тоже заговорщика, с которым общался в Кишинёве. Это, так сказать, историческая фактура, но каково воплощение? Какова сила напряжения сценического действия! Насильник падает на колени, умоляя жертву не дать ему возможности совершить насилие. А слог? Это же просто роскошь! Да, Пушкин был первым из великих романтиков (от романтизма, литературное направление). Многие пытались, да не всем было дано. Разве что Тургеневу? Хотя и у того градус был поменьше.

А как описано состояние Германна, когда тот идёт на дело?

Германн трепетал, как тигр, ожидая назначенного времени. <…> Лёгким и твёрдым шагом Германн прошёл мимо его. <…> Он был спокоен; сердце его билось ровно, как у человека, решившегося на что-нибудь опасное, но необходимое.

Сюжет на пике своей второй ипостаси, ипостаси романтической. Стиль повествования изменился, увеличилось количество подробностей. Присутствует масса деталей, которые нагнетают атмосферу. Это ещё не саспенс в современном понимании (мы-то понимаем саспенс по Хичкоку), но его предтеча. Пушкин – представитель романтизма, и атмосфера готического романа, ответвления романтизма, была не чужда ряду его произведений.

Внутриличностный конфликт – борьба с собственными демонами. Германн борется.

Лизавета Ивановна, назначая Германну свидание, пишет:

Из передней ступайте налево, идите всё прямо до графининой спальни. В спальне за ширмами увидите две маленькие двери: справа в кабинет, куда графиня никогда не входит; слева в коридор, и тут же узенькая витая лестница: она ведёт в мою комнату.

А что Германн?

Германн пошёл за ширмы. За ними стояла маленькая железная кровать; справа находилась дверь, ведущая в кабинет; слева, другая – в коридор. Германн её отворил, увидел узкую, витую лестницу, которая вела в комнату бедной воспитанницы... Но он воротился и вошёл в тёмный кабинет.

То есть, у героя был выбор – не совершать большое злодейство (угрожать старухе), а совершить малое (соблазнить девицу). Ну, может, и не соблазнить, а просто побеседовать наедине и тем самым избежать греха в принципе. Но нет. Германн настолько ослеплён своими страстями (не любовными), что проигрывает собственной совести. Точнее, ни разу о своей совести не вспоминает. 1 : 0 в пользу демонов.

 

Кадр из фильма «Пиковая дама» 1960 года. Режиссёр: Роман Тихомиров

 

Старуха умирает со страху, не открыв Германну тайны. Этот эпизод – очередной сюжетный поворот. Перипетия – внезапное осложнение сюжета, скачок в нарастании сценического напряжения. В этом Пушкин просто царь и бог. Герой оказывается ещё в более сложном положении, удача ускользает прямо из-под носа.

Божественный талант Пушкина проявляется ещё и в его иронии – задолго до открытия постмодернистской. Старуха-то не открыла тайну потому, что тайны не было.

Графиня, казалось, поняла, чего от неё требовали; казалось, она искала слов для своего ответа.

– Это была шутка, – сказала она наконец, – клянусь вам! это была шутка!

Шутка. Анекдот. Однако Германн настолько двинулся в своей нравственной деградации, что уже не отличает правды от вымысла. Хотя, напомню, в первой сцене его реакция на рассказ Томского была: «Сказка!», тогда он был ещё рационален. Ныне его рациональность (немецкую рассудительность и расчётливость) как ветром сдуло. Литературный конфликт постепенно движется к следующей своей ипостаси, к метафизике, к соотношению действий и последствий.

Далее по сюжету Германн практически лишается собственной воли и попадает под действие рока (судьбы, случая, фатума), то есть слепой, но грозной силы, которая заставляет карты в колоде ложиться тем, а не иным образом. Наполеон с Мефистофелем тоже, кажется, жаждали управлять судьбой, а чем всё кончилось? За всё приходится расплачиваться.

 

За что же расплачивается Германн?

Прежде всего, за то, что решился на неблаговидные дела. Во-вторых, за то, что, заключив договор с потусторонними силами, его не выполнил. Эта тема раскрывается в третьей части сюжета, мистической. О, она великолепна!

Свечи вынесли, комната опять осветилась одною лампадою. Графиня сидела вся жёлтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах её изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на неё, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от её воли, но по действию скрытого гальванизма.

Вдруг это мёртвое лицо изменилось неизъяснимо. Губы перестали шевелиться, глаза оживились: перед графинею стоял незнакомый мужчина.

В последние мгновения своей жизни графиня напоминает зомби – жёлтое лицо, отвисшие губы, отсутствующий взгляд мутных глаз, гальванические подёргивания тела. Такими деталями Пушкин намечает границу между миром и иномирием. Да ещё больные сны героя, в которых Германн переходит сакральную грань – ни силы ума, ни твердыни воли, ни опоры в долголетних принципах у него более нет.

Как водится, человек продаёт свою душу вполне добровольно. Даже с пафосом – Подумайте: вы стары; жить вам уж недолго, – я готов взять грех ваш на свою душу.

Второй сон Германна, в котором является ожившая графиня, есть окончательная точка перехода художественной реальности повести в третью ипостась. Явь и фантасмагория слились воедино, разум героя исказился полностью.

По литературным особенностям вторая и третья часть «Пиковой дамы» – практически идеальное воплощение романтизма в его, так сказать, левом крыле – ранний немецкий романтизм, то, что от Гофмана, и готический роман. Если посмотреть по деталям, то в тексте присутствуют все необходимые маркеры стиля – это и жуткая смерть, и оживший мертвец, и ведьма, и таинственный обет, а также детальки помельче – полночь, свечи, запутанные коридоры, саван, гроб, стуки, шорохи, завывание ветра и – конечно же! – подмигивание покойника.

Однако Пушкин – это нечто особенное. Канонические подробности изложены весьма оригинально. Ирония – вот типичный маркер пушкинской прозы. Ирония присутствует во всех его вещах. Похоже, его гений предвосхитил ещё одну постмодернистскую штучку. Так, англичанин, присутствующий на отпевании графини, всего лишь холодно говорит Oh?, хотя стал свидетелем большого скандала. И такие мелкие – очаровательные! – пробросы идут по всему тексту сплошняком.

А вот это – моё любимое.

Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкина дворецкого. Он её боялся, как огня; однако, услышав о таком ужасном проигрыше, он вышел из себя, принёс счёты, доказал ей, что в полгода они издержали полмиллиона, что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской деревни, и начисто отказался от платежа. Бабушка дала ему пощёчину и легла спать одна, в знак своей немилости.

На другой день она велела позвать мужа, надеясь, что домашнее наказание над ним подействовало, но нашла его непоколебимым. В первый раз в жизни она дошла с ним до рассуждений и объяснений; думала усовестить его, снисходительно доказывая, что долг долгу рознь и что есть разница между принцем и каретником. – Куда! дедушка бунтовал. Нет, да и только! Бабушка не знала, что делать.

Ох, уж этот Александр Сергеевич! Такой насмешник! (и хлоп веером по руке).

 

Итак, старуха обозначает условия сделки, которые, кстати, Германн как истинный немец аккуратно записывает. Но не выполняет. Ни одного пункта. За что он и обдёрнулся. Три мотива: мирандоль (одиночная ставка) – руте (удвоение) – обдёрнулся (проигрыш, причём самый катастрофичный).

– Дама ваша убита, – сказал ласково Чекалинский.

 

Метаморфозы главного героя повести укладываются в три этапа (и тут без тройки не обошлось, замечу в скобках). Первый, исходный – выверенная сдержанность, которая при ближайшем рассмотрении оказывается лишь фарисейской позой. Второй – освобождение истинной натуры, импульсивной и эгоистичной. Третий – закономерный финал, при котором следствия – закономерно! – сопровождают действия. Тот, кто хотел ухватить… если не бога, то удачу за бороду, оказался в Обуховской больнице в 17-м нумере, а игра пошла своим чередом.

 

Литературный конфликт есть отражение кризиса(-ов) главного героя. Причины кризиса всегда кроются в голове самого человека (даже и не героя), а вот поводами служат окружающие персоны.

В «Пиковой даме» присутствует потрясающий своей точностью параллелизм героев. С одной стороны, Германн, с другой – троица: Томский, Нарумов, Чекалинский. Почти три Мойры – один рассказал, другой дал возможность сыграть, третий объявил финал. Мирандоль, руте, обдёрнулся.

Если внимательно читать, то параллелизм этой троицы поразителен. В каждый момент последующего преобразования Германна с ним находится один из этих троих, который и зеркалит героя. Мне самым значительным представляется образ Чекалинского, эдакая старшая Мойра. Его фигура более всех подчёркивает глубину падения Германна, который решил стать сверхчеловеком и вторгнуться в сатанинские сверхчувственные миры. Чекалинский и сам верит во всю эту чертовщину, но с одной оговоркой: доступ к тайне предоставлялся, во-первых, только тому, кого игра в карты разорила, и, во-вторых, только для того, чтобы он отыгрался, а не обогатился. Вот это подлинное убеждение, а германновское я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее оказалось лицемерием. Судьба, она такая. Фатум.

 

Но, конечно же, не второстепенные Томский, Нарумов, Чекалинский обеспечивают объёмность конфликта главного героя. О нет. Германну противостоит более значимая фигура – это, конечно же, графиня. Пиковая Дама.

 

А. Пушкин. «Пиковая дама». Иллюстратор: Александр Бенуа, 1910 г.. Источник: https://russcards.com/images/006/743/053/6743053/960xnoinc/Пиковая_дама._Художник_А.Бенуа.jpg

 

Вот уж кто троится в сюжете, так троится. Графинь, по сути, три – молодая графиня, которая в Париже кружила голову знатным кавалерам, вплоть до Ришелье; выжившая из ума старуха, бессильная и вздорная; и призрак, явившийся Германну из потустороннего мира с посланием, женщина в белом.

 

Старуха – самый яркий (в буквальном смысле слова) персонаж повести. Цветовая символика образа весьма информативна.

Сначала графиня представлена в красном. На старухе чепец с огненными лентами, и у неё сильно нарумянены щёки. Огненный цвет – отсылка к молодости графини, когда в моде были красные платья, и одновременно к упоминанию, что покойный дедушка боялся бабушку, как огня. Нарумяненные иссохшие щёки – контраст с нежным румянцем юности Лизаветы Ивановны и отсылка к розе в волосах красавицы на портрете.

Огненный – это не только красный, но и жёлтый. В сцене, когда Германн становится свидетелем туалета старухи, очень много жёлтого. Комнаты старухи обставлены в стиле рококо, кругом позолота, жёлтый штоф, жёлтый свет свечей, жёлтое платье, расшитое серебром, падает к распухшим ногам, жёлтое лицо… Жёлтый является символом богатства (в конце концов, Германн явился за деньгами), и одновременно жёлтый показывает болезненность и немощность героини.

Сцены отпевания графини решены в чёрно-белом.

Усопшая лежала в нём с руками, сложенными на груди, в кружевном чепце и в белом атласном платье. Кругом стояли её домашние: слуги в чёрных кафтанах с гербовыми лентами на плече и со свечами в руках; родственники в глубоком трауре.

Толковать цвета можно как: красный – жизнь, жёлтый – пограничная ситуация между жизнью и смертью, белый – смерть, чёрный – окончательная пропасть. А можно: красный и жёлтый – цвета ада, а чёрный и белый – цвета Забвения и Зла (всё с большой буквы).

Можно, наверное, и по-другому, в конце концов, право читателя интерпретировать текст по своему разумению. Бесспорно одно: проза Пушкина очень ярка. В т. ч. – по употреблению прилагательных.

 

В повести графиня только раз названа по имени – Анна Федотовна. Анна в переводе с древнееврейского означает благодать, милость; Федот с греческого – богом данный. Однако дар, который графиня приносит Германну, отнюдь не божеский, ибо привёл он Германна сами знаете куда.

В разгар сюжетного действия ей 87 лет. Не имея злой души (цитата), графиня, тем не менее, была постоянно раздражена. Время, когда она могла жить светской жизнью и быть окружённой поклонниками, давно миновало. Всё, что ей отныне доступно – только менять чепцы да помыкать бессловесной воспитанницей.

В принципе, ситуация вполне жизненная, но у Пушкина – романтический художественный мир, поэтому в тексте присутствуют намёки на особые обстоятельства. В молодости, в том же Париже (ох уж эта заграница) графиня дружила с таинственным Сен-Жерменом, выдающим себя за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая, и, стало быть, набралась от него знаний.

Ну, действительно, с чего бы это Сен-Жермену открывать ей тайну, за которую всякий из нас дорого дал? Нет, Пушкин ничего не утверждает, возможно la Vénus moscovite была просто любовницей, с которой расплатились… Но, может, и не только. Помните, явившись Германну после смерти, она говорит:

Я пришла к тебе против своей воли, – сказала она твёрдым голосом, – но мне велено исполнить твою просьбу.

Кем велено? Кто обладает такой властью, чтобы возвращать умерших оттуда, куда они попали после смерти, да ещё делегировать им столь сомнительные поручения? Нет уж, дело, затеянное Анной Федотовной (или кто там за ней стоял?), явно не божеское.

Кстати, Германн чувствовал это с самого начала. В своих первых мечтаньях он даже не хотел узнать всю Тайну, он был согласен на то, чтобы графиня сама назначила ему карты. Но так не бывает. Хочешь получить власть над миром, отдай всю душу, а сдачи не надо.

Как всё происходило у графини – дело, покрытое мраком. По тексту она просила у Сен-Жермена денег, но тот, не желая ввергать её в хлопоты (а попросту, отдавать долг), предложил безвозмездную (якобы) помощь. Есть в этом дьявольская хитрость (которую, кстати, понял Чекалинский). Отыграться – значит вернуть всё на место. Сделать, как было. Молодая графиня, как мы помним, приехала к герцогу Орлеанскому с одними только обещаниями.

Герцог Орлеанский метал; бабушка слегка извинилась, что не привезла своего долга, в оправдание сплела маленькую историю и стала против него понтировать. Она выбрала три карты, поставила их одну за другою: все три выиграли ей соника, и бабушка отыгралась совершенно.

Таким образом, денег как таковых не было, было слово на слово, стало быть, грех не велик. Графиня ничего не приобрела сверх того, что потеряла накануне. И заметьте, в дальнейшем она не поделилась своими знаниями ни с одним из родственников, хотя тем временами бывало худо. Но нет, графиня держалась стойко. Только Чаплицкому помогла отыграться, проделав с ним ту же штуку, которую ранее Сен-Жермен проделал с ней. А больше ни-ни. Однако что-то такое в сверхчувствительном мире она всё же нарушила, ибо почему тогда ей пришлось прерывать свой загробный покой и являться к Германну, случайному знакомому?

 

История о трёх картах присутствует во всех трёх частях повести и преобразуется согласно жанрам. Анекдот из Парижа про очаровательную светскую кокетку становится историей про дементную старуху, а затем переходит совсем уж в мистический вымысел. В первых двух случаях тайна то ли была, то ли нет, но в третий раз – была точно. Потому что именно она стала основой морали повести.

Но об этом чуть позже, а сейчас самое время вспомнить третью главную героиню, Лизавету Ивановну.

 

Первоначально её звали Шарлоттой. Однако затем Пушкин переносит в «Пиковую даму» имя героини недописанного «Романа в письмах». Елизавета в переводе с древнееврейского означает богопослушная. Имя, отлично подходящее для воспитанницы, живущей в милости у вздорной старухи. Пушкин намеренно отсекает Е в имени – не Елизавета, а Лизавета, тем самым ещё более подчёркивает жалкую долю героини. И, кстати, обыгрывает имя в одной из сцен, когда старуха просит Томского принести ей книгу, но чтоб без утопленных тел, открытый намёк на «Бедную Лизу», которая, как известно, утопилась от безысходности.

...Сколько раз, оставя тихонько скучную и пышную гостиную, она уходила плакать в бедной своей комнате, где стояли ширмы, оклеенные обоями, комод, зеркальце и крашеная кровать и где сальная свеча темно горела в медном шандале!..

Лизавета Ивановна была обычной барышней, что называется, среднестатистической. Не особо образованной, по-немецки она не умела, а потому не читала немецких романов, из которых слово в слово были взяты письма Германна. На балу с Томским она разговаривала по-русски, хотя подошедшие к нему дамы говорили на французском. Жизненного опыта у неё не было, да откуда ему было взяться? Особой красотой тоже не блистала, разве что свежестью молодости. Приданого за ней не было никакого, поэтому жизнь её была совсем не весела. Только угождать старухе и мечтать. Мечтательность и романтичность – вот ключ к характеру этой героини.

 

Лиза с запиской Германна. художник М. Поляков. Источник: https://arthodynka.ru/proizvedeniya/pushkin-aleksandr-sergeevich/pikovaya-dama/illustracii-k-povesti-pikovaia-dama-pyshkina-hydojnikov-a-benya-t-shishmarevoi-m-poliakova/

 

Образ Лизаветы Ивановны, повторюсь, совсем не яркий (у Пушкина, вообще, ярких женских образов и не было, разве что Зарема из «Бахчисарайского фонтана», да и ту утопили в мешке). На каноническую романтическую героиню (от романтизма, литературного направления) Лизавета Ивановна явно не тянет. Так какова же её роль в повести?

По фактуре сюжета именно Лизавета Ивановна объяснила Германну, как тот может проникнуть в дом и найти её, Лизину, комнату. Германн в дом проник, но девичьей комнатой пренебрёг. В принципе, Лизавета Ивановна и не нужна была в качестве проводника (ключа?) в кабинет графини. Германн был настолько увлечён своим замыслом, что уж будьте уверены, пробрался бы в дом и без Лизы. Да и по тексту препятствий ему не чинили.

Германн ступил на графинино крыльцо и взошёл в ярко освещённые сени. Швейцара не было. Германн взбежал по лестнице, отворил двери в переднюю и увидел слугу, спящего под лампою, в старинных, запачканных креслах. Лёгким и твёрдым шагом Германн прошёл мимо его.

Путь был открыт, так зачем в сюжете присутствует неяркая Лизавета Ивановна?

Самое простое объяснение – в сюжете нужна была дополнительная жертва. К списку своих злодеяний герой прямо-таки обязан был добавить соблазнённую девицу. Каноны жанра того требовали.

Ни слёзы бедной девушки, ни удивительная прелесть её горести не тревожили суровой души его. Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мёртвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения.

Вероятно, тем Пушкин и руководствовался. В первую очередь. Однако во вторую очередь (и самую главную, на мой взгляд) именно такой образ третьей главной героини, Лизаветы Ивановны, должен был подчеркнуть основную мысль повести. Ту самую мораль или, если мораль не нравится, то ответ на надтекстуальный вопрос.

 

Хотя нет, ещё немного про мораль. Из школьной программы мы все прекрасно усвоили, что «Пиковая дама» – это про нехорошего Германна, нехорошую старуху и бедную Лизу (зачёркнуто) обманутую Лизавету Ивановну, а Пушкин это всё вскрыл и отобразил.

Вот специально залезла в «Гугл» и задала вопрос: в чём смысл «Пиковой дамы»? Ответ, вывалившийся первым, перед вами:

«<…> служила ответом на самые животрепещущие процессы эпохи – проникновение денежных отношений во все поры общества, рост хищнических вожделений во всех социальных кругах, связанных с эксплуатацией человеческого труда, могучее проявление силы золота, капитала, вступающего в противоборство с господством феодальных отношений. Идея повести в обличении сословно-привилегированного аристократического дворянства и страшной власти денег, уродующей, обесчеловечивающей человека, возвещающей о новой, буржуазной формации, идущей на смену феодализму, в развенчании индивидуализма».

Автор цитаты неизвестен, но сила пера его (ровно как и сила ума) ошеломляет. Это ж надо так принизить себя и сузить прозу Пушкина до такого идеологического примитива. О, Пушкин, простишь ли ты нас?

Поэтому далее ни слова про мораль, только про надтекстуальный вопрос.

 

Да, алчность, деньги, карты, два ствола (зачёркнуто) в повести присутствует. Но предлагаю взглянуть на сюжет под другим углом.

Не кажется ли вам, что это грустная история о том, куда могут завести человека его иллюзии? Или о силе иллюзий, которые заставляют человека потеряться в реальном мире?

Ведь всё, что происходит в повести, есть сплошная иллюзия, если не сказать враньё.

Томский, желая развлечь подвыпивших приятелей, в шестом часу утра после угарной ночи рассказал фантастическую историю, наверняка многократно слышанную от бабушки, которая, чем дальше, тем больше привирала про свои любовные победы в молодости. Да наверняка Томский ещё приврал для красного словца. Ладно, не приврал, создал иллюзию. А в среде слушателей оказался человек, также не свободный от иллюзий. Германн, по объективным фактам не слишком отличавшийся от своих приятелей, постоянно пребывал в иллюзии, что он, который лучше всех, занимает положение хуже всех. Иллюзия на иллюзию, вот вам и синергия.

Дальше – больше. Германн начинает врать Лизавете Ивановне про свои чувства, и теперь уже та пребывает в иллюзии, что наконец-то к ней явился избавитель (ну и далее по тексту). Точно так же, как Германн не желал видеть реального положения вещей, так и Лизавета Ивановна упорно отрицала реальность.

В тексте есть примечательный момент. Томский планирует сближение Лизы с Нарумовым, вполне здравомыслящим молодым человеком. Вспомните его реплики, вот уж кто точно разделяет реальность и иллюзии. Однако Лизавета Ивановна Нарумовым не заинтересовалась. Предпочла мечтать о незнакомце, торчащем под окнами. А уж когда тот прислал письмо, слово в слово списанное с немецкого романа… Иллюзия на иллюзию, снова синергия.

Однако реальность всегда торжествует. Даже в произведениях полижанровых, тех, которые отчасти байки, отчасти мистичные и во многом романтические. Реальный мир побеждает всегда и часто не в пользу персонажей, которым приходится расплачиваться.

Графиня расплатилась за иллюзии, которые она упорно внедряла в умы окружающих – и про обольстительные победы в Версале, и про молодых любовников (Чаплицкого, например). И как знать, может, если бы она не была столь убедительна, не явился бы к ней полунощный жених с пистолетом (кстати, не заряженным, снова иллюзия), и пожила бы старушка ещё.

Расплатился и Германн, который, вместо того чтобы продолжать блестящую офицерскую карьеру, оказался обречённым пускать слюни в 17-м нумере Обуховской больницы. Да, грустная история…

Однако есть персонаж, который счастливо выскочил из всей этой катавасии. Скромная Лизавета Ивановна по итогу обошла всех. Она вышла замуж за очень любезного молодого человека; он где-то служит и имеет порядочное состояние. И как мы знаем, у Лизаветы Ивановны воспитывается бедная родственница.

Какие иллюзии надо ждать в будущем? Ответа нет, потому что это не мораль, это над-надтекстуальный вопрос, решать который – читателю.

 

Вариантов толкований «Пиковой дамы» гораздо больше, чем я попыталась тут изложить.

Некоторые пушкиноведы толкуют о параллелизме образа литературного героя Германна и реального исторического лица Наполеона. Да, сходства очень много, и это не случайно. В 1833 году, когда была написана повесть, память о великом императоре была слишком свежа, чуть больше десяти лет прошло, как он умер. Самая популярная персона того времени, властитель дум.

Продолжая размышлять над повестью, невозможно пропустить тему наследства в архетипическом его понимании. Обрусевший немец вымаливает у русской графини, прототипом которой явилась, между прочим, внучка Петра Первого, право на наследство, причём за это немец готов взять на себя все грехи предыдущего поколения. Тоже любопытная деталь, если думать в эту сторону.

Также занимательно проанализировать отношения старухи и её воспитанницы. Далеко не всё в тексте подчиняется однозначному вердикту: взбалмошная тиранша и покорная жертва. Некоторые литературоведы в отношениях графини и Лизаветы Ивановны находят черты сходства с мифом о Деметре и Персефоне, основу Элевсинских мистерий. Ведь Деметра не только богиня плодородия, но ещё и Геката, покровительница чародеев, и Эриния, мстительная, и Хтония, загробная. Архетипы Старухи и Молодой, которая тоже наследует. Воспитанницу-то Лизавета Ивановна ведь взяла в итоге…

Ну а три сна Германна – просто классика психоанализа, хоть сейчас на приём к старику Фрейду. Которого, кстати, в то время и представить себе не могли. А вишь как совпало…

Да, Пушкин – гений, а гениям свойственны гениальные прозрения.

 

Надеюсь, я вас убедила, что повесть чрезвычайно многослойна?

Если не совсем, то перечтите эпиграфы ко всем главам подряд. В них Пушкин зашифровал личную, тоже весьма невесёлую, историю. Кто знаком с его биографией, поймёт. Впрочем, эта история для другого разговора.

Завершая про «Пиковую даму»… Это лучшая жемчужина в короне русской литературы (даже не извиняюсь за пафос, потому что это правда).

А кто ещё сомневается, читайте оригинал. Он много изящней и глубже того, что я тут написала.

 

Ну, за наше всё!

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в январе 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: