Анна

 

 

 

 

 

– Моему отцу Тимофею было лет двадцать, не больше, когда он безумно влюбился в одну девку из соседнего села. Село то принадлежало мормонам, и православные люди старались обходить стороной этот рассадник греховности. Мормоны жили в добротно построенных избах, держали богатый скот, имели немало прикупленной ими плодородной земли, которую сеяли и убирали всей общиной; в церковь они не ходили, чем и заслужили среди православного люда худую славу. Поговаривали, что мормоны занимаются колдовством и пьют кровь крещёных младенцев на своих проклятых посиделках. Обо всём этом Тимофей наслышан был давно, но, как говорится, сердцу не прикажешь, и, несмотря на то, что Марья тоже была мормонкой, юноша пренебрёг советами своих товарищей, предупреждавших его не делать этого, и начал неотступно преследовать объект своей неуёмной страсти.

 

Долго Тимофей бегал за Марьей. Настойчиво уговаривал, в любви клялся.

– Мне всё равно, кто ты, мормонка ли, басурманка ли. Люблю, и всё тут! – твердил он, как заклятие, гордой красавице.

В конце концов, неприступная крепость сдалась, и девушка ответила ему взаимностью. Они начали встречаться, но держали это втайне ото всех. Свидания проходили глубокой ночью, в лесу или на соседских сеновалах. Это были самые счастливые минуты в жизни Тимофея. Но настал день, и его родители узнали о его тайной любви. Возмущению их не было предела.

– Они ненавидят православных, они – мормоны! Посмеешь жениться на ней – прокляну! – сказал сурово отец и сплюнул себе под ноги.

Вот тогда и зародились в сердце Тимофея сомнения насчёт правильности своих поступков и желаний. Но любовь в сердце не так-то и легко побороть. Ему нужен был некий движок, который бы и помог решить, что нужно делать и как необходимо поступить в подобном случае. Выбрать любовь в лице Марьюшки или православный крест и родителей, не желавших видеть мормонку своей невесткой.

 

Однажды Марья пришла на свидание к любимому в поникшем настроении. Весь вечер девушка прижималась к нему, обнимая своими тонкими руками его за шею так крепко, как будто боялась, что юноша вдруг исчезнет или его унесёт ветром.

– Тимофеюшка, хороший мой, любишь ли ты меня? – то и дело спрашивала, страстно целуя его, Марья.

– Люблю ли я? Да я жизнь готов за тебя отдать, Марьюшка! – воскликнул наконец Тимофей после сотого любовного признания.

– А я без тебя себе не представляю уже иной жизни. Но если пойму, что стала тебе обузой или ты разлюбил меня, то отойду в сторону и пожелаю тебе счастья. Не прокляну, не обижусь.

– Ты о чём это?

– Родители мои в последнее время себя странно ведут, следят за каждым моим шагом, – не отвечая на его вопрос, сказала Марья каким-то напряжённым тоном, и в мозгах Тимофея забился тревожный вопрос: «Неужто сватов захотела?»

Он замялся, не зная, что и сказать. Марья была чуткой, внимательной девушкой. Посмотрела она на него с грустной улыбкой и сказала:

– Послушай-ка, Тимофей, ты всегда знал, кто я. Знал с самого начала.

– Марья, лапушка, да я хоть завтра… – промямлил неуверенно Тимофей и осёкся на полуслове, пряча взгляд от возлюбленной.

– О чём это ты? – спросила на этот раз уже Марья, хотя прекрасно понимала, что он имел в виду.

– Я от своих слов не отказываюсь. Хочешь, завтра же пойдём под венец, – голос Тимофея прозвучал твёрдо.

– Под венец? Если я это сделаю, то навсегда стану изгоем в глазах своих родных и близких. Хотя ради тебя я готова на любые испытания, – дрогнувшим от волнения и радости голосом проговорила девушка. – Но есть одна тоска у меня на душе. Я боюсь, что в один прекрасный день ты попрекнёшь меня тем, что я дочь мормонов, ненавистных вам, православным.

– Никогда я не попрекну тебя ни единым словом за это! Марьюшка! – жарко ответил ей юноша.

Марья в ответ горячо и ласково обняла Тимофея и прошептала ему на ухо, словно кто-то мог их подслушать:

– Приходи завтра после захода солнца к моему дому. Постарайся сделать так, чтобы тебя не заметили. Ставни на окнах будут наглухо заперты, но я проделаю для тебя небольшую дырочку, и ты сможешь наблюдать за нами. Завтра у наших мормонов будет праздник. Если после всего того, что там увидишь, ты не изменишь своего решения, то я стану тебе самой верной и любящей женой на свете.

На том и условились. Но оторваться в тот вечер друг от друга не смогли и до самого рассвета просидели в обнимку. Странно, но каждый из них после этого разговора ощутил на душе некую печаль, недоброе предчувствие, что больше им увидеться будет не суждено. Но ни Марья, ни Тимофей в своих страхах друг другу не признались и лишь поцелуями и нежными словами старались отогнать от себя тёмные мысли. По домам разошлись, когда уже порозовел горизонт, готовясь принять восход солнца.

 

На следующий день, как только стемнело, Тимофей отправился в гости к мормонам. Благо, что деревни их разделял небольшой перелесок. Прокрался задворками, не переставая завистливо дивиться добротно построенным избам мормонов, множеству курятников и сараев, откуда доносились мычание, хрюкание и блеяние скотных животных. Сытые собаки отчаянно лаяли, почуяв чужака, и Тимофей уже мысленно поругивал себя за то, что согласился с Марьей и по собственной воле притащился в самое логово безбожников.

«Поймают – убьют. А чтобы никто не догадался, закопают, как собаку, или ещё хуже того – съедят. А вдруг и Марья вместе с ними заодно? И всё это она нарочно подстроила?» – подумал Тимофей и тут же устыдился своих мыслей. Марьюшка? Непорочный ангел она. Хоть и дочь мормонов. О том, что она и сама мормонка, Тимофей решил не думать. Тем более что он уже стоял у окон дома своей возлюбленной. Как и обещала, девушка просверлила для него дырку в ставнях, и Тимофей осторожно припал глазом к щёлке, из которой лился неяркий, тоненький лучик света.

Но уже через несколько секунд от ужаса у него на голове волосы поднялись дыбом и, судорожно взмахнув руками, словно отмахиваясь от невидимых врагов, Тимофей со всех ног кинулся прочь…

 

Бабушка вдруг замолчала и, бесшумно задвигав спицами над недовязанным ещё носком, замурлыкала себе под нос какую-то песенку.

– А что дальше? – нетерпеливо спросила я.

– А дальше – суп с котом.

– Ах?! Значит, мормоны из кота суп варили? – у меня аж глаза на лоб полезли при этой догадке.

Бабушка подняла носок близко к глазам, разглядывая и подсчитывая на нём стежки. И только после этого она нехотя ответила:

– Не знаю, что он там увидел. Как до этого места доходил – так всё, и щипцами слова из него не могли вытащить. Говорил, поклялся я Марье, что никогда никому не расскажу о том, что там увидел.

– А они поженились? Тимофей и Марья?

– Нет. И на свидания он больше к ней не пошёл. И женился через месяц на другой, на первой подвернувшейся под руку девчонке. Это потом он скажет, что любовь свою принёс в жертву вере, условностям, но счастья не обрёл. Любовь – она как жар-птица: если схватишь, но не удержись – улетит и оставит тебя ни с чем, а удержись…

– А как отнеслась к этому мормонка Марья? – перебила я бабушку, не дослушав до конца её разглагольствований о любви. Словно меня не слыша, она продолжила свой рассказ, а я не посмела её снова перебить.

 

– Через год после свадьбы родила жена Тимофею сына и умерла, не выдержав тяжёлых родов. Оказался Тимофей вдовцом с грудным ребёнком на руках. Пришлось ему жениться второпях во второй раз. Как вышло сорок дней со дня смерти первой жены. Столковался с молодой, но бездетной вдовой Клавдией, и та быстренько согласилась заменить мать его первенцу Петру. Благо, что изба у Тимофея была просторной, а хозяйство – зажиточным: и коровы, и козы, и свиньи, а кур – видимо-невидимо. Новая жена оказалась работящей, ласковой, и зажили они с Тимофеем и маленьким Петром душа в душу. А спустя два года их семью посетила радость. Клавдия забеременела! Родила она в положенный срок Тимофею дочь. Роды прошли без особых хлопот. Но пока новоиспечённый отец и повитуха хлопотали над малышкой, Клавдия тихо скончалась с улыбкой на лице. К великому изумлению повитухи и горю Тимофея, снова оказавшегося вдовцом и уже с двумя детьми на руках. После похорон Клавдии Тимофей сильно запил. И всё жаловался на проклятие мормонки Марьи. Жаль родным было Тимофея: молодой, здоровый мужик, а спивается прямо на глазах. Решили они обратиться к одной известной в тех краях знахарке. Жила она в лесу, в небольшой старой избушке с покосившимся крылечком. Звали её, как и первую любовь Тимофея, Марьей. Она была вдовой лесничего, двумя зимами ранее погибшего в неравной борьбе со взбесившимся медведем.

Привезли братья Тимофея на телеге к избушке этой самой Марьи, а он спит себе пьяный в стельку и ни о чём не ведает. Попросили они знахарку вылечить больного.

– Но только мы не знаем, чем он болен, – сообщили они ей.

Пьянство-то они болезнью не считали, просто тяжёлое душевное состояние Тимофея их побеспокоило, значит. Знахарка согласилась помочь и велела оставить его здесь на несколько дней. На том и условились. Принялась Марья лечить Тимофея всякими травами, настоями и, говорят, вылечила. Да так, что Тимофей предложил молодой и довольно привлекательной на вид знахарке выйти за него замуж.

– С тобой я уж точно обрету настоящее счастье, Марьюшка, – твердил он ей.

То ли действительно приглянулась она Тимофею, то ли имя её напомнило о любимой мормонке, да только Марья наотрез отказала.

– Мне хорошо одной, – пояснила она, – лечу людей от всяких болезней, живу себе без всяких забот, и хватит с меня. За тебя замуж любая баба пойдёт, так что, не грусти и ступай себе с богом. Но если невтерпёж, то могу тебе и жену подыскать хорошую.

 

Никакие уговоры не смогли сломить упрямую Марью. В конце концов, она нашла Тимофею одну бездетную разведёнку и сказала:

– Женись или иди ко всем чертям!

Тимофей плюнул в сердцах и отвёл разведёнку к себе домой. Но ровно через месяц он снова пришёл к Марье.

– Что ты за жену такую нашла мне?! – раздражённо сказал он ей. – Ленивая, сварливая, да к тому же ещё и грязнуля, каких свет не видывал. Хочешь, чтобы из-за тебя я опять запил?!

Марья опешила, расстроилась и начала успокаивать Тимофея.

– Да знай я, что она нехорошая, разве я предложила бы её тебе? Но ничего, есть у меня ещё одна бабёнка на примете. Домовитая, мастерица на все руки, и пригожая к тому же. Покойный муж её однажды в город уехал на заработки, но спустя некоторое время заболел там тифом и умер. У неё двое малых детей. Но ты не беспокойся. Она будет тебе хорошей женой, а твоим сыновьям – доброй матерью.

– Марья, а может, ты переду…

– Нет, нет и нет! Я покойному мужу слово дала, что до смерти буду ему верна! – строго прервала его Марья и погнала прочь.

 

Тимофей промолчал и ушёл. А на следующий день, а точнее, вечером услышала Марья знакомый звук подъезжающей к её избушке Тимофеевой телеги. Зажгла она свечу и вышла на крыльцо спросить незваного гостя, зачем на этот раз пожаловал, да ойкнуть не успела, как оказалась в крепких объятиях Тимофея. А рядом с ним два его друга. Подхватили её за руки, за ноги, связали и бросили в телегу. После этого похищения Марья больше не противилась желанию Тимофея. И зажили они вместе как муж и жена. Но почти каждый год бывшая знахарка Марья рожала мёртвых детей и очень сильно переживала по этому поводу. Один раз она призналась отцу, что ей якобы не написано на роду стать матерью, и что по этой причине она не хотела создавать с ним семью. Но ровно через девять лет их брака, девятого февраля 1929 года Марья родила слабенькую, недоношенную девочку. Это была я. Окрестили меня в церкви как положено и назвали Анной. А когда мне исполнилось 12 лет, моя мамка заболела и умерла. Отправилась она однажды зимой белье полоскать на реке. Вернулась домой, промерзнув до костей, легла на печь погреться, а встать уже не смогла. У неё поднялась высокая температура, и она часто теряла сознание. Но как я ни умоляла папку отвезти маму в больницу, всё было без толку.

– А кто её просил в такую стужу к реке переться и бельё стирать? – крякая в сердцах, ворчал отец и раздражённо отмахивался от меня. – Ничего, выздоровеет! Все бабы, как собаки – живучи. И мамка твоя выживет. Больница-то находится в городе за двадцать вёрст отсюда. А вдруг пурга начнётся?! Это же верная смерть!

Но когда мамке Марье совсем стало плохо и она начала бредить, отец внял моим слезам и мольбам, бросил жену на телегу, как куль, и отправился вместе с ней в больницу. На той самой телеге, на которой когда-то привёз её в свой дом. Помню, когда лошадь тронулась с места, то голова мамы ударилась несколько раз о деревянный бок телеги.

– Папка! – крикнула я сквозь слёзы. – Мамкиной голове больно!

Но отец только недовольно отмахнулся и не остановил телегу, чтобы я смогла устроить маму поудобнее и подложить ей под голову подушку. Я маленькая была ещё, но в тот день поняла, что папка мамку не любит.

 

Из больницы отец Тимофей вернулся уже без моей матери. Она умерла, и он похоронил её на городском кладбище.

Старшие его дети от первых браков в то время уже жили отдельно от нас, имели собственные семьи. После смерти моей матери папка Тимофей женился ещё несколько раз. Но счастья, как сам однажды признался мне, так и не обрёл ни с одной из них.

– Любил я только мормонку Марью. Да только по глупости своей не удержал нашей с ней любви, не сберёг, и всю жизнь промучился, тщетно стараясь найти потерянную любовь.

Бабушка помолчала и неожиданно добавила:

– А мормонка Марья повесилась с горя. В тот самый день, когда Тимофей повёл под венец другую.

– Интересно, а когда именно она повесилась? У Тимофея же было семь жён?! После которой из них?

– Вот дура ты и есть дура! Что ж это она будет сидеть и ждать, когда он женится-переженится, а уж потом вдруг встанет и пойдёт вешаться, по-твоему?