Золотой цвет Азии

 

 

 

Дикое Забайкалье 60-х годов ХХ века. Мощная и утончённо-интеллектуальная волна серебряного века литературы Сибири накатывает в Читу. В её глубинах кроются Валентин Распутин и Александр Вампилов, а веселым «гребешком» волны – Ростислав Филиппов. Он – талантливый поэт и журналист, гитарист и православный неофит. Личность, с которой не поспоришь, ибо – автор гениальных «Печенегов», заявивший в эпоху космонавтики:

Я живу ожиданьем большого кочевья.
Незнакомые слышу песни. Неизвестные чую реченья.
Снова вижу дружину свою.
И знамёна колышутся плавно.
За высокими стенами плачет моя Ярославна.

«Печенеги» остались в поэзии тревожным посланием неведомого знания при библейских масштабах происходящего. С кем? С молодым поэтом Филипповым или историческим князем, чей клич «Собирайся, дружина! Не за песней пойдём, не за славой» знобит и волнует, потому что «на дороги мои совершают набеги ненавистные мне, современные мне печенеги».

Вообще, тревожность по отношению к поэту Филиппову жила постоянно, как и по отношению к Николаю Рубцову, Анатолию Передрееву, Юрию Кузнецову, другим талантливым мастерам: что он, как он, о чём пишет, какое празднество души или страшное пророчество явит миру и граду?

Ростислав заявил себя в поэзии ярко и многообещающе, поэтому спрос с него был самый ответственный. Даром, что ли, жёсткий к поэтам Ярослав Смеляков подтвердил это в столичной печати. Вышли книги в Иркутске и Москве. Читаемый русский поэт Ростислав Владимирович Филиппов утвердил себя крепко и значительно, как в Сибири, так и России.

Прошло 40 лет.

В 2005 году вышла книга «Красная сотня», если не итоговая, то знаковая Подзабытого Филиппова снова стали читать, ибо – ждали.

В книге два раздела «50 превосходных стихотворений» и «50 отвратительных стихотворений». – так в шутку и всерьёз объяснил нам поэт своё превосходство и отвращение к рифмованному познания мира. Так зачем нам Филиппов? Прежний – роскошь.

В музеи прихожу утрами.
Хожу по залам, не спеша.
Здесь обитает точно в храмах,
Времён суровая душа.

 

 

*   *   *

 

Открывается Байкал из окна вагона.
Синий, красный, золотой – древняя икона.

 

 

*   *   *

 

Читаю библию, друзья.
И снова древние пророки,
То утешая, то грозя,
Преподают свои уроки.

 

 

*   *   *

 

Все затихли. Звук сорвался с диска.
Прохрипел, осёкся и присел…
Стало быть, омоновец родился.
И на мир сурово поглядел.

Разговорная интонация, эпитеты без нажима, без ритмического завывания – разговор умного автора со всё понимающим читателем. Все приметы собственного стиля, ушедшего от «Печенегов» далеко-далёко.

Новый Филиппов – надо думать. А думать нас отучили. В том числе, тот самый «русский читатель», который поёт и плачет, пьёт и верит, что завтра, придя в себя, надо шагать на работу. Тягловую, русскую, бессломную.

Лирическая расслабленность строки (от образованности) до грубой судьбы ХХ века у Р.Ф. снизошла сибаритско – дружеской сентенцией:

И в сад поэзии уплыть
Я мог бы и с концом…
Но интересней миром быть,
Чем говорить о нём.

Конечно, Филиппов всегда иронизировал, даже издевался над стихотворчеством и блудословием. Он говорит: «Я мог бы». Не мог бы…Филиппов – блистательный, скрывшийся поэт ХХ века.

Так зачем же мы ждали его новую книгу? Утвердиться в злорадстве – Филиппов скрылся. Воссиять от радости – Филиппов – не скрылся от смертной связи с миром русского поэтического слова?

Я разрушил свой дом до конца.

 

 

*   *   *

 

Переехал на пароме
От села и до села.
Там родился. Здесь вот помер.
Всё. Обычные дела.

 

 

*   *   *

 

В храме пусто. Все свои дела
Торгаши с Тех Пор таят по биржам.

 

 

*   *   *

 

Оттого-то душа и томится —
То в житьё пропадёт, то в питьё.

Чёрные пророчества Филиппова – не победительны. Светлые пророчества Филиппова – убедительны. Прочтите спокойно его «красную сотню» лучших стихотворений. Мы же её ждали. Мы не о Филиппове загадывали – о себе. В итоге – у нас прибавилось. Спокойного сибирского самостояния. Системы ума и духа..

«Скрывшийся» – не очень умный приговор. Зачем же я сорок лет цитирую Р.Ф. в самых престижных компаниях, понимая, что «удавшихся» даже под расстрелом не помню ни строчки, а Ростислав Филиппов наравне с классиками живёт и убеждает: «а поэзия – пресволочнейшая штуковина, – существует и ни в зуб ногой», а ?

Признаём творение, но не любим творца. Любим, но не признаём. Это всё идет от загадки русской поэзии, от того неведомого гонца, который скачет к нам с вестью под белым штандартом «Ростислав Филиппов». Счастливой или трагически-убойной окажется эта весть? Другим гонцам мы уже двести-триста лет не доверяем. Филиппов заимел право в русской поэзии Сибири быть долгожданным неведомым гонцом.

О чём его книга «Красная сотня» – мы и вы прочитаем и возрадуемся, и разозлимся. Поиск человечности и справедливости. Честь нации. Во-ольное тугодумство. Нервность. Разочарование. Сиротство и родство. Милосердие. Жизнь, как искусство потерь и приобретений. А какой блеск ума и изящность мысли. Какое народное лето застоялось над Сибирью и Россией!