Кнут и Пряник

 

 

 

Десятого ноября Петров объявил, что в общаге завелись блохи. И строго предупредил:

– Будут травить вместе с прогульщиками.

В полдень приехали рабочие в респираторах и с огромными пульверизаторами, похожими на баллоны с пропаном. По помещениям распространился едкий запах. Пряник не выдержал и отправился в университет. Там ему не понравилось: из головы не выходили апокалиптические прогнозы тетки Мяу, к тому же, чесалась правая нога – вероятно, блохи успели нанести ущерб организму. Так что на лекции по философии Пряник не выдержал. Он поднял руку и спросил лектора, что тот думает о скором воссоединении Германии. А лекцию вел известный «убийца» студентов профессор Костоедов.

– Как это сообразуется с сегодняшней темой? – Приподнял глаза лектор. – Я говорю о Гегеле.

– И я о нем же, – заупрямился Пряник. – Что бы сказал об этом Гегель?

Аудитория предательски захихикала. Профессор поправил очки и монотонно произнес:

– Мнения по данной проблеме Гегель не имел. Зато у меня к вам встречный вопрос, Прянишников. Не вы ли – автор афоризма, что красуется на стене в мужском туалете?

И тут все затихли, потому что речь зашла о свежей надписи, гласившей «Бога нет. Маркс»; причем, ниже следовало: «Маркса нет. Бог».

– Не я, – честно признался Пряник. – Я вообще не философ.

– Оно и видно, – удовлетворился Костоедов. – Студент Петров, вам, как комсоргу, следует поднатаскать товарища по данному предмету…

Тем же вечером комсорг послушно явился с бутылкой водки в руках. Провозгласил:

– Займемся марксизмом! – И, наполнив два стакана, осторожно поинтересовался: – Ты зачем корейцу Цхэ в глаз сморкнулся? Показатели мне портишь.

– Какие показатели? – Пряник вяло приподнялся с кровати.

– Интернационально-дружелюбные.

– Он – экспансионист. – Сообщил Пряник. – «Чучхе» пропагандирует и селедкой воняет. Жарит ее на кухне, а мне, значит, дышать?

– Про Маркса ты в сортире написал? – Спросил Петров, подавляя трезвое напряжение.

– Не я. Но подписался бы.

– Так я и думал. Но об этом никому не говори, – доверительно шепнул Петров. – Маркс, между прочим, был нормальный мужик, и Женни фон Вестфален ему не изменяла. А вот представь, что случилось бы, отдайся она Энгельсу?!

– А что? – Заинтересовался Пряник.

– Классовый разброд и историческая порнография! – Заключил Петров. – Женни Энгельсу упорно не давалась, а тот все равно не терял надежды, и продолжал финансировать ее мужа из личных сбережений. А сам провоцировал адюльтер в письмах классику: «Карлуша, здесь в Париже изумительные гризетки. Приезжай немедленно!» Но у Маркса была большая любовь к жене, и он не поехал, сославшись на перманентное деторождение. Предлагаю выпить за верность! – И осушил стакан, булькая как тонущий Чапай.

Пряник слегка пригубил.

– Продолжим, – занюхав рукавом, воодушевился комсорг. – Как думаешь, кем был Марксу Энгельс?

– Ну, и кем? – скептически переспросил Пряник.

– Братом? Боже упаси. Сватом? То же самое. Другом? Да говном он был, а не другом! И волочился за Женни как последний кобель. И, заметь, с большими деньгами волочился. Строчил под диктовку всякую х..ню о революции, а сам втихаря колотил состояние. Каково?

– Нормально устроился, – одобрил Пряник.

Комсомолец вновь наполнил свой стакан:

– За родителей! – И, выпив, пристыдил собеседника: – А ты не сачкуй. Мне что сказано? Поднатаскать. Вот и таскайся. Теперь о главном. Будь другом, не сморкайся по сторонам, а то меня в деканате с говном съедят.

– Ладно, – вздохнул Пряник. – С этого бы и начинал. А то Маркс, Энгельс, и прочая порнография... Будь здоров! – И с удовольствием выпил.

Дверь распахнулась, и в комнату, тяжело дыша, вошел Кнут. В руках он нес большую картонную коробку.

– Телефизор, видео – сказал Кнут, – кино, смотреть. Я взять у друга, он рядом жить, снимать квартиру. Дать на один вечер.

Петров оживился:

– А кассеты? Небось, порнушка? – И обратился к Кнуту: – Ты выпей, отдышись. А я пока что распакую…

Кнут профессиональным движением налил четверть стакана, произнес «мир, дружба, жвачка», и жадно поглотил содержимое.

– Смотри, не спейся, – по-отечески предупредил Пряник. – А то был тут один из Анголы, все за водкой бегал. Аполлинарием звали. Все бегал и бегал, и никакой спорт не помог. Через месяц бога Муингу увидел и подружился, а еще через два ректора на х.. послал.

– За что? – удивился Кнут.

– Муинга посоветовал.

– И что потом?

– А ничего. Хвост себе пришил и на пальму вернулся.

Петров, установив телевизор на стол, миротворчески провозгласил:

– Долой белую горячку, разжигающую расовые предрассудки! Технический прогресс плюет в лицо средневековью! Кнут, тащи кассету, я – за народом.

– А надо? – осторожно спросил Пряник. – Вдруг там – речи Геббельса?

– Не страшно, он – дохлый и побежденный, – молвил комсомолец, но, поразмыслив, добавил: – Уговорил. Начнем смотреть втроем…

Узрев первые кадры под аккорды «Пинк Флойд», комсорг опрокинул еще один стакан и, вскинув голову подобно Прометею, пафосно спросил:

– Имеем ли мы право смотреть все это в три пары глаз?

– В четыре, – поправляя очки, уточнил Кнут.

– Все равно не имеем. Или собственный кайф для вас дороже общественного? Вот она: проверка на вшивость! Три мушкетера пялятся в экран, а где же благородный Д’Артаньян? Я позову! Пусть все видят!

– Пусть, – разрешил Пряник.

– Гут, – пожал плечами Кнут.

Спустя десять минут комната заполнилась студентами. Народу набралось человек сорок. Сразу стало душно, так что пришлось открыть настежь окно. Комсомолец предупредил:

– Любого, кто пернет, настигнет суровая кара.

– Моя, – грозно уточнил Пряник.

Весь фильм аудитория сдержанно дышала, ловя каждый кадр. Кнут даже расплакался. По окончании сеанса, когда все разошлись, Петров выложил на стол четыре червонца:

– Выручка. Распишитесь в получении.

Кнут с Пряником переглянулись.

– Удовольствие стоит денег, – пояснил комсорг. – Интернационалисты скинулись в благодарность за урок просвещения.

– Ты что, плату с них брал? – Пряник приблизился к спекулянту на опасное расстояние вытянутой руки. – Марксист вшивый…

– Марксизм тут не при чем, – отступая, забормотал Петров. – Не хотите – не надо. Я думал, вам не помешает… Сергей, прошу: не бей меня уж столь принципиально… – И, ловко увернувшись от удара, выскочил из комнаты. Вдогонку за ним полетели червонцы.

Кнут молча пожал Прянику руку.

– В принципе, зря я это сделал, – признался Пряник. – До стипендии еще далеко, а у меня пятнадцать рублей в кармане.

– Сакраница нам поможет, – резюмировал Кнут.

И когда он успевал еще читать?..