Ольге и Юлию:

Позвольте пару слов о страсти читать. Именно о СТРАСТИ! Моя жизнь, сопровождённая немалыми страстями, убедила меня в одной истине: ни одна из многочисленных человеческих страстей -- ни музыка, ни театр, ни кино, ни наука, ни шахматы, ни спорт, ни любовь к природе, ни телевизор, ни Интернет, ни помешательство на политике и ни фанатическая преданность любой идеологии! -- не формирует человека (и, особенно, ребёнка и юношу) так кардинально, как формирует его неутолимая СТРАСТЬ К ПЕЧАТНОМУ СЛОВУ! А это значит -- читать ежедневно! Читать ежечасно! Читать везде, всегда и при любых обстоятельствах! И находить в этом величайшее наслаждение, не сравнимое ни с чем!

 

Спасибо, Юлий! Меня буквально растрогала Ваша оценка моего рассказа. В этом рассказе на самом деле почти нет писательского вымысла.

Вчера позвонила мне Женечка (её на самом деле зовут не Женя, а Лия, но из имени Лия труднее сделать ласкательную форму -- и поэтому она в рассказе стала Женечкой), и мы с ней полчаса со смехом вспоминали, как я морочил ей голову  с Аладдином и его Волшебной Лампой. У неё, оказывается, до сих пор хранятся те часики (они, конечно, уже давно не ходят), которые она добыла из дупла дерева в городке Вестфилд, когда ей было 7 лет...

Ещё раз благодарю!

Спасибо, Оля! Зная Вас и помня нашу переписку, я не удивляюсь, что рассказ Вам понравился, и я благодарен Вам за тёплый отзыв!

Несколько слов о подноготной этого рассказа-сказки. Я в своём скромном творчестве неоднократно обращался -- и, я уверен, буду обращаться в будущем -- к важнейшей и животрепещущей теме ЧТЕНИЯ. Я писал об этом в рассказах "Педагогическая поэма", "Три похищения России" и вот теперь -- в рассказе об Аладдине. Почему? Да потому что страстная потребность и неутолимая жажда ЧИТАТЬ, воспитанные с детства, буквально преображают ребёнка -- как ничто другое! -- и неизмеримо обогащают его! Они, эти читательские страсти, делают его совершенно другим человеком.

Передо мною -- отцом и дедом -- всегда маячила ужасная перспектива: а вдруг дочь и внучка вырастут НЕЧИТАЮЩИМИ!? О чём же мы с женой будем беседовать с ними, когда они вырастут? Как мы будем общаться? Какие будут у нас точки соприкосновения? Что мы будем обсуждать и как мы будем разговаривать с ними?

Я в своей жизни сделал немало ошибок и не всегда выбирал правильные пути, но за одно я не могу корить себя -- я потратил массу времени и усилий и сделал всё возможное, чтобы и дочь, и внучка выросли ЧИТАЮЩИМИ людьми. С самого начала я твёрдо знал -- ПРИНУДИТЬ ребёнка читать нельзя. Попытки заставлять приведут только к тому, что ребёнок ВОЗНЕНАВИДИТ чтение. Чтение для ребёнка должно стать НАСЛАЖДЕНИЕМ. И тогда оно останется наслаждением на всю жизнь! И тогда дети и внуки будут благодарны вам за ваши неустанные усилия привить им эту восхитительную человеческую страсть -- ЧИТАТЬ!

Левковский Александр. Рассказ «Женечка и Волшебная Лампа Аладдина».

...Через три дня, возвращаясь с работы, я свернул к нашему дому – и увидел Женечку, стоящую на пороге. Она побежала к машине, размахивая рукой, в которой был зажат какой-то конверт, и крича:

– Дед, дед! Я получила письмо!

– Письмо? – спросил я, искусно изображая недоумение. – Что за письмо?

– Ты видишь обратный адрес? Письмо из Мекки! Это в Саудовской Аравии! И ты знаешь, кто написал его?

– Кто?

– Аладдин!! – воскликнула она. – Но я не понимаю, дед – он что, ещё живой?

– Получается, что он ещё не умер, – сказал я и взглянул на неё. Она не могла стоять на месте; она подпрыгивала, дёргала меня за рукав и совала мне в руки конверт.

– Читай, – почти приказала она.

– А почему ты не можешь прочесть?

– Потому что тут всё написано по-русски. Аладдин что – знает русский?

– Может, у него есть дед, как у тебя, с которым он учит русский язык, – сказал я.

Тут Женя вдруг перешла с английского на русский и произнесла с сильным американским акцентом:

– Дед, не тяни резину – читай!

– Молодец! – похвалил я. – Запомнила полезную фразу.

И я развернул письмо...

Левковский Александр. Рассказ-памфлет «Авангардист Пискунов и Мировая Революция».

...– Вашим соавтором в написании этого романа был Павел Афанасьевич Иконников. Правильно?

– П.равильно.

– Пискунов, продолжали ли вы сотрудничество с Иконниковым после публикации вашего первого романа?

 

Почему он задаёт этот вопрос? Видно, хочет что-то выведать о Пашке, чтобы тоже арестовать его... Нет, хер тебе! – я друга Пашку не предам!

 

– Нет, – сказал я. – Наши дороги разошлись, и я его больше никогда не видел. Он уехал из Москвы и стал, по слухам, работать сценаристом в кино.

Калягин взглянул на милицейского капитана и приказал:

– Введите обвиняемого Иконникова.

Капитан исчез за дверью и через минуту ввёл в кабинет моего старого друга Пашу Иконникова.

Я не поверил своим глазам! Я с трудом узнал его! В кабинет Калягина вошёл не вечно улыбающийся толстяк, женолюб и острослов, жизнерадостный любитель умеренно выпить и обильно закусить – а смертельно исхудавшее подобие Паши Иконникова, моего старого друга и соратника.

Калягин промолвил казённым голосом – видимо, для протокола, фиксируемого на видео:

– Объявляется очная ставка обвиняемого Андрея Кирилловича Пискунова с обвиняемым Павлом Афанасьевичем Иконниковым. Гражданин Иконников, можете сесть.

Иконников придвинул стул и сел в двух-трёх метрах от меня.

Калягин помолчал, покопался в бумагах и промолвил:

– Гражданин Иконников, вы были соавтором авангардистского романа «Подонки», написанного вами в сотрудничестве с обвиняемым Пискуновым. Расскажите о вашем нынешнем отношении к этому произведению.

Иконников откашлялся и произнёс еле слышным, монотонным голосом:

– Я считаю это произведение возмутительным образчиком аморальной литературы, свойственной сошедшему в могилу гнилому капиталистическому обществу. Этот наш роман был написан с человеконенавистнических позиций, наносящих огромный вред делу пролетариата и самой гуманной в истории человечества Мировой Революции. Я искренне раскаиваюсь в своём авторстве!

– Паша, – привстав со стула, с трудом вымолвил я, совершенно ошеломлённый, – ты что такое пи..дишь?!

– Пискунов, – прервал меня Калягин, – не мешайте следствию!..

Александру Васину:

Прекрасный перевод "Аладдина"! Звучит намного лучше, чем оригинальный англоязычный текст Лоуэлла. (Но, надо сказать, многие переводы стихов на русский с английского звучат лучше оригиналов, так как гибкий (без строгого порядка слов) и не имеющий артиклей русский более приспособлен к поэзии, чем английский.)

У Вас отличная стихотворная техника, и я не удивлюсь, если окажется, что Вы пишете не только переводы. Если это так, то почему Вы не публикуете Ваши собственные стихи?

Я однажды написал рассказ под названием "Аладдин и Женечка из Нью-Джерси", навеянный частично стихотворением Лоуэлла. Я недавно его переработал, добавил эпиграф с Вашим отличным переводом, и, надеюсь, рассказ выйдет в "Новой литературе" в ближайшее время.

Желаю Вам дальнейших успехов!

Александр Левковский 

Давайте, Евгений, кончим эту дискуссию всё-таки на положительной ноте.

Нам с Вами делить нечего. Я искренне ценю Ваши литературные способности; Вы, судя по Вашим высказываниям, относитесь к моим подобным же образом. Каждый из нас работает в своём стиле -- и каждый доволен этим. Если Ваш стиль, тематика и воплощение литературного замысла являются искренними и глубоко выстраданными, а не являются проявлением юношеского эпатажа, то это тоже заслуживает уважения.

Моя точка зрения такова. Я отвергаю все эти "-измы" -- постмодернизм, авангардизм и проч. по одной-единственной причине: я глубоко убеждён, что они не дают ничего СЕРДЦУ читателя. (Может быть, уму они и дают что-то, но это ничтожно мало для выполнения целей художественного произведения). Истинное литературное произведение взывает к чувствам, переживаниям, воспоминаниям, тончайшим переливам эмоций -- оно зачастую меняет читателя. Одна моя читательница -- Вы, вероятно, её знаете -- так и написала мне однажды: "...Ваши рассказы изменили мою жизнь." Другой читатель -- тоже Вам известный -- написал мне: "...Вы опять довели меня до слёз своим рассказом." Юлий на днях прислал мне такое, растрогавшее меня сообщение по поводу моего рассказа "Лили-Марлен: "Прекрасный рассказ... Прочёл с огромным интересом, получил заряд позитива...". Вот это, Евгений, и есть моя награда как литератора! -- призыв к человеческому сердцу и отклик этого сердца! Ради этого я и опубликовал в НЛ 36 рассказов, роман и пьесу. Если Ваши два романа, опубликованные в НЛ, вызывают такие же -- или даже более сильные -- эмоции, то я Вас поздравляю. Если нет, то Ваша задача как литератора ещё не выполнена.

Ещё одно замечание. Я сознательно употребляю (и всегда употреблял) слово "динамичНый", а не "динамичЕСКий" в литературных ситуациях. Вдумайтесь, пожалуйста! Суффикс ЕСК придаёт процессу динамики произведения описательный оттенок, в то время как суффикс Н делает слово ДИНАМИЧНЫЙ самим процессом. Впрочем, это не имеет особого значения.

И не надо "издевательств над фразеологией". Если я начну издеваться над фразеологией "Галевина" и "Антилопы", то мне не хватит всех страниц форума для этого!

Я мог бы очень многое возразить по поводу перечисления Вами громких имён авторов якобы "бессюжетных" произведений (особенно это касается Гамсуна, обоих Маннов, Куросавы и Висконти), но я не имею ни времени, ни желания втягиваться в долгую дискуссию, которая, наверняка, не изменит ни Ваше, ни моё мнение. Мне надо писать! -- у меня на компьютере крутятся СЮЖЕТЫ (!) шести-семи рассказов, а надвигаются новые и новые.

Искренне желаю Вам успехов. (И завидую Вашей молодости! В Ваши годы я, как дурак, занимался расчётами самолётов на прочность , -- а надо было писать и писать!)

Александр Левковский

P.S.  Рад, что Вы ничего не возразили по поводу первых двух пунктов моего письма. Значит, по ним мы с Вами на будущее договорились.

А.Л.

Евгению Синичкину:

Евгений, позвольте несколько замечаний.

1. Я бы просил Вас на будущее: обращаясь ко мне, оставьте Ваш развязный тон, типа бессмысленных ссылок на похождения "в питерских домах терпимости" и на "греховную внебрачную связь с желтобилетными мамзелями". Возможно, эта развязность годится для отдельных фрагментов "Галевина", но абсолютно не подходит для Вашего обращения к человеку, который годится Вам в отцы.

2. Я бы приветствовал Ваше участие, если бы это была литературная дискуссия. Но это был мой ответ Лачину, который по-хамски, называя меня презрительно "израильтянином" (слава Богу, он не употребил свою излюбленную кличку "жид"), влез в мою дискуссию с Юлием. Прошу Вас, Евгений, в будущем принимать участие на моём форуме только в дискуссиях на литературные темы.

3. Насчёт "динамичных" и так называемых "адинамичных" сюжетов. Я давным-давно понял, что "адинамичные сюжеты" это любимый конёк тех литераторов, которые не в состоянии создать старый добрый ДИНАМИЧНЫЙ сюжет (точно так же, как бездарные поэты очень любят "белый" стих, ибо не в состоянии создать рифмовку). Лет 8-10 тому назад, в разгар дискуссии, состоявшейся на кафедре славистики в Принстоне, я попросил одного американского поэта (поборника нерифмованной поэзии) зарифмовать за полчаса три его четверостишия, написанных белым стихом. (Он горячо перед этим доказывал, что может рифмовать, но считает это "ретроградством"). И в результате он опозорился, не сумев это сделать! (Пользуясь Вашим же выражением, скажу, что истинные поэты Санька Пушкин, Мишка Лермонтов, Борька Пастернак и Вовка Высоцкий справились бы с этой задачей за десять минут).

4. И последнее. Коль скоро Вы оценили мой художественный талант в "пачку баксов", то я хотел бы знать, в какую сумму Вы оцениваете Ваш художественный талант. Я уже говорил неоднократно, что Вы, несомненно, обладатель значительных литературных способностей; однако, по моему глубокому убеждению, Вы растрачиваете их на литературные пустышки, потоки бессмысленного многословия и внелитературную эквилибристику (не дающих ничего ни уму, ни сердцу) с такой же бездумностью, с какой пьяный моряк разбрасывает деньги в порту на "желтобилетных мамзелей" (пользуясь Вашим выражением).

Сообщение удалено администратором по результатам лингвистической экспертизы.

Юлий, Вы пишете: "Для кого-то главное мирный труд во благо людей — а для другого принцип чести: умереть с мечом в руке, и не в своей постели."

Я вдруг вспомнил, что у меня в романе "Самый далёкий тыл" (глава 23) японский самурай, полковник Шинобу Хонджо, повторяет эту мысль почти дословно: "Набешима Наошиге, знаменитый самурай шестнадцатого века, сказал однажды, что самурай, не рискнувший хоть раз своей жизнью, недостоин называться самураем."

Бывают же такие совпадения!..

Увидел Ваши новые комментарии. Всё верно, со всем согласен, за исключением одного противоречия, поразившего меня! Вы пишете: "Все дело в том, что и до ислама Ближний Восток был средоточием материального, приземлённого подхода ко Вселенной." Юлий, помилуйте! Ближний Восток -- родина монотеистических иудаизма и христианства, великой Библии, Христа и Иоанна Богослова! И Вы считаете Ближний Восток средоточием материального, приземлённого подхода ко Вселенной!? Не понимаю!

И вот ещё -- Вы пишете: "...все эти умиления мусульман по поводу великих достижений исламского мира в области науки и техники...". Мне кажется, многие из них уже давно не умиляются, а стыдятся своей отсталости. Я недавно прочёл статью в лондонском арабском журнале, где автор-араб с горечью пишет, что крошечный Израиль имеет больше Нобелевских лауреатов, чем полуторамиллиардный исламский мир.  

Знаете, Юлий, если б я был знаком с Вашим анализом ДО написания рассказа, я бы, пожалуй, по-другому расставил акценты. (Вот потому я и посоветовал Вам заняться беллетристикой: ведь литератор -- я, во всяком случае -- всегда расставляет эмоциональные, идеологические, духовные, моральные вехи ДО фактической работы над текстом. Это есть непременная часть творчества! А Вы в Вашем анализе расставляете такие вехи очень точно. И, значит, у Вас есть задатки творца художественной литературы, а возможно, Вы даже полностью подготовлены к занятию беллетристикой. Ведь ошибка большинства пишущих заключается в том, что они, описывая интересный эпизод или событие -- без идеологической, философской, духовной, моральной, эмоциональной подоплёки! -- думают, что они создают художественное произведение, а на самом деле они просто создают НЕХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОПИСАНИЕ).

Я согласен, что ни отец, ни сын не являются "истинными потомками" Шамиля. Дауд ещё может с натяжкой претендовать на это звание (ведь всё-таки он как-никак воин Ислама!), а вот Саша -- ни в коем случае! Моя дочь, прочитав рассказ, сказала мне: "Напиши продолжение, где архитектор Саша волею обстоятельств оказывается в Сирии и видит разрушенную мусульманами-фанатиками великолепную древнюю Пальмиру. И опиши, как это преобразило его!"

Несколько слов об Исламе. Волей судьбы мне пришлось жить среди мусульман (в Узбекистане и Израиле) в общей сложности 16 лет и беседовать со многими из них. Не отрицая ваш анализ Ислама как цивилизации, я стою на точке зрения Геерта Вильдерса: Ислам это не религия, а, главным образом, фанатичное ПОЛИТИЧЕСКОЕ движение, маскирующееся под религию. Вы читали, конечно, "Marked for Death" Вильдерса -- там это доказано безукоризненно.

Готов согласиться с Вашим очень точным замечанием: "Грех Дауда — грех всего постсоветского "мусульманского" населения". Именно так!

Вы правы в том, что произведение живёт иногда собственной жизнью, независимо от намерений автора. Но опять-таки это зависит от точки зрения читателя. Для одного отказ сына простить отца вырастает до гигантских размеров, а для другого (для моей жены, например) противопоставление светлой радостной Sagrada Familia мрачной Альгамбре (мы с ней, кстати, не были в Барселоне, но в Гранаде были и Альгамбру видели) составляет одну из главных привлекательностей рассказа. Или вот ещё один пример. Переводчик моих рассказов на грузинский и редактор тбилисского издательства настаивали, чтобы я включил в книгу переводов рассказ "Любовь и голод", который я вовсе не считал одним из лучших. А они заявили, что он -- САМЫЙ ЛУЧШИЙ! Я спросил -- почему? Оказывается, они как очень религиозные люди были поражены силой ВСЕЛЕНСКОЙ ДОБРОТЫ в действиях героини, делающей её буквально христианкой! А я, автор, даже не подозревал об этом религиозном взгляде.

Вы себе не представляете, Юлий, какую услугу Вы оказали мне Вашими комментариями! И я очень благодарен Вам за лестный отзыв о "Лили-Марлен". (Кстати, заметьте, как в этом рассказе всё держится на эмоциях от этой незамысловатой песенки! Уберите её -- и рассказ лопнет...). Почитайте на досуге хотя бы вот эти мои рассказы и напишите мне Ваше впечатление о них: "Странный акцент", "Мост Ватерлоо", "Негритянский бог",  "Десятая муза, "Гори-гори, моя звезда", "Похищение Европы", "Во имя Аллаха".

Всех Вам благ!

Александр Левковский

P.S. А как Вы определили, что именно Стругацкий-СТАРШИЙ был автором тезиса? Я никогда не мог различить ролей братьев в их творческом содружестве -- ни у Стругацких, ни у братьев Вайнеров, ни у братьев Тур, ни у Гонкуров...

А.Л.

Юлий, я искренне воспринимаю Вашу фразу "неоднозначный рассказ" как комплимент моему произведению. Я надеюсь, что все -- или почти все -- мои рассказы неоднозначны, потому что неоднозначна человеческая жизнь, которую я стремлюсь воссоздать в своих произведениях. Неоднозначность, в моём понимании, не идентична отсутствию логики поведения и поступков; просто это необычная -- из ряда вон выходящая! -- логика; это зачастую драматический поворот сюжета, без которого рассказ теряет художественность и превращается в преснятину!

У меня есть рассказ "Лили-Марлен", где тринадцатилетний еврейский мальчик подружился с немецким военнопленным, старше его на 27 лет. По обычной логике, он должен был держаться от немца подальше, а он стал истинным, преданным  другом этого "фрица"! А поведение прекрасной негритянки Тани в рассказе "Негритянский бог", отдающейся герою рассказа Боре на заднем сиденье автомобиля, хотя она несомненно любит своего мужа? -- это ведь верх неоднозначности! А рассказы Стефана Цвейга "Амок" и "24 часа из жизни женщины"! Вот где неоднозначность возведена в куб, а, может быть, и в более высокую степень! А "измена" Наташи Ростовой князю Андрею! А поведение героя "Крейцеровой сонаты"!

Вот в этом свете и надо рассматривать тот факт, что я сделал Дауда культурным, интеллигентным и даже талантливым человеком, который становится воином ислама, проникается всепоглощающей ненавистью ко всему русскому и совершает двойное убийство. Помните, Вы в комментарии к "Зое Иннокентьевне" приводили пример преобразования Майкла из "Крёстного отца"? Вот Дауд и есть двойник Майкла! Ведь Дауд, размахивающий шашкой налево и направо, -- это набивший оскомину стереотип, а стереотипы противопоказаны художественному произведению.

И это убийство вовсе не случайное, могущее произойти с каждым! -- нет! Это результат его ненависти. Помните, как Машенька, плача, рассказывала о его ненависти ко всему, напоминающему ему Россию? И у него не одно ранение в бедро, а ещё два ранения и контузия после войны 91-го - 96-го года. Он -- воплощение ненависти! Но я, автор, не считаю себя вправе убеждать читателя, что его ненависть -- оправдана, потому что преступления чеченцев в войне с Россией были чудовищны (как, впрочем, и преступления российских войск). У меня в одном из вариантов рассказа был эпиграф из Высоцкого:

Ненависть - пей, переполнена чаша!
Ненависть - требует выхода, ждёт.
Но благородная ненависть наша
 Рядом с любовью живёт!

Я отказался от этого эпиграфа из-за слов "благородная ненависть".

А теперь посмотрим на поведение сына. Он оказался в Германии, когда ему было года три-четыре. Значит, лет 17 из двадцати он прожил в Германии -- конечно, он немец, даже если в нём не было б ни капли немецкой крови. Он не прощает отца? Ну что ж -- люди ведут себя по-разному в этих обстоятельствах: одни легко прощают, другие не могут забыть обиды. Для меня, автора, этот вопрос был второстепенным; для меня важно было противопоставить поведение сына, занятого мирным творческим трудом и любящего бабушку, -- всепоглощающей ненависти преступника-отца, погубившего мать Саши и свою жизнь. То есть это отмеченная ещё Аристотелем извечная борьба добра и зла в художественном произведении.

Юлий, я, кстати, не считаю оправданным сравнение драмы Дауда с драмой Эдипа. Кое-какое сходство есть, но далеко не полное.

Заметьте, что рассказ назван "Потомок имама Шамиля", а не "ПотомкИ имама Шамиля", хотя их было двое -- отец и сын. Я предоставляю читателю решить, кто же из них является истинным потомком -- наследником! -- Шамиля в наше время: воин ислама Дауд или его мирный сын-архитектор. И в этом -- одна из мер неоднозначности рассказа.

Спасибо за вдумчивый комментарий. Мне кажется, Вам уже советовали на форуме писать не только комментарии, но и статьи. Я хотел бы поощрить Вас в таком начинании. У Вас есть прекрасная эрудиция, отличный язык, безупречная логика! -- дерзайте в публицистике, критике. литературных исследованиях!

Кстати, а Вы не пытались попробовать свои силы в беллетристике? Тут, конечно, одной эрудицией, языком и логикой не обойтись, но чем чёрт не шутит!

Александр Левковский

Левковский Александр. Рассказ «Потомок имама Шамиля».

На конверте был отпечатан обратный адрес: город Алболоте, провинция Андалузия, королевство Испания. И дальше в штампе шли непонятные слова по-испански.

Я вертела в руках конверт, недоумевая, почему он адресован мне. За все шестьдесят восемь лет моей жизни мне не довелось иметь каких-либо родственников или друзей на Пиренейском полуострове.

Алболоте?.. Испания?..

Почему Испания? Почему какой-то абсолютно не известный мне город Алболоте? Кто пишет мне оттуда?..

 

...И внезапно догадка сверкнула передо мной – и я всё поняла! Нет сомнения – это он, забытый мною Дауд! Это он пишет мне из тюрьмы! Почему же я не вспомнила сразу, что Дауд отсиживает свой срок в Испании, где он совершил своё страшное преступление?! Накануне суда над ним, пятнадцать лет тому назад, ходили слухи, что Россия требовала его выдачи, но испанские власти не согласились. И вот теперь он сидит уже шестнадцатый год в тюрьме города Алболоте, где-то в испанской Андалузии. И почему-то решил написать мне письмо...

Я надорвала конверт, вынула одностраничное письмо и глянула на подпись. Да, моя догадка подтвердилась! У меня вспотели ладони и бешено застучало сердце. Я опустилась в кресло, уронив злосчастное письмо на пол...

 Не беспокойтесь, уважаемый Админ. Я просто показал литературную грязь и извращённые тенденции субъекта, о коем мы говорим.
   

Администратору НЛ:

Спасибо за Ваше замечание по отношению к моему ОБРАЩЕНИЮ К РЕДАКЦИИ "НОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ", где я выразил своё возмущение публикацией матерных, порнографических и извращенческих материалов на страницах журнала.