Здорово написано! Читала - и всё перед глазами: и рожь, и песня кузнечиков, и суп с котлетами))) Светло и печально на душе, много воспоминаний, нажедж всколыхнули своим рассказам. Спасибо!
С уважением, Марина.

Спасибо! Очень вдохновенно Вы написали! О многом заставили вспомнить.
С уважением, Марина Рябоченко.

Спасибо, Алексей, за отклик!
Вашу мысль поняла, согласна. что с таким финалом рассказ ударил бы в разы сильнее.
Но у меня все-таки мысль была другая.  Было бы несправедливо. если бы такая страшная жертва оказалась напрасной)))))
Спасибо за пожелания! Буду стараться!)))
С уважением, Марина.

Рябоченко Марина. Рассказ «На рассвете».

...И вот, в субботу, после обеда явился Славик. Тёмка, с утра поев гречки, подогретой на подсолнечном масле – за молоком выходить не хотелось – сидел за столом, перед учебником истории. Тётка Валя про школу не зря спросила – ходить-то Тёмка ходил, да уроки уже неделю как не учил, с того дня, как мамка, собрав в сумку халат, тапочки и ещё какие-то мелочи, уехала в клинику. Тёмка краем уха слышал разговоры, понимал, что дело со здоровьем у матери плохо, что случилась страшная беда. Страх за её жизнь вышибал все мысли из головы, и на уроках он сидел, словно замороженный, ничего не воспринимая из услышанного. Вчерашний день словно сдвинул камень с его души, и тётка Валя очень вовремя вспомнила о школе. Он оканчивал восьмой класс, в мае предстояли экзамены. Учился хорошо, чем очень радовал мать, и теперь решил два дня посвятить пропущенным темам.

Но страх, опять страх, теперь за ту плотную пачку, которая лежала в его кармане, не давал сосредоточиться. Тёмка с дрожью ожидал приезда отца, а больше – прихода брата. От этих денег зависела жизнь матери, и его, Тёмкина, жизнь тоже. Он ничуть не боялся, что эти деньги у него кто-то сможет отнять. Боялся другого, того, что если придётся защищать их, он будет драться без пощады.

И всё же он очень ждал их. Он не остался у тётки Вали не только из-за тесноты в её доме, не только из-за неудобства, хотя с такими деньгами там ему было бы спокойнее, чем дома. Чувство, которое руководило им, казалось ему неуместным для этих тяжёлых дней, и Тёмка даже стыдился его, но поделать ничего с собой не мог – им двигало чистое, голое любопытство. Так, наверное, проводят опыты над разными мышами и тараканами: вводят какие-то препараты, подсыпают в кормушки и наблюдают – что происходит, есть ли перемены в поведении?

Болезнь матери пронзила Тёмку в самое сердце. Он очень любил её, всегда старался помочь – и в доме, и в небольшом саду-огороде. Узнав об опасности, которая угрожала её жизни, он стал любить, казалось ему, ещё крепче. Каждой клеточкой своей, каждую минуты желал ей выздоровления и даже несколько раз пытался, как умел, а вернее – совсем не умел – молиться кому-то о мамином здоровье. О том, что мать больна, о том, что она в больнице, знали и брат, и отец. История эта длилась уже недели три, но ни тот, ни другой никак не изменили своей жизни, своих привычек, своего отношения к матери. Эти два дня перед понедельником казались Тёмке очень важными. Они были испытанием для него, так как нужно было сохранить и вовремя отвезти собранные деньги. И, по Тёмкиному понятию, должны были стать каким-то экзаменом, самым главным экзаменом в жизни брата и отца. Протрезвеют ли они, в конце концов, соберутся ли к матери, побеспокоятся ли о деньгах, жалеют ли её и желают ли выздоровления всей душой, как он? Где-то глубоко в душе он очень хотел, чтобы родные ему по крови люди разделили с ним это горе, поддержали его, он желал, чтобы они, наконец, были вместе, как настоящая семья...

Добрый день, Елена!
 Спасибо за чтение!
Согласна, что может быть и такое мнение. И о моем рассказе, и обо всех прочих.
Не согласна только со словами "Критический обзор".
Случайное, одной фразой, цитирование текста,  два три предложения с пересказом или мнением от прочитанного могут подходить, на мой взгляд, лишь под рубрику "Сугубо личное мнение".
Это, безусловно, мое сугубо личное...
 Успехов Вам, с уважением, Марина Рябоченко.

Добрый день, Светлана!
Спасибо за Ваш теплый отклик.
Ваш рассказ нашла, прочитала. Нашла также и адрес почты. С Вашего позволения, отклик пришлю письмом.
С уважением, Марина.

Рябоченко Марина. Рассказ «Письма иногда запаздывают».

...Здравствуйте, мама!

Я бы не беспокоила вас, но не могу не извиниться за ту давнюю телеграмму.

Не знаю, стоит ли писать о том, что произошло, но раз начала, скрывать ничего не буду. Я проработала в Сибири три года. Иногда было и трудно, и холодно, но всегда весело. Там были ребята и девчонки из разных городов, многие женились, начинали жить семьями. И у меня был жених. Я так думала. Он приехал позже меня, уже к весне, и скоро стал ухаживать. Он мне очень нравился. А если сказать честно – я первый раз по-настоящему влюбилась. Конечно, я ни за что не стала бы с ним общаться, если бы всё знала, но я ничего не знала. А он обещал жениться, мы строили планы, где будем жить. Когда он узнал, что я беременная, тут всё и открылось. Оказалось, что у него в родном городе жена и маленький сын. Он рассчитался и уехал. Я была убита этим предательством, почти все ночи ревела. Не представляла, как буду жить в общежитии, в своей комнате, где ещё пять девчонок, с младенцем. Не представляла, как одна справлюсь с малышом.

И я решила уехать. Меня мало трогали насмешки посторонних, но перед кем мне было стыдно – так это перед дядей Петей и тётей Лидой. Они так много сделали для меня, а я, получается, подвела их… И хотя мы переписывались, я ни словом не обмолвилась о своём положении. Выбора у меня не было, и я поехала домой.

Мария Николаевна не посмела бить меня, но орала и оскорбляла самыми последними словами. Кричала, что я опозорила её доброе имя, что таким паскудам не место в приличном доме и не позволила переночевать ни одной ночи. Папа пытался защитить меня, но Мария Николаевна кричала и на него, упрекала, что он не сумел правильно воспитать дочь. И что, мол, яблочко от яблоньки недалеко катится. Мать была проституткой, и дочь такая же...

Добрый день, Марина!
Прочитала и Проводницу. Очень хорошо, что поработали над текстом. Он звучит теперь по-другому, по стилистике чист.
Но вот в Переводчика я просто влюбилась!
Не перестаю удивляться произошедшей перемене. Будто что-то отщелкнулось у Вас внутри - по-другому и сказать не могу. Настолько уверенное и четкое стало перо. Искренне рада за Вас!
Марина, не сдавайте позиций - только вперед!
С уважением, Марина.

Марина, добрый день!
Потрясающий прассказ! Злободневный, глубокий, о всех нас. Написан прекрасным языком, легко, непринужденно. После конкурса БС прошлел год. Кроме "Проводницы" ничего Вашего не читала. Хочу сказать, что прогресс великий! Очень рада за Вас!
Успехов в творчестве и жизни!
С уважением, Марина.

Рябоченко Марина. Рассказ «Сумасшествие».

...В восьмом классе проходили «Евгения Онегина». Я прочитала роман еще летом, и без всяких усилий выучила наизусть письмо Татьяны – мне нравилось декламировать его, обращая весь пыл любви и всю боль израненного сердца к бездушному Валерке. Я по-прежнему стеснялась отвечать устно уроки, моими лучшими учебными днями были те, когда Валерка болел, но письмо Татьяны вызвалась читать сама. Читала горячо, громко, стараясь совсем не смотреть на Валерку. Но так хотела, чтобы он понял, услышал меня!

После урока несколько девчонок сгрудилось вокруг стола нашей учительницы по литературе, а также и классной руководительницы Татьяны Петровны. Разговор с загадочного Онегина перекинулся на более близкого персонажа.

– Ну, и что необычного вы нашли в Валере? – задумчиво спросила Татьяна Петровна. – Он общительный, открытый и… Ведь самый обычный мальчик! Вы все только на него и смотрите, а в классе есть ребята и поинтереснее. Вот ты, Марина, – обратилась она ко мне, – даже не замечаешь, как смотрит на тебя Вадик. Глаз не спускает! А он, скажу я тебе, очень глубокий человек!

– Ой, что вы, Татьяна Петровна! – я даже замахала руками.– Что в нем интересного? Самый обычный! И нос у него огромный!

– М-м, как интересно получается! А ты Валеру за нос любишь? Или еще за уши? – Татьяна Петровна посмотрела на меня с легкой улыбкой, заставив сконфузиться от сказанных легкомысленных слов.

– Да от него слова не добьешься! – попыталась оправдаться я, вспомнив, в каком молчании иногда Вадим провожал меня от школы домой. Он ничего не спрашивал, ничего не говорил – а просто молча, как страж, шел рядом. Доводил меня до подъезда, а потом также молча разворачивался и шел к своему дому.

– Когда человек глубоко любит, сказать о чувстве ему очень трудно. Страшно. Вспомни, как мучилась Татьяна! А мужчины – они ведь тоже робкие, стеснительные.

– Так, может, и Валерка любит, но молчит? – всполошилась за всех Олька.

– Конечно! Знаю, есть девочка в нашем классе, которая очень нравится Валере. Надеюсь, он разберется…

Много ночей не спала после этого разговора. Так значит, Валерка влюблен! Так значит, просто скрывает свое чувство! «Есть в нашем классе девочка…» А вдруг эта девочка – я?..

Рябоченко Марина. Рассказ «Сашка».

…Конечно, был он в чем-то не разумнее ребенка, и можно сказать, что жили они на пороховой бочке: Сашка ведь часа в четыре возвращался с работы, открывал дверь самостоятельно, сам обедал – тем, что оставляли для него в термосе на столе. Мог ведь, как ребенок, и случайно пустить кого в дом, мог и специально привести – тех же дружков из артели.

Не сочувствовал ей только самый близкий человек – ее муж. Поначалу очень обижался за брата, и даже несколько раз заводил неприятный разговор. «Ну не могу, не могу я его любить, принять!.. Умру, наверное, раньше него» – кричала она со злостью, и такое отторжение исходило от нее, что муж будто все понял и будто перестал замечать…

И случилось однажды так, что не вернулся Сашка с работы. Искали его по дворам, заходи в артель, заявили в милицию… Две недели все ждали Сашку или известий о нем, а потом… Как она расслабилась, вдохнула полной грудью, казалось, что воздуха в доме стало больше, и стал он чище… С работы просто летела домой, и – не выдавая своих чувств родным – ликовала, пела душой. А через два месяца нашелся Сашка, сам пришел домой, грязный, потрепанный, похудевший. Муж заулыбался, вздохнул облегченно, дочки ласково поздоровались с дядькой, одна она не смогла сдержать слез, а чтоб не видел никто, заперлась в ванной и просто билась в истерике. Оказалось, что обретал Сашка у какого-то дружка из соседнего двора, в котором находилась артель, одинокого забулдыги. О чем они говорили, что ели-пили, чем занимались – ее не интересовало. Возмутил Сашкин – слабенький такой – но протест:

– А что? Что хочу, то и делаю. Может, я еще и женщину приведу!

«Он еще издевается надо мной! В гроб меня хочет загнать» – кричала она родне.

И опять потянулось это наказание, эта тихая пытка, когда капелька воды – да по темечку…

Рябоченко Марина. Рассказ «Баба Люля».

…Когда дочка начала лопотать, стала она называть бабу Юля Люлей, и так в нашей семье мы все ее и звали – баба Люля.

Любила баба Юля иногда похвастаться своим богатством. Были у нее все шкафы в кухне до самого потолка забиты посудой: кастрюльки всех калибров, комбайны, взбивалки, чашки, плошки, сковородки, иные и вовсе не тронутые в хозяйстве, бережно доставались с полок, красовались в ее руках и ставились на место. Сервант в комнате безо всякого дизайна был уставлен хрусталем, а под диваном в коробке лежал сервиз «Мадонна» – голубая мечта многих советских женщин.

– Ты не обижайся, что я хвастаю. Хочется кому-то показать, и сама порадуюсь. А ты мне как родная, заместо дочки. Мне вот Бог не дал дочки, все сыны были. Я же, милая, двадцать пять абортов сделала. А куда деваться? Муж у меня был крепкий, шофер, охочий был всю неделю. А тогда как схоронишься? Это сейчас гондоны в каждом ларьке, а тогда ничего мы знали. Вот и пришлось избавляться, а то как же?

– Жалко-то как, Юля Яковлевна!

– Жалко, жалко. Иной раз и плакала. Я в больницу не ходила – тогда нельзя это было. И к бабкам не ходила – у них одна грязь и зараза. Только первый у бабки и делала, научилась, и потом все сама. Да что там жалеть – шматочек еще, а уже с причандальчиками. Все парни были! Муж у меня очень убивался, плакал, все время просил оставить. Я иной раз от него и скрывала. Сделаю втихую, а наутро на смену, на завод…

Рябоченко Марина. Рассказ «Невольное предательство».

…Он помнил их день знакомства, будто он был вчера. Оба учились в десятом классе, но в разных школах, а жили в соседних домах, в десяти минутах ходьбы. Увидел ее впервые на каком-то общешкольном вечере. Тогда она привлекла его какой-то удивительной тишиной и спокойствием, которые сразу выделяли ее из стайки ярких, шумных, громко смеющихся одноклассниц. Дружили поначалу большой командой – она с подругой, он и четверо его закадычных друзей. Дружили очень тепло, как-то по-детски, называя друг друга сестренками и братишками. Чем дольше общались, тем больше она нравилась ему.

Навсегда запомнил и тот день, в конце лета, когда она была у него дома в гостях, почему-то одна, и сидела, поджав ноги в кресле посреди его по обыкновению неприбранной комнаты. Он вдруг упал перед ней на колени и уткнулся лицом в ее руки, лежащие на коленях, – так сильно, остро, впервые и навсегда поразила его любовь. Она осторожно высвободила одну и стала тихо гладить его по голове, перебирая его длинные черные кудри… И это беззвучное обоюдное признание было сильнее любых слов.

Их отношения были светлыми и нежными. К каждому его приходу в гости – а приходил он каждый день – она готовила что-нибудь вкусненькое к чаю. Он же готов был подарить ей весь мир, а пока не переставал повторять, что сам – только пыль у ее ног… А их переписка за те два года, пока он служил в армии? Он до сих пор хранил ее письма. В первые годы после разлуки часто перечитывал – в них была и любовь, и забота, и тревога о его будущем. Помнится, пока служил в армии, он скучал именно по ее дому, такому тихому, уютному, где не толпились по вечерам гости, не слышны были перебранки матери с дедами. Только в Марусиной комнате и только рядом с Марусей он мог побыть наедине с собой, отсюда начались его первые шаги к самому себе…

Рябоченко Марина. Рассказ «Просто жизнь, просто смерть».

…Так, впервые за свою долгую жизнь, Паря оказалось свободна как птица.

Весь день теперь Паря просиживала около окна.  Солнце, дождь, снег в положенное время сменяли друг друга, но Паря мало обращала внимание на круговорот сезонов. Главное, что в любую погоду за окном проходила жизнь. Высокие, низкие, круглые, тощие, маленькие и вертлявые фигуры с утра и до темноты мелькали за стеклом. Одни были скучные – шли торопливо, наклонив вперед голову, согнув спину… Было видно, что им тяжела и неинтересна их дорога. Паре смотреть на них было скучно и даже как-то тоскливо, словно смотрела она на себя, ту, далекую, еще молодую… Как утром, торопливо, головой вперед – на работу, вечером, согнув спину, с отвисшими от тяжести сумок руками – домой… Проработала она долгие годы в одной организации, на бумажном деле. И хотя его не очень любила, и скучала за ним, о тех годах вспоминала сейчас тепло, с улыбкой. Был хороший дружный коллектив, были праздники, отмечаемые вместе, были воскресные поездки, как тогда было модно, по Золотому кольцу, в города-герои… Со многими даже после выхода на пенсию долго общалась, а теперь разве сыщешь кого – затерялись их имена и телефоны в записных книжках, стерлись в памяти даже лица. Кто из них жив, кто здоров? Помнят ли ее?..

Рябоченко Марина. Рассказ «Глупой».

…Все детство и юность ей по выходным клали на хлеб, как самый большой подарок, кусок вареной колбасы из вонючего сельпо. Теперь же она кушала как царица. Несмотря на скудость советских прилавков, на столе у нее даже по будням бывали и икра, и нежнейшая вырезка, и золотистый балык, и длинные парниковые огурцы, и даже ананасы – круглый год. Доставалось все в буфетах – сначала горкомовском, потом редакционном. У нее уже давно стало правилом начинать рабочий день с похода в буфет. Буфетчицы, такие же незатейливые тетки, встречали ее тепло. Посудачив о житейском минут пять, она убегала на рабочее место, оставив наказ припасти к вечеру то батончик колбасы, то 300 грамм рыбки, то глазированных сырков…

Ни одна трапеза у них с отцом не проходила без пол литра водочки или бутылки портвейна. Пили не ради пьянства, а только ради аппетита. Прижилась у нее эта традиция и на работе – в редакционном коллективе половина мужичков были крепкими выпивохами. В брежневские времена нищеты и тотального вранья было это делом обычным – ну как написать о рекордных удоях молока или перевыполнении пятилетки, не залив совесть бутылкой портвейна? А она себе нашла подружку – на пару лет помоложе, интеллигентную, корреспондентку… Вначале выпивали только по праздникам, да в субботние дежурные дни, а потом разбаловались, стали пить и среди недели. Было для них каким-то особым кайфом, своеобразным адреналином – зайти среди бела дня под носом у трех редакторов в крошечную метровую кладовку за секретарским столом, махнуть стаканчик портвейна, а потом как ни в чем не бывало закусывать салатом из свеклы с чесноком, догрызать рыбную голову, оставшуюся от ужина. Настроение становилось легким, веселым, и казалось им, что никто вокруг ничего не видит, не понимает…