Чичильницкая Рая. Рассказ «Капкан».

Миссис Гросс проснулась с привычным тошнотворным ощущением страха и раздражённости. Спала она мало и беспокойно, погода менялась, давление падало и в целом день обещал быть неприятным.

Зима в этом году затянулась дольше обычного, или так ей казалось. Холода и осадки здорово надоели, и она на улице не была уже месяцев пять. Ну, может, не пять, а меньше, но всё равно прилично. А ведь раньше без свежего воздуха жить не могла: так любила выходить в парк под окном и там часами сидела на скамейке, наблюдая за белками, собаками и детьми.

А теперь…

Что сказать, за этот один только год сдала она здорово. Резко ушли слух и зрение, а на их место пришла жуткая неуверенность, усилились боязни, и появилось незнакомое безразличие ко всему. Нет, не столько безразличие, сколько нежелание. Не желалось ни одеваться, ни мыться, ни приводить себя в порядок, ни выходить на улицу. Всё стало медленным и тяжёлым, как движения насекомого, увязшего в клейком меду.

Накануне на неё кричали, угрожали, а теперь уж точно придут убить.

Кричала Алина, которую она считала хорошей, и вот тебе, пожалуйста... Какой рот открыла! Да она ж просто ненормальная! Так кричать! И за что?! Скорее всего, наркоманка. Впрочем, все они хороши. Все с какими-то легендами, фальшивыми паспортами, хвостом личных проблем. Кого ей только посылают?! Нелегалов, лгунов, преступников... А всё потому, что некому заступиться... одна-одинёшенька, как перст, и никому до неё дела нет.

В таких мыслях начался день. В них он и продолжился. А откуда могут взяться другие мысли? Жизнь у неё, что ли, такая приятная? Какая жизнь, такие и мысли. Как говорил кто-то из знаменитых, «бытие определяет сознание», и был совершенно прав...

Чичильницкая Рая. Прозаические этюды «Расставание с иллюзией».

Жизнь полна иллюзий (а по восточным воззрениям, вся наша жизнь есть не что иное, как одна сплошная иллюзия – майя), с которыми нам время от времени приходится расставаться.

Наверное, в этом и состоит один из основных смыслов человеческой жизни, в течение которой даже самые привычные нам с детства вещи и понятия иной раз оборачиваются иллюзорным миражем, а что уж говорить об Америке, куда мне, как и многим моим соотечественникам, довелось переселиться тридцать восемь лет назад… Америка – terra incognita в те советские и доинтернетовские годы – представляла собой благодатное поле для наших иллюзий. Тогда эта неведомая нам, родившимся за «железным занавесом», земля была гораздо больше, чем заокеанский континент, и больше, чем далёкая страна – родина джаза, оплот капитализма и символ благополучия. Америка – воистину другой мир, о котором мы знали мало и понаслышке, а то, что знали, было вырвано из контекста, клочковато и профильтровано. Это был мир, где всё отличалось от нашего и, конечно же, намного в лучшую сторону. Мы в это искренне верили. Так было до нашего приезда. Но вот уже мы наконец-то в ней, и теперь её можно рассмотреть, пощупать, ощутить… а также составить своё собственное, более реальное мнение.

Разумеется, у нас имелся определённый багаж, привезённый с собой в эмиграцию: невидимые глазу чемоданы, набитые почерпнутыми или вычитанными где-то, несколько обветшавшими, искажёнными представлениями, понятиями и ожиданиями – иллюзиями в общем… Не могу сказать, что у меня их было очень уж много… так, маленький лёгкий чемоданчик не более чем с десятком иллюзий. Также не могу сказать, что утрата этих иллюзий уж очень меня печалила. Напротив, так было даже интересней: открывалась возможность познать что-то с новой стороны…

Америка одновременно оказалась и такой и не такой, как мне представлялось. По мере проживания в ней всё больше вещей, изначально выглядящих противоположными, оказывались вариантами одного и того же, только с противоположными знаками. Если у нас там что-то было плюсом, здесь то же самое становилось минусом и наоборот… Моей маме фантазировалось, что, если взять и сложить все плюсы оттуда и отсюда, а все минусы отбросить, то мог бы получиться рай на земле. М-да... если бы да кабы…

Для меня Америка – любовь с первого взгляда, любовь, основанная на рационально необъяснимой вспышке чувств, когда не знаешь почему, но чувствуешь, что это – МОЁ! Мне понравилось всё и сразу, хотя о ней как таковой понятие у меня было ещё весьма смутное. Даже и сейчас, после стольких лет здешней жизни, не могу сказать, что знаю Америку глубоко и в целости, а тогда – и подавно… Кроме того, она в те годы для меня ограничивалась Нью-Йорком, а как известно, Нью-Йорк – далеко не типичная Америка.

В общем расставалась я со своими иллюзиями достаточно легко, безболезненно и с некоторым юмором. А расставаться с ними время от времени приходилось. Вот и решила я сделать маленький цикл рассказиков-воспоминаний на эту тему. Как всегда, не соблюдая хронологической последовательности и стопроцентной достоверности…

Большое спасибо за отзыв, Федор!
Да уж набралось у меня всякого на фолиантик, но вот все не решаюсь издаваться на бумаге... напечатать-то можно, но потом ведь распространять/ продавать это как-то надо, а к этому у меня, увы, таланту нету... К тому же, обитаю я в англоязычной стране: кто покупать будет? Так что, пока ограничусь виртуалом 

PS
кстати, мы почти что тезки: в близком кругу зовут меня Федором... впрочем, к литературе это никакого отношения не имеет...

Чичильницкая Рая. Сборник рассказов «Женские портреты».

...Ждать Изольда не любила и не умела. Ожидание входило в разряд самых неприятных и раздражающих своей бессмысленностью состояний: ей казалось, что вместо того, чтобы что-то создавать, расти и куда-то продвигаться, оно, как паралич, пригвождает её к чему-то или к кому-то, в то время как жизнь проходит мимо и двигается вперёд.

Однако ей часто приходилось подолгу ждать, и ждала она без видимого сопротивления и недовольства.

Сначала она напрасно ждала момента, когда её родители помирятся и в семье воцарится покой взаимопонимания. Потом она ждала безумной любви и романтического Тристана, который так и не появился. Большую же часть своей жизни она ждала настоящей востребованности своих талантов, пока не увидела себя в зеркале и чётко поняла, что больше не является девочкой, подающей надежды.

Ждала без уменья, без любви, но не сетовала...

Оказываться в середине между кем-то Изольда любила ещё меньше, но несмотря на все её старания, она оказывалась в такой ситуации постоянно, с самого раннего детства.

Вот и сегодня досталось ей место в середине ряда ожидания, между праздными, обсасывающими чьи-то косточки и чинно восседающими на атласно-розовых в пластиковых чехлах креслицах дамами.

Дамы слева обсуждали чей-то скандальный развод, дамы справа – чьё-то неожиданное банкротство. На сидящую между ними Изольду с обеих сторон шрапнелью неслись осколки раскалённых эмоциями фраз: кое-что из этого пролетало мимо, кое-что залетало в ее уши, кое-что вызывало поверхностный интерес. Изольда попыталась примкнуть к одной из сторон, всё равно к какой, лишь бы хоть к кому-то, чтоб хоть как-то участием в общем разговоре скрасить муки ожидания, но ни «обанкротившаяся», ни «разводящаяся» стороны её в свой состав не принимали... так и осталась она в своём ожидании непримкнувшей и неприкаянной...

Чичильницкая Рая. Сборник рассказов «А у нас во дворе».

...Скорее всего, такое бывает у каждого… Безотносительно к чему-то реально происходящему и логически объяснимому, по какой-то внезапной ассоциации подумается вдруг о чём-то или о ком-то… и мысль­ эта, непонятно почему возникшая в сознании, подобно букашке, случайно залетевшей в комнату через раскрытое окно, вскоре как-то материализуется: то, о чём подумалось, вдруг случается… или человек, которого не видел и даже очень давно не вспоминал, вдруг нам нежданно звонит, встречается или упоминается в каком-то контексте. Ведь было такое и с вами, правда? И как вы тогда на это реагируете?

Я, например, каждый раз, когда со мной случается такое, радуюсь и удивляюсь, как маленький ребёнок. Каждый раз ощущаю я в этом что-то чудесное, восторгаясь материальностью мысли и связанностью всего. А потом размышляю, пытаясь понять… Что же происходит? Материализуется ли наша мысль в действительности, а значит, – создаёт? Или же только оповещает о скором появлении в пределах нашего восприятия уже материализованного и, следовательно, – информирует? То есть, работает ли наша мысль как активный созидатель или как пассивный передатчик сигналов? И есть ли вообще в этом разница? Ведь и материя, и сигнал по сути одно и то же: информационные волны, только разной частоты. И так далее, и тому подобное… Размышлять о таком я люблю.

Впрочем, не пугайтесь, дорогой читатель, рассказ мой не о том, и больше ни о чём заумном в нём речь идти не будет, а пойдёт речь о сугубо жизненно-бытовом и весьма прозаическом: о дворе моей далёкой юности. Воспоминания, в общем. Хотя началом этим воспоминаниям послужил эпизод из вышеописанной категории…

А случилось вот что...

Чичильницкая Рая. Сборник художественных работ «Из разного…».

Рисую я с детства, сколько себя помню. В разных жанрах, техниках, эклектично, по вдохновению и из воображения. Иногда выставляюсь, иногда что-то продаю или печатаю и всегда получаю от творческого процесса огромное наслаждение. Не творить – просто не в состоянии…

Чичильницкая Рая. Сборник рассказов «Уроки музыки».

...– Мадам, хотите красиво запечатлеться? – Перед нами маленький, полностью одетый мужчина в кепке, он тащит на себе какое-то треногое фотокамерное приспособление.

Мама мнётся.

– А сколько это будет стоить?

– С такой редкой красавицы, как вы, дамочка, я сделаю почти бесплатно, всего-навсего за рубль с половиной, – фотограф обнажает в улыбке металлические зубы, в которых отражается солнце.

Я ловлю солнечных зайчиков. Красиво!

– Рубль пятьдесят?! – ужасается мама. – Я почти столько плачу в ночь за койку.

– А почему же вы мне сразу не сказали? Я могу вам предложить очень хорошее место подешевле, у моей родной тёти Симы за углом.

– Да нет уж, спасибо. Пошли, – тянет меня мама за руку.

– Дамочка, ну не будьте такая жестокая, ваше чадо желает запечатлеться, – бежит за нами фотограф, – ну хорошо, я уступлю себе в ущерб. Сделаю вам портрЭт за рубль...

Наученная жизнью, мама не останавливается.

– Ну хорошо, вы меня довели: я готов пойти на уступок, если вы такая неимущая... А шестьдесят пять копеек вас удовлетворят?

Мама останавливается.

– Ладно, но ни копейки больше. Вы обещаете?

– Да шо я, какой-то обманщик, чтобы заработать на бедной женщине с ребёнком? За кого вы меня имеете, дамочка? Я – художественный фотограф, спросите, кого хотите, кто такой Мончик с Ланжерона, и вам все ответят...

– Простите, я не хотела вас обидеть.

– А кто обиделся? – смеётся Мончик-фотограф, укрепляя в песке свое трёхногое приспособление. – Так, дамочка, становитесь мне в ракурс. Подломите ножку и... будьте добры, попросите своё чадо, чтобы оно не строило мне такую лимонную физиономию.

– Улыбайся, – подталкивает меня в бок мама.

– Так... застыли в позе как статуи... и ша, – фотограф ныряет под чёрную материю, что-то щёлкает, – ещё раз, сильвупле... Всё, мадам, большое мерси. Завтра будет вам высокохудожественный портрЭт. На этом самом месте...