Форум журнала "Новая Литература"

28 Март 2024, 23:50:19
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.

Войти
Поднажми!
Страниц: [1]   Вниз
  Печать  
Автор Тема: Обсуждение: Рассказ «Ленинградская ночь»  (Прочитано 2950 раз)
0 Пользователей и 1 Гость смотрят эту тему.
Соломон Сапир
Модератор
Новичок
*****

Рейтинг: 0
Offline Offline

Сообщений: 0


Просмотр профиля Email
« : 06 Январь 2020, 14:51:41 »

Сапир Соломон. Рассказ «Ленинградская ночь».

...Нескончаемым потоком люди проходят дворец Урицкого.

Моряк несёт на плече черноглазую девочку. Она передаёт письмо караулу.

На конверте: «Дорогому Миронычу Кирову. У меня теперь всё хорошо. По всем предметам хоры».

Под руки ведут слепого рабочего. Орден Красного Знамени поблёскивает у него на груди. Он вместе с Кировым дрался на Астраханских фортах.

– Прошу разрешить проститься с командиром.

Руками он прощается с лицом Мироныча...

Записан
Борода
Ветеран
*****

Рейтинг: 0
Offline Offline

Сообщений: 701


Просмотр профиля
« Ответ #1 : 06 Январь 2020, 19:30:47 »

Рассказ сильный, как пулемётная очередь. Пригнись, обыватель, заденет... Нет, стреляют по верхам. Официальные советские молитвенники называли Кирова «хорошим». Мы же памятуем, что даже хороший человек во власти быстро становится говнюком, поэтому туда же можем отнести и Кирова. Что не портит однако сам текст. Забитые, фаршированные пропагандой и рабским прошлым, люди, да, верили, имели кумиров, молились на них, думали, что те доставят их в Царствие Небесное. Поэтому и такая реакция была, хулить за неё народ, право, грешно. Темнота наша... А рассказ этот пронзительный прямиком поступает в список рекомендаций, чтоб пугать графоманов...

Соломон Сапир «Ленинградская ночь»
Михаил Ковсан «Ты»
Виталий Семёнов «Экзамен по сопромату»
Сергей Терентьев «Рефлексия»
Владимир Захаров «Клещи»
Михаил Ковсан «-»
Дмитрий Зуев «Красный нос - штаны в полоску»
Соломон Сапир «Я ищу тебя»
Ольга Шипилова «Старик»
Александр Бакаянов «Ангедония» + его подборка «Города...» на Новлите

Сегодня так уже о кумирах не напишут, ибо кумиров нет, что есть гуд, - одни пародии...
Записан
Никанорыч
Постоялец
***

Рейтинг: 0
Offline Offline

Сообщений: 85


Просмотр профиля
« Ответ #2 : 07 Январь 2020, 15:33:04 »

Рассказ на мой вкус рваный и ни о чём. За уши притянут Сталин к убийству Кирова. Понятно, что эта версия с времён Хрущева будоражит умы. Но я думаю, что это не так. С таким же успехом это могла быть и ревность - Киров то спал с Брауле, женой Николаева. Её беднягу вскорости и расстреляли. Не ищите сенсации. Насколько я помню в 2009 году были рассекречены личные дневники Николаева, хранившиеся в НКВД. Там он прямо говорил, что решил отомстить Кирову за его увольнение с работы в Институте партии что ли? Он остался без работы, денег и имел очень сильную личную неприязнь. Если бы было по другому - дневники давно бы спалили. Нет смысла тратить время и подделывать их. Как по мне - здесь больше личная драма маленького человека. Из работы вон, да ещё и жена спит с ним. Я бы тоже возможно его пристрелил бы в то время. А так рассказ невнятный, как ёлочная мишура. Местами хорошие предложения, а в целом оставило ощущение будто тужился-тужился, искал мысль и окончание, да так и бросил до лучших времён, которые так и не настали. Но всё равно автор с своеобразной мыслью и стилистикой, что дорогого стоит. Сразу узнаваемый. Жаль что мало прожил. Родственникам - респект за ознакомление.
« Последнее редактирование: 07 Январь 2020, 15:36:40 от Никанорыч » Записан
Александр Сапир
авторы
Постоялец
******

Рейтинг: 0
Offline Offline

Сообщений: 61


Просмотр профиля Email
« Ответ #3 : 08 Январь 2020, 09:40:06 »

О чем рассказ? Конечно, не о Сталине и даже не о Кирове. О потрясении, которое испытали ленинградцы от известия о его убийстве. Мне кажется, настроение страха, предчувствий бед, которые вот-вот нахлынут на них,  передано автором очень сильно, выпукло. Мрак, начало зимы, дождь со снегом. И повсюду толпы людей. Личные впечатления автора, зарисовки с натуры, рассказы друзей.
Растерянность, нервозность. Дворник ( а в то время, они же по совместительству и соглядатаи) не пускает жильца - покажи паспорт. Комсомолец просит комсорга - дай задание, пошли. Надо же что то делать!
Сам автор - молодой комсомолец, инструктор райкома комсомола. Мы читаем рассказ и видим события его глазами. Он целиком, без тени сомнений, на стороне советской власти. Он не может понять, как в такое время можно оставаться в стороне, равнодушно взирать на происходящее. Он прощается с Кировым, кумиром ленинградской комсомольской организации. Киров был "хозяином" Ленинграда восемь лет, с 1926 года. Принял у Зиновьева и сумел сплотить вокруг себя кадры партийцев. Много делал для обеспечения Ленинграда, его полюбили.
На 17 съезде ему аплодировали более других.
Николаева "вели", убийство было подстроено ? Или Сталин всего лишь воспользовался удобным случаем? Вопросы остаются. Но рассказ не об этом. Рассказ о ленинградцах.
Записан
Соломон Воложин
авторы
Постоялец
******

Рейтинг: 1
Offline Offline

Сообщений: 185


Просмотр профиля Email
« Ответ #4 : 08 Январь 2020, 20:44:43 »

Что делать с упрямством?

Я никогда не публиковался в рецензируемом издании. Распустился. И время от времени позволяю себе изобретать слова. Одно такое – гринантика. Взамен бытовавшего когда-то в науке о литературе, да забытого – ради торжества реставрации капитализма в России – гражданского романтизма. А тот – если взглянуть широко – есть некое повторение в веках повторяющегося Позднего Возрождения, иными словами идеала трагического героизма. Высоцкий (с его вот-вот и взойдёт – про солнце) его исповедовал большую честь жизни. Наивный оптимист. И лишь в конце он перешёл, совсем разочаровавшись, в сверхисторического оптимиста. Переход этот, несмотря на скачёк оптимизма от наивного аж к сверхисторическому (минуя исторический), происходит плавно и незаметно для носителя. Да и для восприемника. А может, и с колебаниями туда-сюда. Так имело б смысл эти два идеала объединить одним словом гринантика.
И тогда этим гринантиком можно было б назвать Сапира в его рассказе «Ленинградская ночь» (Декабрь 1934). Ибо в его же рассказе «Паспорта» (1933) он сверхисторический оптимист, и через год, получается, двинулся в направлении, обратном естественному изменению от наивного оптимизма к сверхистрическому.


Я читал «Ленинградскую ночь» и тупо озадачился, кому это парнем сказано: «Товарищ, без паники. В Смольном в четыре часа сегодня».
И пришёл к выводу, что не автору (под таким именем автор вводит себя в повествование). А Иришке, перешедшей площадь на углу. В СССР, особенно в 20-30-е годы мужчины к женщине и девушке обращались – товарищ. – Площадь это – привокзальная. Девушки приехали в Ленинград вместе с повествователем (автором). Потому ему слышно, как они друг с другом прощаются и как им сообщает парень про убийство в Смольном (о котором в этом месте ещё читателю было б не известно, если б не приделанные курсивом перед рассказом слова публикатора {поступившего очень неправильно, втиснув эти слова перед текстом автора}). Девушки как-то умудрились вечером этого дня не знать, что убит Киров. Они легкомысленные, невнимательные. Повествователь их еле прощает: «Весёлые девушки! Ах, эти девушки…». А сам он, видимо, журналист («Стол завален газетами»), конечно же знает. Днём же было сообщение по радио:
«Как вдруг, как сейчас помню, по радио сообщили: «1 декабря 1934 года, в 16 часов 30 минут в здании Ленинградского Совета (бывший Смольный), от руки убийцы, подосланного врагами рабочего класса, погиб Секретарь Центрального Ленинградского Комитета ВКП(б) и Главный Председатель ЦИК Сергей Миронович Киров. Личность убийцы выясняется»» (https://biography.wikireading.ru/239104).
Потому такая огорошенность в стиле рассказа, поданного с точки зрения повествователя, верного сталинца. Ибо сам Киров был сталинцем во внутрипартийной борьбе. Ибо повествователь места себе дома не находит от этого известия, а не из-за того, что измучила командировка:
«Четвёртая ночь на исходе... Автор приходит домой. Не снимая пальто, отяжелевшего от дождя, не зажигая лампы, садится к столу.
Это так бывает. Трезвый человек, шатаясь, ходит по комнате, не может найти дверей. Это бывает: ладонь приложишь к глазам, а глаза всё равно открыты, и это уже не зрение, а беспощадная память, для которой нет ни очереди, ни сна, от которой не уйти человеку, как от собственной тени, а тому, кто спокойно спит в эту ночь – позор!».
Дом его, видимо дача в пригороде. Потому ему не сидится (он даже не берёт трубку позвонившего телефона), и первый отрывок (весь рассказ из отрывков, разделённых пробельными строками) кончается словами: «В город, в город…». Пригородный поезд (потому короткий) с траурными лентами:
«Ленты крепа, как крылья чёрных птиц, хлопают на ветру. Искры над сеткой трубы… Недлинный состав – пять вагонов. Колёса гремят на стрелках. Дождь бьёт железные стены пустых тамбуров. Город».
Повествователь даже сидеть в вагоне не может, ехал в тамбуре, чтоб скорей соскочить по приезде.
Удивительно, что те две девушки так ничего и не заметили.
Повествователь-журналист настолько знает Кирова, что часть его мысленного монолога помечена сноской, что это:
«Из речи С. М. Кирова на объединённом пленуме Ленинградского областного и городского комитетов ВКП(б) 9 февраля 1933 года».
Ну ладно: он – партиец, ему естественно так личностно отнестись к убийству Кирова. Но почти весь рассказ наполнен примерами такого же отношения простых людей, очень, казалось бы, далёких от политики. Ан нет. Это было ещё время инерции Октябрьской революции и надежды на верность нового, выбранного Сталиным, курса на построение социализма в одной, отдельно взятой стране. Время массового энтузиазма. Время замечательнейших массовых советских песен.
Более того. Я скажу, что какая-то инерция сохранялась даже и в 1953 году, когда умер Сталин. И не только у меня, в семье которого (тогда только мама осталась) ничего не было известно о массовых политических сталинских репрессиях. И никто из соучеников этого не знал. Я настолько личностно воспринял смерть Сталина, что хотел ехать в Москву на его похороны. Лишь то, что мне было лишь 15 лет, и у меня не было никаких денег, а маму опытный сосед по коммунальной квартире убедил мне денег не давать, - лишь то меня остановило. И я был не исключение. Я, уже выросший из детского возраста и тогда не плакавший, - плакал. И, казалось, все вокруг плакали. Моя тётя, чудом избегнувшая репрессий, призналась мне впоследствии, что тоже плакала. – Была ещё инерция заблуждения, что мы строим самое передовое общество. При всех неладах с этим делом.
Наивный оптимизм был массовым явлением в 1934 году.
Передо мной в этой связи задача согласовать это со своей идеей-фикс, что художественно только то, что несёт следы подсознательного идеала автора, - согласовать с собственным выводом, что в «Паспортах»-то Сапир был художественным. Неужели в «Ленинградской ночи» он утратил художественность, став выражать знаемое – общенародное горе по смерти Кирова?
А что? Обычное дело. Писал-писал и спёкся. Писал, по сути, поперёк общественного мнения, не вполне даже это осознавая. И потому там, в «Паспортах», были неожиданности, эти следы подсознательного идеала. А тут… Эти недопонятности… Чего мечется по комнате, не снимая мокрого пальто, повествователь, чего не берёт трубку звонящего телефона, чего бросается в ночь опять ехать поездом, чего не удивляется дворник, чего повествователю досадно веселье Иришки и её подруги…
Это читателю недопонятно. В первом чтении. Если забыть про неавторский текст косым шрифтом перед началом повествования. Но автору-то при писании всё было понятно. – Иллюстрация сталинской мысли о всё нарастающем накале классовой борьбы по ходу строительства социализма (так называемого). Вот – уже аж Кирова убили.
Или всё-таки недопонятно. Налицо ж, наоборот, преобладание своих над чужими. Свои: автор (1), дворник дачного дома (2), парень, отвечающий Иришке (3), коммунисты в райкоме, которых райком не вызывал (4), женщина, закрывающая лицо (5), молчаливые люди (6), спрашивающий, что делать (7), комсомолец, разговаривающий по телефону (Крутой, секретарь райкома, вздыхающий всем телом (9), большой и сильный человек в припадке (10), начальник цеха (11), написавший самодеятельный лозунг (12), дворник Матвей (13), человек, разогнавший людей в пивной (14), трамвайщики, останавливающие не там (15), негромко разговаривающие люди на улице (16), женщина с чёрной повязкой на рукаве (17), несвистящий на нарушение милиционер (18),  огромная очередь покупающих газеты (19), продавец газет (20), два маляра в люльке (21, 22), дети, поправляющие учительницу (23, 24), рассказывающий про Мироныча (25), ударивший делопроизводителя (26), женщина в тёмной косынке (27), вагоновожатый (28), молчаливые колоны рабочих после работы (29), парень в рваном пальто (30), старик, очки в железной оправе (31), женщина с флагом Северной Верфи (32), чёрной рекой, от зари до зари люди (33) и мн. др. Чужие: женщина с телефоном Ч-60-07 (1),  ленинградские извозчики, дворник, по-цыгански поющая женщина, кондукторша, маляр, выстреливший из пушки в Петропавловской крепости (2, 3, 4, 5, 6, 7), милиционер на лестничной площадке райкома (Крутой, выпивающие в пивной (9), ироничный покупатель газеты (10), штатский с военной выправкой (11), учительница (12), делопроизводитель (13).
И, значит, мрак и раздрай повсеместный это не образ трагедии убийства Кирова (что плоско и нехудожественно), а образ этой идиотической идеи Сталина. Она – нота трагизма в идеале трагического героизма в построении нового общества. Которое вот-вот и построим.
И это не очевидно. Ни тогда, ни теперь.
Насколько неочевидно теперь, можно судить по совершенно противоположно духу рассказа косым шрифтом предварение:
«1 декабря 1934 года в коридоре Смольного, невдалеке от своего кабинета выстрелом в спину был убит С. М. Киров. Человек, близкий к Сталину, один из виднейших партийных и государственных деятелей того времени.
Убийца, Николаев – мелкий партийный деятель, неудачник и неврастеник.
Множество вопросов, которые породило это убийство, так и остались без ответа. Вскоре при нелепых обстоятельствах погиб Борисов, единственный личный охранник Кирова. Расстреляны следователи, допрашивавшие Николаева. Расстреляны те, кто их расстреливал… Арестованы и уже не вышли на свободу Зиновьев и Каменев. Начиналась эпоха Большого террора.
А всезнающий народ отозвался просто:
Эх, огурчики, помидорчики,
Сталин Кирова убил в коридорчике…».


Нет, определённо доказать, что трагический героизм был именно подсознательным идеалом у Сапира при сочинении этого рассказа, я не могу. Но всё-таки образное оспаривание идеи Сталина о нарастании со временем классовой борьбы достаточно неожиданная для того времени штука, чтоб подозревать это оспаривание рождённым непосредственно из подсознания. Ведь даже Троцкий, считая возможным перерождение сталинской партноманклатуры до того, что она возглавит реставрацию капитализма (что и произошло с Горбачёвым) было инобытием сталинской идеи. А противостоять Сапиру и Сталину, и Троцкому мыслимо, по-моему, только в подсознании.


А может, прав публикатор, что вещее «настроение страха, предчувствий бед, которые вот-вот нахлынут на них, передано автором»? Тоже ведь достаточно неожиданная штука. Я уже писал, насколько моя мать была не в курсе сталинских репрессий. Тогда Сапира надо считать реалистом. Реализм – это чуяние раньше других того социального, которое уже появилось на свете, но его ещё никто не чувствует.
На это у меня возражение методического плана (жаль только, что эта методика не общепринята).
Есть теория (см. Прокофьев. «Фёдор Иванович Шмит (1877-1941) и его теория прогрессивного циклического развития искусства» в альманахе «Советское искусствознание '80», второй выпуск, М., 1981), согласно которой стили (я бы сказал идеостили) искусства повторяются по спирали, превращаясь друг в друга плавно. Так реализм по той теории появляется после некоторого перелома от субъективности к объективности. И его, перелома, как-то не чувствуется при переходе от «Паспортов» к «Ленинградской ночи», которые (поданы оба с токи зрения персонажей) оба субъективны в своих оптимизмах (сверхисторическом и наивном). Тогда как реализм имеет отношение к историческому оптимизму (он доволен своей прозорливостью и трагизм и пессимизм {эти ночи там и там} это не его, его – мудрая отстранённость).

Записан
Александр Сапир
авторы
Постоялец
******

Рейтинг: 0
Offline Offline

Сообщений: 61


Просмотр профиля Email
« Ответ #5 : 10 Январь 2020, 18:39:21 »

Рассказ - не хроника событий, и автор явно не хроникер. Он застал убийство за городом и через несколько дней осознал, что ему надо срочно ехать в город. Не потому, что его там ждали неотложные дела, а в силу своего внутреннего состояния.
Где он был? Никакой зимней дачи, как предположил С. Воложин, у них не было, это точно. Но Соломон постоянно находился в командировках от райкома комсомола в «район». Молодых комсомольцев посылали в «районы» для усиления местных комсомольских и партийных кадров, участия в делах и общего «наблюдения» за состоянием дел. Так что, скорее всего, он был именно в своем «районе».
Вне советской власти он себя не мыслил абсолютно. НО быть «за советскую власть» в то время еще ничего само по себе не означало. В чьем лице ты за советскую власть? К 34-ому году таких лиц осталось двое. Сталин и Киров. Все остальные еще были живы и даже на свободе, но уже не котировались совершенно. У меня сложилось определенное впечатление, что Соломон был именно за Кирова.  Сталина он не упоминает совершенно. Более того, в подборке материалов (они есть в блоге – «Мироныч»), один из депутатов съезда колхозников, говоря о Кирове, упомянул и Сталина. Мол, ему очень понравилось, как Киров в своей речи сказал о Сталине, вожде нашей партии… Так Соломон красным карандашом вычеркнул этот абзац. Так что его симпатии и антипатии вполне очевидны.
Сталин уже на следующее утро был в Л-де. Сразу были арестованы и вскоре расстреляны сотни людей из «бывших». А потом уже начались массовые выселения ( «Кировский поток»). Но Соломон этих событий не касается. Он смотрит на ленинградцев изнутри, слишком близко, чтобы за ними увидеть и понять, что ждет город и страну в ближайшем будущем. Только тревога, ожидания и растерянность. 
Записан
Соломон Воложин
авторы
Постоялец
******

Рейтинг: 1
Offline Offline

Сообщений: 185


Просмотр профиля Email
« Ответ #6 : 12 Январь 2020, 18:43:56 »

Вот именно, что не хроникёр. Любое художественное произведение – выдумка. Выдумка и «Ленинградская ночь». Автор из текста рассказа это не реальный Сапир, у которого «Никакой зимней дачи… не было». Но реальному Сапиру нужно было, чтоб его персонаж, «автор» имел жильё не в Ленинграде, чтоб он в него вернулся («Автор приходит домой»), чтоб ему дома не сиделось, и чтоб он поехал в Ленинград, хоть он только из командировки («Четвёртая ночь на исходе») и вымучился.
Так выпуклей показывается, насколько личностно «автор» воспринимает убийство Кирова. Совсем не нужно устраивать натяжку с подменой дома на «в своем «районе»».
Личностность восприятия убийства Кирова в рассказе у всех своих, кто за советскую власть. И в рассказе свои противопоставлены чужим, а не тоньше. Не нужно выходить за текст рассказа, в подборку материалов о Мироныче, тем паче, что вычёркивание красным карандашом не известно, когда произошло и кем сделано. Единство своих убедительно продемонстрировано в рассказе. И в нём же продемонстрировано, что своих большинство. И оно агрессивно. Это есть реалии текста. Лишь соотношение личностности, большинства, агрессивности (что хорошо) и сплошной ночи (плохо) нужно принимать во внимание.
Вводить подсознательность трагизма, по-моему, плодотворнее, чем всячески протаскивать осознанность антипатии реального Сапира.
Именно осознанность превращает реального Сапира в хроникёра-провидца (что на мой взгляд лишает рассказ реального Сапира художественности).
Как очень разбирающийся партиец реальный Сапир мог действительно Сталина в душе обвинять в перегибе и в деле с Кировым, и в других, предыдущих делах.
Но полезнее, по моему, считать, что, когда человек впадает в транс художественного вдохновения, он глупеет. Пушкин это косвенно постулировал (стихами: пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…).
Человеческое сознание не всегда было таким, как в современности. Широко известно так называемое мифологическое сознание. Все психические заболевания (это уже общепризнано в науке) есть возврат сознания в какое-то из прежних человеческих сознаний в истории развития вида гомо. Очень метко поэтов называли убогими (у Бога). Вдохновение вполне может быть названо изменённым психическим состоянием. Неким поглупением, грубо говоря.
Поэтому вы очень зря предварили рассказ реального Сапира. И зря возразили мне тем, чем возразили.
Записан
Александр Сапир
авторы
Постоялец
******

Рейтинг: 0
Offline Offline

Сообщений: 61


Просмотр профиля Email
« Ответ #7 : 12 Январь 2020, 19:49:46 »

Нет, я расцениваю этот рассказ не совсем беллетристикой, а скорее, как очерк. Сбивчивый, временами малообработанный. Нет тут никаких "приемов". Просто впечатления человека, потрясенного случившимся. Он не скрывает своих симпатий и антипатий.
"Друзья" и "враги" поданы совершенно по разному. Последние с явной неприязнью и даже карикатурой.
Начало - я уже пояснил. Несомненно он был в служебной командировке в "районе". Потому у него и телефон в его помещении. И сидит он там не по домашнему. И убегает в город. Это - реалии, а не худ. прием. И вся ткань рассказа - реалии, его личные или услышанные от друзей и собранные воедино.
Записан
Соломон Воложин
авторы
Постоялец
******

Рейтинг: 1
Offline Offline

Сообщений: 185


Просмотр профиля Email
« Ответ #8 : 14 Январь 2020, 00:47:03 »

Вы бы всё-таки определились. 10 января вы пишете: «автор явно не хроникер». А 12 января: «я расцениваю этот рассказ… как очерк».
Но очерк и хроникёр это одно и то же. Это не искусство, где есть выдумка.
И как можно писать: «Нет тут никаких "приемов"», - когда что ни описывается, всё описывается на негативном внешнем фоне – сама природа плачет. Первые два абзаца – ночь. Третий – война. Следующие сцены, в райкоме, ранним утром, темно («Фонари почти потушены»). Сцены на заводе – «ветер уже развевает». Сцена на улице Красных Зорь – «не подходящая ночь для скандалов».  Ночь! Это уже следующая ночь. День пропущен. Сцена в пивной – «Ветер шевелит афиши… чуть звенят окна». Площадь у Зимнего – «серая мгла, освещённые окна Штаба». Почти ночь. Рассвет, наконец, так он «Мутный». Только сцены с газетчиком, с малярами, в школе и в орготделе лишены природной бяки. Так там раскол  общественный. Сцена с вагоновожатым – «Декабрьский ветер с моря… весь город пропах сегодня терпкой горечью хвои». Берег Невы – «Третий час ночи. В чёрном небе рваные тучи…». Таврический сад – «Вода ручьями течёт по железной ограде. Ветер швыряет в лицо последние листья». Нева – «Это уже не дождь. Сухой, порывистый ветер». Какая-то улица – «Костры озаряют тёмные окна домов, тысячу раз повторяясь в стекле. Кромешную темень не рассеять ни факелами, ни кострами». Улица Воинова – «Ветер то затихает, то налетает сразу с разных сторон. Шипят погасшие факелы». У гроба природы нет. Но там стихия общечеловеческого горя. А как только «Снова улица», так «Ледяной ветер… густеющий мрак». Рупор на углу – «Пустая ночная улица».
Не нарушение ли природной смены дня и ночи? А если нарушение, то, может, всё—таки есть тут прием?
Рваный ритм повествования – сам по себе приём. Я о нём писал ещё в статье о «Паспортах».
Наконец, как можно так упрямиться, чтоб текстовое «Автор приходит домой» опровергать: «он был в служебной командировке в "районе". Потому у него и телефон в его помещении. И сидит он там не по-домашнему».
Что: немыслим телефон дома, если он ответственный работник? Что: трудно представить, что «не по-домашнему» – это из-за смерти Кирова?
Странно. Зачем так упрямо настаивать на нехудожественности произведения? Вы ж, судя по фамилии, родственник автора. Вам что: претит, чтоб его называли художником, что вы во все тяжкие бросаетесь, чтоб мириады уже доказательств всё-таки оспорить во что бы то ни стало?
Записан
Страниц: [1]   Вверх
  Печать  
 
Перейти в:  


Powered by SMF 1.1.4 | SMF © 2006, Simple Machines LLC
Manuscript design by Bloc
Поддержите «Новую Литературу»!