...Григорьев знал, что это его последнее выступление в Москве. И не то чтобы он очень старался, но было какое-то настроение, когда всё получалось. Словом, он был в ударе. Его саксофон несколько раз срывал довольно дружные аплодисменты, что для пресыщенной и уточнённой публики в кожаных креслах было явлением редким. Но признание не радовало, поскольку он знал, что после удачных выступлений ему почему-то всегда становилось скучно. Словно он в музыке растворил всю свою жизненную энергию. Он снова остро чувствовал своё одиночество. В такие моменты он складывал в старый чемодан свои нехитрые пожитки, брал коробку акварели и томик пронзительно-грустных фетовских стихов, убирал в кожаный футляр саксофон и со звуками «Аdagio Di Аibioni» Fausto Рареtti, напоминавшими ему любовь размером с мир, уезжал куда глаза глядят..
