Ковсан Михаил.
Повесть «Метель».
...Юная метель и не метель вовсе, но быстрое кружение хлопьев, нежно стелющаяся по земле замёрзшей позёмка. Она светла, изящна, стройна, весела и игрива. Всему рада, и ею все восхищаются, любуются, изловить на миг снежинку-другую пытаясь, из самого тёплого тепла к ней устремляются.
И в старости она уже совсем не метель. Ещё кружится и, случайно попавшихся пытаясь кружить, оседает не тучно, но исхудало, безвольно, из себя самой выпадая, выламываясь, выскользая, словно крошечная британская королева в последние дни жизни своей до последнего кончика сугубо монаршей.
А вот между метель – это метель, огромно- и упруго- телесная бабища многообхватная: задавит, заморозит, задушит – берегись всяк сверчок, гибельно не ведающий свой скрытый в сугробе шесток. Огромна, басовита, мощна и утробна, белотелая, чай пить прекратившая, самогоном жгучим-вонючим глотку залившая, дома непродышными сугробами завалившая.
От неё безобразной в жестоком пьяном безумии – бежать, стать невидимым, скрыться за ставнями дома в слепоте безоконной; ото сна беспробудного – утро вечера вовсе не мудреней, нечего просыпаться, чесаться, в щёлочку на буйство поглядывать; бежать скорей к автору – стёкла оконные узорами предсмертными заросли – ручку из руки вышибать, чтобы до бабищи губительной не дописался: ему что – своей смертью в тёплой постели умрёт, а тут в метели губительной коченей, от снежности, рот, нос залепляющей, задыхайся...
