От восток солнца, или История одной девочки

На Ивана Купала

Дочь родилась на Купала.
Пришла как выстрел.
Веки пробила,
наполнив глаза печалью –
той, что без многоточий
себя не мыслит,
каждое утро меня
улыбкой встречая.

Дочь родилась,
а другие вновь умирают;
смерть собирает слово
и действо в горсти.
Каждое утро жизни
шаги считая,
мы суетливо к смерти
приходим в гости.

Но не пускает мёртвых
Старуха злая:
ей бы забрать живого –
того, кто ближе;
ей бы испить
смятенье его до края,
вмиг ощутив,
как он говорит и дышит.

Что ей до мёртвых –
в землю вросли, скупые
на сердце и на солнце
за век стеною.
Дочь родилась у меня,
ты, Старуха, слышишь?
Ты никогда-никогда не придёшь
за мною!

Веки пробиты
меткой стрелою лета,
и остановит шаг
стрелка часовая.
Дочь родилась на Купала.
И солнце тает
в стылых моих ладонях –
письмо рассвету.

«Дочь бежит навстречу папе по асфальтовой дорожке...»

Дочь бежит навстречу папе по асфальтовой дорожке, а в глазах калейдоскопом мир кружится разноцветный. Как огромно её сердце! Сколько силы в этих ножках! Для неё он самый лучший, и любовь её бессмертна.

 

...Им бы тот весенний вечер не забыть до самой смерти! Память, память... пустоцветом прорастёшь в душе однажды.

Будь что будет. Но сегодня двое встретились на свете: для него она прекрасна, для неё он самый важный.

Он ещё здоров и молод; у неё в карманах сказки – все о том чудесном мире, где никто не убивает, уважается свобода, лица не скрывают маски...

Папа дочери не скажет, что такого не бывает.

Папа дочери не скажет... У неё ещё есть время: краткий миг – четыре взрослых – двадцать детских ураганных – по дороге с облаками и по радужным ступеням, убегая от забвенья, сказки унося в карманах.

«Не догонишь-не догонишь-не догонишь...

Мама!»

Кораблик

Я маленький кораблик, мне очень тяжело.
Иду я полным ходом ветрам, волнам назло,
хребет мой тонок, скуден дневной мой рацион.
Я вижу на рассвете один и тот же сон:
мой капитан отважный, как прежде, у руля,
и вдалеке мерцает зелёная земля;
мы вместе с капитаном сильны как никогда,
и нежно нас ласкает солёная вода.
...Но только солнце в небе взвихрится новым днём,
я вспоминаю: друг мой остался за бортом,
и я один скитаюсь в тумане и беде.
Мой друг, я не справляюсь...
Мой капитан, ты где?
Я очень, очень болен, устал, устал, устал...
Пошли мне, боже правый, одиннадцатый вал,
чтоб вдребезги разбилось о пустоту и хлам
всё то, что с капитаном делил напополам.
Я маленький кораблик, но сильный на беду.
Смотрю я неотрывно на белую звезду:
покуда та не гаснет в черничной пустоте,
иду я полным ходом из никуда в нигде.
И горизонт срезает мне мясо до костей,
А от земли, из дома, нет никаких вестей.
Жалей меня, о море, жалей меня...

От восток солнца

1
Восток России, ты подобен чуду!..
Мечтавшая, ужели наяву
Амур я видела?
О, не забуду
его лица седую синеву!..
Широк в плечах, стремишься неустанно
по перекатам снежных позвонков,
не бережёшь натруженного стана;
река-распятие, река-любовь.
Зачем твой путь?
Кому он втайне дорог?
Но мне ответом – ветреный февраль;
и, разведя руками снежный морок,
я поклонюсь реке:
Амур, прощай!..

2
– Поезд на Тыгду?
– Скоро.
(Собрать пожитки,
шарф завязать и руки погреть о чашку
с утренним кофе: тёплым, пустым и жидким).
Холод февральский прячется под рубашку,
словно котёнок жалкий.
Билет в кармане,
ветер под шапкой
и впереди – дорога.
На горизонте – горы в густом тумане:
им одиноко.

3
На вершине горы снег усталый лежит;
если тело твоё ввысь стремиться устанет,
ты замри на мгновение и не дыши –
и услышишь биение сердца вулкана...

4
Вершины Дальнего Востока –
как разведённые мосты;
я не могу сдержать восторга,
сорвавшись камнем с высоты;
и я лечу туда,
где ты,
и мне уже не одиноко.

5
Горы научили меня думать
сердцем,
слушать не дыша,
смотреть на снег,
помнить прошлое,
уважать в человеке свободу,
а ещё
быть собой.
Просто быть.
Быть без тебя.

6
До Итурупа рукой подать,
но самолёт мой уже на взлёте:
я не осмелилась опоздать,
и путь мой в небо, увы, уходит
от восток солнца.^[1]
И города,
и горе гор,
и в снегах долины –
я всё тебе расскажу, когда
однажды свидимся,
мой любимый.

 

 

 

 

 

* * *

В нелюбви твоей моё спасение.

...Не постелят нам с тобой поля;
не летать до головокружения
нам:
для нас не вертится Земля.
Не уйти мне из семьи и прошлого,
не предать, не верить в волшебство.

...Крепче нелюбви твоей, хороший мой,
нет на этом свете ничего.

Что даётся даром, вымогать не смей –
это мной усвоено сполна.

...Нелюбовь твоя семи смертей сильней;
волей неба мне она дана.
А тебе она не стоит ничего.
Так оставь мне это волшебство!
Я тебя не потревожу, не сердись!
Если хочешь, иногда мне снись...
Больше мне не нужно ничего.

Господи, храни же нелюбовь его.

Художнику, который однажды оставил одну девочку

1.
Ты мертвее всех мёртвых, родившихся в Городе Стужи,
и тебя не найти ни в земле, ни на небе, увы.

Четверть жизни спустя понимаю я, как ты мне нужен.
Но тебя не вернуть, даже если молиться и выть,
даже если отдать богу душу за ломаный грошик.
Эта смерть не имеет цены, потому что была
незаметна на белом холсте, мой хороший... хороший.
Ей теперь, словно солнцу, в печальных закатах пылать,
в зеркалах отражаться прозрачных, песчаною пылью
разлетаться по полю – широкий, красивый и злой...

В моей сказке несбыточной ты стал чудесною былью:
через вечность я шлю тебе добрый привет и покой –
да обрящет, молю, да исполнится, да успокоит
сердце буйное, руки смышлёные, душу нагу....
За глазами окон ветер жёлтый пронзительно воет...

Как умею, молитву Другому шепчу-берегу:
если Ты всё же есть где-то, Чуткий, оставь ему слёзы,
пусть рисует глазами и памятью горы и лес,
а холстом ему станут далёкие жидкие звёзды,
даже если ему далеко, далеко до небес.

2.
Что воля для быка, Юпитеру – тюрьма.
Стучат колёса в такт: зима-зима-зима.
Я у окна стою,
расчерченном столбами,
и, сталкиваясь лбами
с тобой, не узнаю
в поверхности стекла твоих усталых глаз.
Пять лет прошло – увы, ты умер в пятый раз.

Повешенному сук – щеколда в небесах.
Я ящичек держу в октябрьских руках,
а в ящичке простом
кощеево бессмертье,
и в зимней круговерти
я притворяюсь сном,
как доблестный Орфей, спускающийся в ад.
Пять лет прошло – но ты жил сотню лет назад.

Что бог и что любовь, вовек мне не понять,
покой не обрести, но снова потерять
в холодном октябре,
под стук колёс печальный,
прощенье и прощанье.
Свирепствует борей;
играет музыкант прощальный зимний вальс.
Пять лет ищу тебя, а боль – как в первый раз.

Что воля для быка, Юпитеру – тюрьма.
Стучат колеса в такт: зима-зима-зима.
Я у окна стою,
изъедена дождями,
и, сталкиваясь лбами
с тобой, не узнаю
в поверхности стекла твоих печальных глаз.
Пять лет. Зима. Октябрь. Ты умер в пятый раз.

Мне двадцать пять

Ну что ж: я рада.
Рада, что жива,
что не боюсь летать не разбиваясь,
что слышу только добрые слова –
и улыбаюсь.

Я рада, что имею две руки,
что быстры и легки мои шаги,
а видеть я могу и без очков.

Прекрасен мир, хоть полон дураков –
возможно, я одна из них, как знать.

Я рада, что ещё могу мечтать
и верить Герцену, а, может, Куприну.

Я рада, что не видела войну
в лицо – всего лишь только со спины.
А лучше б вовсе не было войны.

Я рада памяти о счастье и весне.
Мне двадцать пять.
Пожалуй, лишь во сне.

* * *

Этот край заметён уходящей зимой
до порогов небесных – вовек не растает;
утром сумрачным трудно проснуться, и мой
чёрный кофе ворчит, а потом убегает,
словно прошлое;
время черпая ковшом,
не поймать в нём, бездонном, любви сновиденье;
я живу в том краю,
где всё кажется сном,
и когда наступает в окне новый день, я
тороплюсь зёрна памяти перемолоть;
воплощённый в огне, обнимающем турку,
на меня опечаленный смотрит Господь;
чтоб не слышать его, я включаю мазурку
и танцую с ребёнком моим и во мне;
чёрный кофе ворчит, а затем убегает...

Я куплю себе время к грядущей весне,
а она не придёт. Или вновь опоздает.

* * *

Я живу между двух вокзалов, я сшиваю пространства нитью, на рассвете печальном, алом я мечтаю о том, кем быть и кем сегодня уже я стала.

Я живу между двух вокзалов.

 

Из билетов мы склеим карты и заварим покрепче чаю. В пятый раз каталог Эрарты я в вагоне ночном листаю.

Мы увидимся в прошлом марте и судьбу разыграем в карты.

 

Отчего убегаешь, Форрест? В кулаке спрятана синица, а в карманах гуляет воздух: может быть, мне дорога снится? В чемодане – и смех и слёзы. От себя убегаешь, Форрест.

 

Не догнать мне тебя вовеки, сколько б туфель не износила. На рассвете сомкнутся веки и иссякнет былая сила. Время – очень неважный лекарь. Не догнать мне тебя вовеки.

 

Но стрела голубая мчится, и дорога в пространство длится. Я читаю про космос Лема и гадаю: зачем Тебе мы?

О времени и дороге

1
Шлёпая в летних туфлях
по лужам осенним, стылым,
я отмеряю по звёздам,
сколько ещё осталось:
вздохов и слёз, билетов
на поезд и на автобус,
дерзких попыток спешно
собрать-разобрать чемоданы;
я считаю на пальцах
вехи, пути и мили,
верных друзей, забытых,
преданных и предавших.
Сколько ещё осталось
мне путешествовать, милый?

 

2

Как сумрачен осенний вечер! Минуты падают устало... Я поправляю одеяло у дочки. Время не излечит познавшего науку покидать: мне завтра утром снова уезжать.

 

3
Город – вечерний свет,
город – далёкий свист;
сердце летит вверх,
сердце бежит вниз:
маленькая война
радости и невзгод.
Лотова ли жена
ношу свою несёт?

4
Однажды усталость за горло возьмёт до крови, до рвоты, до свиста в груди... С печальной улыбкой из дома уйди, мой вечный скиталец, задумчивый Лот. И если ты сможешь идти до утра, затянется долгой дорогой дыра, пробитая пулей в отважной груди. Судьба беспощадна, мой Лот. Уходи по узкому лезвию лунных лучей, бездомный скиталец, свободный, ничей.

 

О возвращении домой

1.
Я снова здесь, и снова без меня
беспечно город жизнь свою менять

решил наперекор моей судьбе.
Я снова здесь, и снова – не в себе.

А жизнь идёт, торопится, бурлит...
Мой старый телефон теперь молчит;

для встречи и прощанья частоты
поймать нельзя попробовать.
Мосты

бескрылые на зеркале Невы,
на мой вопрос ответите ли вы,

когда лицо к восходу обращу?..
Кто ждёт меня, кого я здесь ищу?

Сердцам разлука не страшна, но вот
кого же расстояние сведёт?

Людей, когда-то близких,
ставших вдруг
вариантом время провести...
Досуг

утраченной когда-то частоты.
И потому бескрылые мосты.

Мы скоро станем лица забывать.
К чему же равнодушие скрывать?

2.
Мне хочется с моста лететь в Неву,
на части разбивая синеву,
и, растворившись в ней, до дна достать,
когда возможным стало забывать.


Черноморский сентябрь

Когда рассыпаются скалы
под злыми ударами ветра,
звенящего ртутью,
планета
отсчёт начинает сначала.

И как-то отчаянно знаешь,
что прожитый курс горизонта
прекрасен,
как маленький ландыш.

Мы скоро отправимся в Лондон,
потом – на Камчатку и
в Ниццу;
Ока,
Монерон –
до Китая.
А где мы ещё не бывали?
Какую открыть нам страницу?

Однажды мы станем как птицы.

Однажды мы станем как небо –
сетчатка небесного цвета.
(Стираются в памяти лица.)

Но вновь разбиваются скалы
и пылью становятся вскоре;
и льётся, и пенится алый
закат, опрокинутый
в море.

Антону К.

Я буду о тебе думать, но писать я больше не стану. Эхом в горах Курдистана, о котором так грезил, свобода – в сомненьях и праве о них говорить. Может быть, мы столкнёмся на старости лет где-то в Питере или у кромки Финского; тебя будут звать Жаком,

как Фреско,

которого больше нет,

и вместо кепки ты будешь носить шляпу.

От счастья – плакать.

Спасибо за то, что ты был в моей жизни, держал меня за руку один раз, терпел linkin park и Рича, пил чай с сахаром, много смеялся, любил бабушку и отца, приходил на тарзанку, такой тонкий и маленький.

Многих из тех уже нет.

Читай, протестуй и пиши – только живи, потому что в горах Курдистана мне тебя не найти.

С днём рождения. Каждый сентябрь, каждый четвёртый от края лета.

Если ты прочитаешь это, прости.

25 октября 2010 г., 31 октября 2015 г.

Шесть лет прошло.

И ровно год назад
отправится в полёт последний, вечный,
на небе останавливая взгляд,
приветствуя простор и ветер встречный,
десятым эшелоном осени
девятка... двойка... шесть...
за ними – восемь.
Над самолётом – небо с проседью.
Мы ни о чём судьбу уже не спросим.

Шесть лет прошло,
но я спрошу тебя:
ты видел их, когда они летели
в последний день седого октября,
раскачивая времени качели,
стуча сердцами, радуясь, любя?
Спустя шесть лет о них спрошу тебя.

Так страшно умирать или не страшно?
Но ты же смог, поправ законы все,
перечеркнуть и сделать жизнь неважной.

Мы крутимся, как белки в колесе,
а смерть над нами яростно хохочет.
Но замечать её никто не хочет.

Ты летишь…

Ты летишь над зелёным морем
Воздух холоден и прекрасен
Он вплетает в твои ладони
Золотые колосья солнца
Ты прекрасна, дочь Гелиоса
Моей Саши чуть-чуть помладше
Ветер трогает твои щёки
Ветер треплет пушок макушки

Я пью чай, чтобы смыл он слёзы
Я не знаю, что будет завтра
Но вчера был Беслан – и небо
А в метро зажигались звёзды
В тучах тихо дрейфует лодка
И с неё не приходит писем
А экспресс под названьем Невский
По седой Галактике мчится

В полный рост поднимаясь, грозно
Восстают города: их много
А людей в них опять уносит
Словно пёрышки по теченью
Мне за дочку свою так страшно
Она пёрышка легче, тоньше
Паутины на ветке ивы
Плачет ива слезами злыми

Поднимая головы в небо
Мы увидим тебя – летящей
В бесконечную даль Вселенной
Там весна оживает вечно
Там не ивы цветут – берёзы
Что совсем не умеют плакать

Октябрь

Октябрь кончился.
Мне только... двадцать пять,
и ничего о жизни я не знаю,
кроме того,
что время дышит
вспять,
в загривок,
взаперти;
и вспоминая

всех тех, кто не...
дожил,
дошёл,
донёс,
дождался,
доигрался –
воздух залпом
глотаю я, как лошади – овёс,
и горло сводит горечью внезапно.

Но время закольцовано змеёй,
а божий дар отринуть я не вправе,
и каждый день стою на переправе,
как на ковчеге – одинокий Ной,

а в спину дует сильный вольный ветер;
и лучше жизни штуки нет на свете...

Живи, мой друг, и дни рожденья празднуй:
покуда мысль заботится о праздном,
и в небо шар зелёный улетает,
лишь сердце никогда не умолкает,
лишь сердце ни-ко-гда не умолкает –
и ничего вовек не забывает.

25 декабря 2017 г.

В белоснежный канун католической мессы
я пишу тебе письма туда, где ты выбыл.
Без тебя Рождество устрашающе тесно.
Я рыба.

Отражаясь в преграде стеклянной, бояться.
Всё не то: и слова, и улыбки, и лица.
За стеклом рыбе не за что больше сражаться.
Не спится.

Рыбьи слёзы блестят в чешуе серебристой.
Рыба смотрит на снег.
Снег – долина печали,
и светлеют от снега замёрзшие лица.
Едва ли

Рождество мне вернёт хоть на миг нас с тобою.
Как ты там, недоступный звонкам и ответам?
Тяжело среди мёртвых остаться живою.
Где ты?

Помнишь нашего пса?
И залив, и туманы?
Горький вкус Беломора?
Слова невпопад?
Рождество без тебя снова станет обманом.
И со мною останется
лишь снегопад.

* * *

Поздно время считать под тупым углом,
под забывчивость подводя долги:
если пламя свивается угольком,
разворачивайся – беги.
Пусть несут тебя ноги по топям прочь,
по чернеющим почвам и по лесам;
на бегу ровно в полночь растопчешь ночь –
проверяй по своим часам, –
и не будет ни ландышей, ни веков,
только небо горечью истечёт,
истончая кружева облаков,
и закончится оборот
стрелки тонкой и острой, как боль и лёд.
Посмотри на себя в отраженье звёзд:
время длит в пространство души полёт,
будто в небо возводит мост.

Память

Вчерашний курсант, я пишу тебе глупые письма,
пеку пирожки и подолгу стою у метро.
И, кажется, жизнь, всё сметая, уносится ввысь, но
в кругу облаков, и туманов, и сонных ветров
теряешь сознанье, и кружится синею тенью
Земля. Та, что завтра покинута будет тобой.
И я, разрешив неразумной улыбкой сомненья,
за детства счастливую сказку отвечу, с лихвой
и враз расплатившись спокойствием становой жизни.

...Мы едем, и едем, и нет нам в дороге конца.
Ты юность и долг отдаёшь материнской Отчизне,
я сказки сплетаю из памяти в наших сердцах.

Цветок распустился в груди моей: девочка, чудо;
она на тебя одного так похожа лицом!
Вчерашний курсант, я тебя никогда не забуду.
Сегодня ты стал самым лучшим на свете отцом.
Вчерашний курсант, я люблю тебя силой разлуки –
жена офицера, судьба офицерских путей.
В груди моей бьются три сердца, и тёплые руки
сжимают хрустальные пальчики дочки твоей.

В опаловых глазках малютки моё отраженье.
Не спи, моя Сашка: о папе тебе расскажу...
Не дрогнет рука, выводя торопливое: «Женя» –
вчерашний курсант, я стихи тебе снова пишу.

* * *

Обещай мне: когда я буду,
ты меня позовёшь в кино!
Ты появишься ниоткуда
(мы не виделись так давно!)
и меня позовёшь на кофе,
круассаны и пирожки,
нарисуешь мой чёткий профиль
и подаришь мне молескин.

Обещай же: когда мне станет,
распахнётся окно в апрель,
и исхоженными местами
(а быть может, в Милан, в Брюссель!)
мы быстрее ветров помчимся,
выше неба, шире октавы!
Только чудо со мной случится,
если ты меня не оставишь.

Обещай мне: когда я снова,
ты не будешь молчать в ответ,
ты найдёшь для меня два слова,
ты меня не забудешь, нет.

Мне не страшно, поверь.
Нисколько.
Я и сам как-нибудь...
Но только
обещай мне: когда я буду,
ты появишься ниоткуда,

будто не было между нами
неутешных, безмолвных лет.
Пусть погасит огонь цунами.
И в груди моей – солнца свет.

Соседке по больничной палате

Женщина сделана из кремня,
говорила мне мудрая дагестанка,
морщась от многовековой боли,
взгляды ловила – и торопливо
улыбалась:
милая, не жалей меня,
я сильнее ветра – сталь вместо кожи.

И ты, девочка, на меня похожа.

Женщина сделана из дождя,
оттого и стенает, смывая горе,
чтобы ладони сами собою
раскрылись навстречу огненному лучу.

...И тихонько шептала:
очень я жить хочу.

У меня на душе
глубокое Каспийское море,
горы могучие,
небо напополам с водою,
много воздуха в лёгких,
радости за плечами,
и цветёт орех,
посажен вот этими – погляди – руками,
которые бессильно теперь висят.

Никогда не смотри назад,
не смотри назад.

Женщина смелая, как огонь –
оттого не бояться изнуряющей боли,
выдержать, справиться с не-собою
и собою, здоровой и сильной, стать.

Сном забыться мне?
подремать? –
неторопливо решает Анна,
а в глазах – туман,
а в глазах – нирвана,
из которого силы она черпает,
из которой черпаем силы и мы,
украдкой смотрящие на неё, худую,
несгибаемую, смелую
и живую, –
она летает.

Справимся, весело говорит нам Анна
и танцует бийив в коридоре больницы.
Спокойны
обращённые к женщине лица:
справимся,
а плохое
нам просто снится.

Справимся.
С каждым сегодня чудо случится.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению апреля 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.