Рыбка - бабочка

...После этого Китти уже больше ничего не снилось. Под утро, когда она проснулась на какое-то мгновение и посмотрела на его по детски безмятежное лицо, в голове ее всплыла оброненная им накануне вечером фраза: "А с парашютом мне довелось прыгать всего один раз, больше мне не дали, потому что мой запасной раскрылся слишком поздно. Многие, кто видел это со стороны, подумали, что от меня больше нечего собирать... Что ты говоришь? Ах, основной парашют? Так с ним всякий дурак сможет!" От этого ее словно обдало холодом. Невольно она обхватила его рукой поперек груди и крепко-крепко прижалась лицом к его плечу, желая как можно скорей почувствовать его тепло и запах кожи. Не открывая глаз, он повернулся на бок, прижал ее к себе, и она снова уснула, уснула в надежде, что это неприятное чувство было мимолетным и абсолютно случайным.

Утром она, действительно, не могла его вспомнить, но почему-то ей было очень грустно. Ее навязчиво преследовала мысль о том, что так не бывает.

"Скажи мне, ведь так не бывает?"

"Почему ты так думаешь?"

"Мне просто кажется, что так не может быть".

"Это всего лишь кажется. Это твой старый стереотип. Попробуй воспринять мир по-другому. Это, конечно, очень трудно, несмотря на то, что столько глоток сорвано, крича нам о том, что мы являемся рабами собственных представлений, и что пришла пора сбросить с себя эту сеть – все напрасно!

А, между тем, я видел сам как из ворот заводской проходной выходил здоровенный детина, одетый в легкое женское платье (синее такое, в желтый цветочек). На редкие вопросы (а редкими они были по причине шока окружающих) он вяло отмахивался, мол, а в чем же еще ходить в такую жарищу?! Причем, он вовсе не был трансвеститом или кем-то еще вроде этого, уверяю тебя! Я знал его лично уже много лет, почти с детства. Просто платье в такую погоду, действительно, было более удобной одеждой".

"Иногда с тобой невозможно говорить серьезно".

"Это плохо?"

"Не знаю. Иногда, наверное, плохо".

"Я знаю, для тебя это все может казаться сном, но все это настолько же реально как и то, что мы с тобой сейчас лежим, касаясь друг друга, и разговариваем. Все, что было – было на самом деле. И то, что будет, тоже не будет сном".

"Ты знаешь о том, что будет? Что будет с тобой и со мной?"

"Да, я знаю, но ты сама понимаешь, что я не могу сказать тебе об этом".

"А откуда ты это знаешь?"
      "Знаю, потому что со мной все это уже было, и не раз".
      Несколько минут они лежали молча. Китти тщетно пыталась унять свое любопытство, но оно лишь усиливалось.

"Так ты совсем-совсем ничего не можешь сказать ?"

"Совсем ничего".

"Ну, хоть что-нибудь, пожалуйста".

"Ну, хорошо. Я могу тебе только сказать, что скоро ты сделаешь для себя одно небольшое, но важное открытие".

И это, действительно, случилось. Когда, повинуясь внезапному порыву ветра, вспорхнула занавеска на окне и лицо его оказалось в луче солнечного света, она вдруг обнаружила, что глаза его были вовсе не карими, а почти зелеными. Она даже и не знала, что цвет его глаз был для нее настолько важен. Ее словно ударило током, и так сильно, что она на какое-то время забыла, где она, и как она сюда попала.

Я не стану говорить, подобно многим из вас, присутствующих здесь, что я попал сюда случайно. Нет, друзья мои, я пришел сюда сам! Я пришел сюда преднамеренно! Я пришел сюда для того, чтобы разобраться с тем, что здесь творится, хотя у меня и без вас хватает дел, там, за этими стенами.

Как это, каких дел?! Да, хотя бы, дело с той бабочкой-летучей рыбкой, которая однажды запуталась у меня в волосах.

Вы, может быть, не в курсе, что существует такая редкая разновидность летучих рыбок, которые могут порхать над водой очень долго, как бабочки. О, там на озере, я встретил редчайший экземпляр такой рыбки! Вся она была лимонно-желтая с вертикальными, лиловыми полосками от головы до кончика хвоста. Она так увлеклась порханием в воздухе, что оказалась уже не над водой, а над береговой кромкой. Я погнался за ней по тропинке вдоль озера, но она запуталась у меня в волосах... Не надо так на меня смотреть! Это я сейчас подстрижен почти наголо, а еще каких-нибудь два дня назад у меня были волосы до плеч.

Так вот, пока я ее выпутывал (а на ощупь она оказалась сухой, как таранька к пиву), что-то я там у нее повредил, потому что она больше не полетела, а как-то вяло брыкнулась у меня на ладони, шлепнулась в воду у самого берега и уплыла боком, почти кверху брюхом. Так, бесценный для науки экземпляр можно было бы считать потерянным, но... Но я-то знаю, где ее искать! А вы говорите, какие у меня могут быть там дела!

Хотя то, что твориться тут у вас – это вообще беспредел! Мыслимо ли, подвергать человека наказанию электрошоком лишь за то, что он оторвал с потолка лампочку, раскачиваясь на ней? Да его и бес того током шарахнуло так, что он весь посинел! Одним словом – звери, а не люди!

Вот видите, все со мной согласны. И вот, если бы не то обстоятельство, что вы нуждаетесь в помощи, я бы здесь не оказался.

Как, вы все еще мне не верите? А вы знаете, что ради вас я бросил одно уже почти доведенное до конца дело? Да, я уже почти все уладил! Мне удалось, в конце концов, призвать к порядку тех наглых бабок, что торгуют пирожками, плавая на маленьких плотах во время наводнения. Это же пир во время чумы! Вы только послушайте: люди вплавь, кто как может, пытаются спастись, добраться до суши, а они в наглую, с визгливым криком предлагают свой товар и отгоняют тех, кто цепляется за их плоты, не имея при этом намерения купить горячий пирожок! А цены, вы бы видели цены, которые они загибают! И я обещаю вам, что это так просто с рук им не сойдет! Так же как и тем санитарам, что избили вашего товарища за то, что он точил когти о коврик и переловил и съел всех тараканов. Каждый имеет на это право, говорю я вам!

Вы опять думаете, что это лишь пустые угрозы? Но ведь уже получили по заслугам те, кто построил кинотеатр таким образом, что, заходя в зрительный зал, ты начинаешь скользить по гладкой, идущей круто вниз дорожке, по которой все обычно передвигаются, чтобы найти свой ряд. Я зашел туда, когда фильм уже начался и поэтому не сразу понял, что я начинаю съезжать вниз, как лыжник на скоростном спуске. Я немного присел, сгруппировался и хотел ухватиться за мелькающие мимо ряды кресел, но я не знал, на каком из них сидит мой приятель, с которым мы договорились пойти вместе. Что мне оставалось делать, как не заорать во все горло: "Give me a sign, brother!". Вам смешно? А вот этим горе-строителям потом было не до смеха. Да они просто не знают, что я могу!

А могу я многое. Да,... понимаете, вам этого всего и не объяснить... Хотя, я пытался сделать еще большее, но...

Нет, вы не думайте, что я просто сдался! Все было совсем не так! Я старался, я бился из последних сил, чтобы сделать это. Что "это", вы спрашиваете? Я хотел оторваться от земли. Да, я рвался вверх, но когда я все же поднялся....

Сейчас вы воскликнете, что вы знаете, чем все это закончилось, что я в результате я ожег крылья о солнце... Да, ничего подобного! Я ударился о стеклянный купол неба, который снизу был невидим. А что касается солнца, звезд и прочих небесных прелестей, то все это было гораздо выше, по ту сторону стекла.