Сабля

 

Лесной посёлок. А в нём – мужчины и женщины, дети и старики. Здесь, как нигде, рельефно и резко обнажены две силы, непримиримо направленные друг против друга. Много в России людей сильных, но ненадёжных. Немало людей совестливых и светлых. Но светлые друг от друга так далеко. Словно стоит между ними глухой перелесок, и от сердца к сердцу не докричаться.

 

 

 

 

Саблин ходил за морошкой. Брал её в пяти километрах, на Сычьем болоте. Возвращался с полной корзиной.

Грохот, который он уловил сквозь шелест деревьев, его встревожил, и он ускорил свой шаг.

То, что увидел он, выйдя из леса к своей поляне, показалось невероятным. «Мерещится мне, мереск стоит у меня в глазах, – сказал самому себе. – Этого быть не может! Куда я пришёл? В никуда! Был дом, были постройки, был огород. А где это всё?» Но тут он увидел бульдозер. И Михаила Петровича разглядел. Трактор с хозяином Еловца стояли на берегу так уверенно и привычно, будто они находились на этом месте всегда.

«Спокойнее, – приказал себе Саблин, – без рук». Спасаясь от комаров, был он в зелёной, застёгнутой до конца всеми пуговками рубахе, в лёгких кирзовых сапогах и белом, завязанном на затылке платке – ни дать ни взять флибустьер из «Острова сокровищ». Пройдясь по чёрному, со следами от гусениц, взмолотому участку, где ещё утром стоял его дом, он вышел на берег, откуда увидел оконную раму, обломок фронтона и несколько брёвен, плывших по Ляле в сторону Еловца.

– Изболомы! – сказал он, медленно поворачиваясь к незванцам. – С винтов посходили! Да вы знаете, с кем связались!

– Я же, Саблин, тебя как будто предупреждал, – ответил Трофимов, – что если не съедешь отсюда, то будешь дело иметь со мной! А я на ветер слов не бросаю!

Брови у Саблина выломало углами, худое с тяжёлым носом лицо окидало багрянцем, как у охранника нефтебазы, обнаружившего пожар.

 

– Поганец ты, Михаил Петрович! И те, кто припёрлись с тобой на мою территорию – тоже поганцы!

– Но, но! – поднял голос Трофимов.

Саблин сделал к нему разгневанный шаг. Трофимов попятился.

– Мало вам домика моего – нате ешьте и это! – Саблин выбросил руки вперёд, и морошка вся так и хлынула из корзины, облепляя Трофимова ягодами и соком.

Михаил Петрович то ли в панике, то ли в гневе, дал проворным ногам задний ход и попятился быстро-быстро, часто взмахивая руками, как подбитая птица, которую могут настичь и добить. Подскочил к раскрытой дверце бульдозера, откуда выплыла толстая, с покривившейся бровью, башка Генерала.

– Чего зенки распелил? Дави его, гада! – ткнул пальцем на Саблина, как на злодея, которого надо остановить.

Сажин бледен, как смерть. Руки его трясутся, не попадая на рычаги.

А Саблин, как шёл на Трофимова, так и идёт. Отпнув попавшую на пути корзину, не мигая, упёрся глазами в обидчика, находя на лице его место, куда он впечатает свой кулак, после удара которым уже не лечат.

– Подымай его на отвал! – с провизгом в голосе, как глухой глухому, повелевает Трофимов. – В реку его! Ну-у! Топи паразита!

Сажин нажал на педаль, и трактор только-только, не зацепив мужиков проблеснувшим ножом отвала, прошёл, разведя их по обе стороны от себя.

Сажин остановился. Он был подавлен и плохо соображал. «Что будет дальше?» – спрашивал у себя.

 

Неожиданно Саблин сорвал с головы свой пиратский платок и пошёл. Слава Богу, не к трактору, – прочь от него. Дойдя до берега, встал, как столб, и стоял, повернувшись лицом к воде, и по тому, как он чиркнул спичкой и закурил, сплюнул громко и, размахнувшись, бросил платок, попадая в реку, было видно, что он очень сильно переживает.

А Трофимов, весь разобиженный, в пятнах и ягодах на рубахе, дрожащий от ненависти и злобы, забрался к Сажину в трактор и, как заговорщику заговорщик:

– Кроши его в смятку! И в воду! Никто не узнает!

Сажин почувствовал, как под рубахой, словно на маленьких лапках, от шеи к поясу пробежал мёрзлый зуд.

– Понял меня? – добавил Трофимов.

И показалось Сажину, что Трофимов вовсе и не Трофимов, а кто-то из тех, из нечистых, кто воплотился в него, и теперь им настойчиво управляет.

– Понял, – ответил Сажин.

Михаил Петрович тут же и слез, отходя от трактора к брусьям, возле которых поблёскивали на солнце две лакированные машины.

– А ну вас к ляду! – Чуя в себе нарастающий страх, Сажин вывел заднюю передачу, и, грохоча башмаками траков, помчался назад. Прочь отсюда! От этого ада! От этого беспредела!

Трофимов такого не ожидал. Он смотрел вдогонку бульдозеру, как разъярённый полковник на дезертира, жалея о том, что не может его сейчас расстрелять. «Ну, Генерал! Я тебе этого не прощу! Ты ещё у меня пожалеешь!»