Вторая вода

На чтение потребуется 2 часа 30 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Степан, сняв рубаху, колол колуном дрова. Аристарх их складывал в клетку. Оба насторожились, услышав шорох колёс.

– Беги! – Аристарх показал Степану на огород, которым можно уйти незаметно к реке, а там – и на лодку, плыви, куда надо; влево – значит, к урёме, где был охотничий домик, вправо – на Волгу с её потаёнными берегами, готовыми спрятать хоть добромолодца, хоть злодея.

Степан отказался. Уйти – значит, вместо него заберут отца.

За воротами – голоса. Калитка – наотмашь. И вот они, пятеро, самых настойчивых и недобрых, кого здесь не ждали. Двое – от города. Трое – от сельсовета. Городские – из органов НКВД. Оба в гражданском, видать, специально, чтоб формой своей никого не смущать. Из сельсоветских, кроме Хламинского с Колупаевым, был секретарь партячейки Семён Елизарович Букин, учитель школы, в очках, в двубортном бостоновом пиджаке. Левую руку держит по шву, правую – круто согнул, зацепившись пальцем за верхний карман. На пальце – пятнышко от чернил, неотмываемое, словно с этим пятнышком и родился.

 

– Чего надо? – потребовал Аристарх, возникая перед незванцами, как статуя.

– А ну отойти! – потребовал городской, тот, что повыше, с суровым лицом, вынимая из-под полы парусиновой куртки тяжёлый наган. Сразу видно, что опыт по части арестов был у него немалый.

Второй городской, тоже суровый, но мелкий, откинув полу бумазейного пиджака, повторил своего коллегу, достав откуда-то сзади такой же точно наган.

– Который? – спросил высокий.

Высунулся Хламинский. Выставив брюхо в шёлковой безрукавке, вывел руку и оттопыренным пальцем, как прицелился на Степана:

– Он самый!

– Поджигатель, – сыронизировал из-за спины Хламинского Колупаев, а секретарь партячейки, как на уроке истории перед классом, обвиняющим голосом заключил:

– Террорист!

Степан натянул на себя рубаху. Задело, что называют его тем, кем он не был:

– Я вам не террорист! И никакой, ни этот, не поджигатель! А то, что сено сжёг, то сами и виноваты! Застожили-то чьё? Не своё, а наше! Вот и спалил, чтобы вам, ворам, оно не досталось!

 

Из дома, вся в перепуге, выскочила Полина. Где-то за ней, как зайчик, спешит и Витёк. А Ольга Петровна, чуя сердцем беду, задержалась, пока хватала с вешалки свитер, пиджак и кепку Степана, а со стола побросала в сидор кое-какую еду.

Прощаться не дали. Низенький, с молодым, но свирепым личиком конвоир, махая бортами бледного пиджака, чуть ли не тыкал Степана своим наганом:

– А ну, поживее! А ну, в телегу! А ну, у меня!

Ольга Петровна еле-еле успела свалить на повозку одежду и сидор с едой, отмахнула со лба прядь волос и вот уже видит сквозь слёзы, как обе телеги тронулись по дороге, а на Полину, цеплявшуюся за мужа, замахнулись четыре руки, и та, споткнувшись, едва не упала, выставя вслед уезжавшим зарёванное лицо.

 

С Волги, над крышами города пролетел гудок парохода. «Худо-о! – послышалось в нем. – А будет и хуже!..»

– Не каркай, – сказал Аристарх.

– Ту-ту! – протрубело у подбородка. Это Витек. Сидел на плече у деда, утонув головой в его бороде, и было малому невдомёк, что рядом с ним была не игра, а суровая жизнь, которая отняла от семьи не только сына, но и отца, не только отца, но и мужа.