Восьмая жена

На чтение потребуется 1 час | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Приехавшую в Углич комиссию возглавлял князь Василий Иванович Шуйский. Выясняли причину смерти царевича, и почему вспыхнул бунт.

Из четверых мальчишек, игравших в ножички с Димой, в живых остался один. Такой же худенький и глазастый, и возрастом лет девяти, как и Дима. Только одет был в короткие, до коленок порточки и латаную рубашку. Он был напуган, плакал и трясся, и еле-еле выдавил из себя:

– Дядька к нам прыгнул из-за забора. Подбежал к нам. Поднял царевича. Ничего не сделал ему. А царевич упал. Вот и всё. Дядька сразу обратно. Через забор. Там его лошадь ждала…

Шуйский погладил мальчика по плечу:

– Это ты с перепугу. Бывает. Дядьки не было никакого. У страха глаза велики. Беги-ко домой. Никому не рассказывай эту басню. Если будешь рассказывать, то дядька приедет и за тобой. Он такой. Его нет, а возьмет и приедет к тебе, как вторая нечистая сила…

 

Мария была как во сне. После того, как сына похоронили, она от отчаянности замкнулась. Стала тихой и безучастной. Теперь она кто? Да никто. Без сына. Без родственников. Одна. Как зачинщиков бунта, отца её, дядю и братьев лишили званий и должностей. Никого из них не пытали, но всех со связанными руками поместили в повозки и отправили в разные города, где были острожные заведения.

Комиссия вынесла заключение: никто мальчишку не убивал. Сам во время игры накололся на ножик. В результате – несчастный случай. Косвенной же виновницей смерти царевича посчитали Марию: недосмотрела.

Что ожидало её впереди? Телега с соломой, куда её посадили и повезли по долгим дорогам Руси в Вологодское воеводство. Так попала она в Николаевское на Выксе, захудаленький монастырь, где постригли её, и стала она не Мария, а Марфа.

Ей было всего тридцать лет. Благополучная жизнь обернулась монашеским прозябанием. Келья с огарком свечи. Горстка кусочков сухого хлеба. Вдоволь воды. И молитвы, молитвы, чтобы вымолить для себя не только у Бога, но и у местной начальницы право на нищенскую юдоль. Дни её поползли, как унылые странники по дороге.

 

Вспомнили об опальной царице через тринадцать лет, в ту самую пору, когда по стране полетели слухи о младшем сыне царя Иоанна Димитрии Первом, который, якобы жив и собирает по вотчинам войско, чтобы начать войну за престол. Приехали за Марией. Хочет того она или нет, но ее загрузили в повозку и повезли за шестьсот вёрст в Москву.

Привели в палату, где встретил её Борис Годунов, ставший уже не ре́гентом, а царём. Годунов спросил у Марии:

– Кто-нибудь из поляков к тебе в монастырь приезжал?

– Нет. Никто. А в чём дело?

– В том и дело, что будто бы твой сынок объявился. Да, да, тот самый, кой в могиле лежит. И что он, как законный наследник, хочет сесть на царский престол.

– Бедный сын, – всплакнула Мария, – и мёртвому-то ему не дают покоя.

– Возвращайся назад. С Богом, – отпустил Годунов Марию, удостоверившись, что она не связана с самозванцем, и бояться её не надо ему.

И снова за шесть сотен вёрст едет Мария в свою обитель.

Снова мёртвая тишина монастырского заточения. Снова оплавленная свеча. Снова горстка сухого хлеба…

 

Чуть заметное просветление наступило в её судьбе, когда Марию отправили на Шексну, в знаменитый Горицкий монастырь, где во все времена селились опальные вдовы и дочери умертвлённых царей.

Здесь она нашла понимание у хозяйки монастыря, которая разглядела в Марии не только жертвенную особу, однако и женщину деловую, умевшую своим обаянием, мягким характером, красотой и опытом мастерицы по вышиванью влиять положительно на монашек. Настоятельница даже позволила ей быть старшей среди вышивальщиц. Как знать, может, стала бы здесь Мария знаменитой на всё воеводство вышивальщицей и швеёй, однако настали ещё одни странные времена.