Граница

На чтение потребуется полтора часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Для следователя Перова все приведённые к нему в кабинет были людьми, жизнь у которых остановилась, и теперь всё зависело от него – продолжить её им, или же не продолжить? Продолжали обычно те, кого он после допроса в камеру отправлял. Как правило, это были мелкие жулики, спекулянты, шулера, мошенники и пустые говоруны, на кого поступали неубедительные доносы. Все они, пройдя процедуру суда, получали какие-то сроки, сидели в тюрьмах и лагерях, но, в конце концов, выходили на волю.

Но были и те, для кого Советская власть была ненавистна, и они, затаившись, ждали момента, чтоб предъявить ей свой счёт. Таких Перов не допрашивал. Таких отправлял он в Вологду или Архангельск, в окружное ОГПУ для более умных дознаний..

Когда привели Рябкова, он долго смотрел на него прищуренными глазами. Сидел перед ним простецкий, в суровой рубахе, спортивно сложенный с тонким лицом молодой человек. Казалось бы, всё в нем было открыто. Чуть удлинённая голова, по которой, как шов, проходил аккуратный пробор, отправлявший чёрные волосы на два склона, чистый со взлизами лоб, совершенно бесхитростные глаза, наконец, лежавшие на коленях спокойные с сильными пальцами руки – ничто не могло в нём открыть чужого, с антисоветским душком удальца, кто питал дружелюбные чувства к врагам государства.

 

– Рябков?

– Рябков.

– Работаем где?

– Бухгалтером в леспромхозе.

– Рассказывай.

– О чём? – удивился Рябков.

– О том, как ты стал у нашего кулачья почтальоном.

– Никакой я не почтальон!

– А письмо? – напомнил Перов. – Или они тебе его не давали?

– Не было этого, – отказался Рябков, – не давали.

Перов повернулся к стене.

– Тепляков!

От стены под портретом Дзержинского отделился одетый в серое человек с решительными руками, которые тут же, как скользкие рыбины, стали нырять в карманы Рябкова, сначала рубахи, потом, заставив сидевшего встать, и брюк.

Письмо было в заднем кармане. Митя его не успел опустить, решив, что сделает это завтра, когда пойдёт на работу и завернёт по дороге на почту.

 

Перов был доволен. Виноват ли, не виноват ли был приведённый перед законом, было ему всё равно. Замечательно то, что в руках у него находилось письмо. Это был документ, подтверждающий связь кулака с бухгалтером леспромхоза. Перов понимал, что дело это не из простых, и рассматривать станет его не он. С него довольно того, что он бдительность проявил, и это ему, надо думать, зачтётся. «Завтра же в Вологду и отправлю, – подумал Перов. – Там жернова покруче, чем наши. Хруст пойдёт, если этот бухгалтер проявит характер…» Было приятно Перову поддерживать мнение о себе как о следователе серьёзном, разбирающемся в людях, бросивших вызов существующему режиму.

Была уже ночь. И Перов показал Теплякову на арестанта.

– Завтра в Вологду отправляй. А сейчас найди ему койку.

Тепляков наклонился к уху Перова, спросив его так, чтоб не слышал Рябков:

– Может, в общую камеру? Там ведь дружок его Краснолобов. Пусть пообщаются напоследок.

Перов шевельнул бровями значительно и солидно, как если бы думал не только своей крупно слепленной головой, но ещё и бровями.

– Нет! – отверг нехороший совет. – Подерутся. Нельзя. В Вологду надо доставить его в целом виде. Отвечаешь за это собственной головой.

Уходил Рябков от Перова с опущенными плечами, обысканный и сердитый, не представляя, как для него начнётся и кончится завтрашний день.

 

«Не ты первый, не ты и последний», – подумал Перов. Следователь домой не спешил. Перебирал лежавшие перед ним бумаги. Взял среди них треугольное письмецо. Развернул и начал читать. Ничего такого в нём не было, за что бы можно наказывать человека. Некто Терентий Вагула пишет своей молодой жене, обращаясь к ней ласково, как к невесте. Пишет в Ставропольский край, в станицу то ли Красивую, то ли Кривую: несколько букв на адресе стёрты, и прочитать их было нельзя. Сообщает Терентий, что их по реке отправляют куда-то на Север. Куда – конкретно никто не знает. Наказывает жене, чтоб вступила в колхоз, иначе последнее отберут, и она вместе с сыном протянет от голода ноги. Насторожили Перова последние строки, в которых Вагула пишет, что письмецо передаст через доброго человека. Не все же ныне поганцы и трусы. Есть и порядочные ребята. «…Обо мне не тужи, – продолжает в письме, – скоро свидимся. А ежли не свидимся, то не плачь. Коль не вернусь на Октябрьскую, считай, что меня и нету. Згинул. Поди к моему братану Миколе. Он тебя любит. Примет тебя вместе с нашим Олёшей. С ним вы оба не пропадёте.

До увиданьица, дорогая. А может быть, и прощай.

Твой Терёша».

Следователь вспотел. Перед ним на синем сукне лежало развёрнутое письмо. Автор его собирается убежать и сделает это, быть может, сегодня. Поймают его или нет, было следователю не важно. Важно то, что он первый узнал об этом и, кого надо, предупредил. И, как к двум прибавить один, стало ясно ему, что письму дадут ход, как крамольному документу, и пострадает от этого, в первую очередь, Дмитрий Рябков.