Осколки. О Бытии и Ничто литературного творчества

«Если для зверя непрерывность не могла отличаться ни от чего другого, составляло в нем и для него единственно возможный модус бытия, то человеку она позволила противопоставить друг другу скудость профанных орудий (дискретных объектов) и все очарование сакрального мира».

«Если теперь представить себе людей мыслящими мир в свете непрерывного существования... то приходится заметить также, что они закономерно приписывают миру свойства вещи, "способной действовать, мыслить и говорить"... При таком сведении мира к вещи они получают одновременно форму отдельной индивидуальности и творческого могущества. Но это отчетливо-личностное могущество одновременно имеет божественный характер внеличного, неотличимо-имманентного существования».

Так возникает образ «Верховного существа». Поначалу оно неотличимо от природы, но уже противопоставлено отдельному человеку и обретает в его сознании религиозный контекст.

«Личность "Верховного существа" объективно размещается в мире наряду с другими личностными существами той же природы, которые подобно ему являются одновременно и субъектами и объектами, но четко отличны от него. Люди, животные, растения, небесные светила, атмосферные явления – поскольку все они одновременно и вещи, и сокровенные существа, – все они могут рассматриваться наряду с такого рода "Верховным существом"... В конечном итоге между ними нет равенства. "Верховное существо" по определению обладает высшим достоинством. Но все они принадлежат к одному роду существ, в которых смешана имманентность и личностность, все они могут быть божественными и наделенными операторным могуществом, все могут говорить человеческим языком».

«Хотя нынешние христиане и готовы признать, что сознание Бога, в которого они веруют, уже присутствует во всяких "Верховных существах", сохраняющихся в памяти "первобытных людей", но такое нарождающееся сознание – не рассвет, а скорее, наоборот, какое-то безвозвратное увядание животного чувства».

«Само "Верховное существо", этот бог-суверен, небесный бог, обычно всего лишь могущественнее других, но той же природы, что и они. Боги – это просто мифические духи, без всякого реально-вещественного субстрата. Богом, то есть чисто божественным (сакральным) существом, является дух, не подчиненный реальности какого-либо смертного тела. Человек, поскольку он сам есть дух, тоже божественен (сакрален), но не суверенно божественен, так как он реален».

Таким образом, в душе первобытного человека возникают две ощутимых тенденции: к поиску божества в противопоставленном мире – и к личной суверенности в том же самом пространстве. Эти тенденции радикально различны. Бог есть верховная власть, которой человек покоряется безусловно. Личная суверенность видится желанным исходом из положения вещи, в которое человек успел угодить. И то, и другое является интуицией уже имеющейся в первобытном человеке духовности.

А может быть, различие этих тенденций – только кажущаяся?

Может быть все дело – в разорванной непрерывности?