Игорь Белисов
СтатьяНа чтение краткой версии потребуется 1 час 15 минут, полной – 1 час 20 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 28.07.2015
Купить в журнале за июль 2015 (doc, pdf):
Оглавление 1. Часть 1 2. Часть 2 3. Часть 3 Часть 2
В начале ХХ века, когда обозначился масштабный конфликт между капитализмом и коммунизмом, воплотившийся в противостоянии стран Запада и СССР, идеологически этот конфликт выглядел довольно контрастно, и симпатии к той или к другой стороне определялись упрощёнными штампами. То была эпоха Модерна, в последней его фазе. Модерн – это вера в науку, в прогресс и во всё лучшее, что есть в человеке. Модерн начался с европейского Просвещения, которое вылилось в Великую Французскую революцию, которая провозгласила идеи свободы, равенства, братства, которые зажгли всю Европу, оформились в идеи марксизма, привели к падению Российской империи и рождению на востоке сверхновой звезды – СССР. То было время, когда появилось принципиально новое государство, поставившее своей целью строительство коммунизма, где хорошо будет всем. Капиталисты взирали на это явление с ясно осознанным ужасом. Модерн завершился бескомпромиссным разделением мира надвое. Между 1-й и 2-й мировыми войнами в ряде стран возникли движения, контрнаправленные в отношении политико-гуманистических идеалов, и главным образом – в отношении марксизма и развития коммунизма. На сцену истории выдвинулся фашизм. В наиболее общем идеологическом смысле это был Контрмодерн – как реакция на достижения прогрессивной мысли Модерна. Чем это обернулось, известно. В свою очередь, возникло движение антифашизма, естественным образом возглавленное коммунистами, и в результате исхода 2-й мировой войны антифашизм стал господствующей парадигмой, что ещё больше укрепило позиции коммунистов и симпатии к ним во всём мире. Такой оборот, в свою очередь, ещё больше ужаснул держателей капитала. Чтобы не утратить влияние, капиталистам требовался внушительный аргумент. Фашизм уже пал, когда аргумент предъявила страна, неплохо нажившаяся на войне – США, явив всему миру новый виток Контрмодерна – атомную бомбардировку. И опять мир был разделён. Это было всё то же разделение, что и раньше, с той лишь разницей, что граница сместилась на меридиан Берлинской стены. К востоку от неё пролегли страны прокоммунистического лагеря и Варшавского договора, к западу – прокапиталистического и, соответственно, НАТО. Началась гонка вооружений. Каждая из сторон держала руку на ядерной кнопке, ставя под вопрос тем самым существование всего человечества. Конфликт идеологий опять стал контрастным, но в этом зубовном скрежете двух военных машин терялись последние вздохи наивных надежд состарившегося Модерна. В конце века всё стало сложнее. Контраст стал размытым, стушёванным. Меж двух политических крайностей легли причудливые полутени. СССР больше нет, Восточный лагерь распался. Холодная война официально объявлена завершённой: так будет спокойнее. Драматизм больше не в моде, острые углы стараются сгладить, политическая борьба деградирует до дебатов, ток-шоу, игры. Между разными идеологиями и партиями больше нет чётких границ, а общественное сознание затуманивает хмель потребительства. К ХХI веку стало возможным всерьёз говорить о таких феноменах, которые раньше воспринимались не иначе как оксюморон, а теперь же явились объективной реальностью: красный капитализм китайского типа (во главе с Председателем) и капиталистический социализм, названный шведским (увенчанный Королём). Это и есть политэкономический Постмодерн: уменьшение общественной напряжённости через смешение всех известных теорий и практик. Смешение произошло. Но вот гармонии нет. Нет такой страны, которую не сотрясало бы народное недовольство. Чем же народ не доволен? Тем же, чем и всегда – эксплуатацией, социальной несправедливостью. Модерн завершился разделением мира на две враждебные половины. Постмодерн упёрся в глобальный мировой кризис. Гибель Модерна агонизировала двумя мировыми войнами. Маразм Постмодерна эпилептически содрогается припадками третьей.
Постмодернистское смешение крайностей помимо прочего проявляется и в том, что исчезло чёткое разделение между войной и миром. Нет больше такого времени, которое мы могли бы назвать военным, и такого времени, которое могли бы назвать мирным. Всякий день нашей жизни протекает на фоне боевых действий, которые то ближе, то дальше от нас, но они всё время где-то пылают, грохочут, убивают людей, и одновременно этот же день исполнен горького чувства несправедливости, экономического гнёта, политического прессинга, эксплуатации. Так или иначе, идёт война, и «по горизонтали», и «по вертикали», мы существуем в состоянии хронического чрезвычайного положения[2] – и те усилия, которые прилагаются СМИ, чтобы народ как-то развлечь и, тем самым, отвлечь, всё более напоминают угар карнавала, пир во время чумы. Раз так, раз уж война всё равно занимается нами, хочешь не хочешь, приходится вставать под чьи-то знамёна. Но – под чьи? Постмодерн, всё смешав, лишил нас ясных ориентиров. Одинокий воин теряется в полчищах одиночек. «По горизонтали» выбора нет, во всяком случае, для человека порядочного: надо защищать родную страну, вот и всё. Но вот «по вертикали»… За какое именно государство ты готов проливать свою кровь? За какой тип государства? Вот тут-то и ухмыляется арлекин постмодерна. Я, пожалуй, согласен, что капитализм – это фашизм, поскольку эксплуатация человека труда в предельном развитии ведёт к эксплуатации рабов в формате концлагеря. Но ведь подобная эксплуатация подконвойных людей имела место и в СССР, хотя идеологически страна строила коммунизм. Капитализм – это фашизм, ибо массовая обработка сознания граждан складывается из демагогии, развлечений и циничного оболванивания. Но ведь и в СССР, да и во всех странах прокоммунистического ориентира, применялись аналогичные приёмы воспитания «правильных» граждан. Что ж это получается? Две непримиримые, антагонистичные, диаметрально противоположные политические платформы, состоящие во взаимном противоборстве и декларирующие совершенно разные цели, для обычного человека несут одно и то же ярмо? Как же так? Какая-то во всём этом муть, какой-то туманный обман, который иногда на миг озаряется всполохами острого прояснения, но тут же гаснет, погружается в сумерки, в неразличимость, в дезориентацию. И вот что по этому поводу пишет С. Кургинян:
Начну с дедуктивного описания гипотезы. Она состоит в том, что религиозная красная метафизическая традиция предполагает, что Творец со своей благостью (благостью!) внедрился в нечто, начинённое злом и именуемое «Тьмой над Бездною». Освободив от Тьмы какую-то территорию для осуществляемого им Творения. В силу наличия того, во что внедрено Творение, оно неустойчиво и подвержено внешнему (внешнему!) злу. Защищая Творение, Творец ведёт с Предвечной Тьмою вечный бой. В ходе этого боя он: – отстаивает отвоёванную у Тьмы территорию; – расширяет эту территорию; – защищает её, поелику возможно, от внешнего зла; – противостоит попыткам Тьмы пожрать Творение, вернувшись к первоначальному примордиальному злу. Тем самым, эта красная (антитеодицейная хилиастическая) метафизика ДИАМЕТРАЛЬНО ПРОТИВОПОЛОЖНА чёрной (гностической и столь же антитеодицейной). При этом она не имеет ничего общего с дуализмом… Предположим, что данная метафизическая традиция передалась светским красным последователям. Предположим, что и впрямь существует неочевидная, но неизымаемая из истории идей связь между данной метафизикой (о, ужас, красной), в субрелигиозном плане маркируемой хилиазмом, и коммунистической светской доктриной в её классическом марксистском и иных вариантах. Тогда понятно многое. И то, что именно улавливают как Пиама Павловна Гайденко, так и её более продвинутые сторонники. И то, почему они – сознательно, я убеждён – замутняют существо дела и не противопоставляют красное чёрному, а устраивают совершенно неправомочный метафизический микст. Ведь политический микст, поразительно похожий на этот метафизический, соорудили Поппер и его последователи, заявив о «двух неотличимых тоталитаризмах». Неужели и это не зарождает у читателя хотя бы смутных ощущений небеспочвенности моих построений?
Похоже, именно этот фрагмент отвратил товарища Лачина (слово «товарищ» я здесь употребляю в двойной ипостаси: в модернистской, то есть всерьёз – как привет моему товарищу по «Новой Литературе»; и в постмодернистской, то есть шутя – как традиционное обращение к коммунисту). Будучи жёстким марксистом, а значит – материалистом, презирающим всякую околорелигиозную метафизику, он открестился от философии Кургиняна, примерно как средневековый христианин открещивался от науки, если та несла ересь, выходя за пределы церковной догматики. Я ведь тоже человек внецерковный. Мои познавательные интересы простираются шире какой-либо одной мифологии, а моя мировоззренческая объективность не позволяет примкнуть к какой-либо конфессии, то есть к одной, единственно «правильной» партии. В то же время, к религиозным системам я отношусь с уважением и вниманием, поскольку все религии, дошедшие до нас со времён седой древности, существовали и существуют в неразрывности с мыслью вообще, с всеобъемлющим, философским осмыслением мироздания, являются предтечей мышления современного и его действующим контрапунктом – особенно учитывая то замалчиваемое обстоятельство, что мировоззренческие концепции, называемые современными и даже научными, в значительной мере несут иррациональное содержание, слепое следование культовым догмам учения – веру. Да, да, именно так! Будь то идеализм или материализм, и все производные отсюда политэкономические модели, эмпирически доказывая на каком-то этапе свою подавляющую убедительность, по прошествии времени оказываются не вполне состоятельными, и мы вновь и вновь вынуждены признавать, что прогнозируемое развитие и опирающиеся на эти прогнозы проекты эпох, в своё время заявленные как расчёты, оказались на практике верой – верой в то, что это правильные расчёты. Таким образом, между мышлением научным и мышлением религиозным (я имею в виду так называемые общественные науки) мы не можем провести чёткой границы. Не можем мы её провести и между метафизиками и политиками. Мы можем установить её только условно, искусственно. И всё же граница необходима. Граница расставляет акценты. В клубящемся хаосе граница выделяет ориентиры. Особенно это необходимо для ориентиров общественных, и если одинокий мыслитель за пределами социума может позволить себе развлекаться жонглированием идей, то мышление общественное настоятельно требует определённого курса. Одиночка может быть безответственным. Общество – нет. Река времени нас куда-то несёт, в затуманенную, смутную даль, существуя поодиночке, мы всё равно находимся все в одной лодке, и это значит, что индивидуальное «я» неразрывно связано с обобщающим «мы». Быть в социуме – значит быть в градации «мы». Говорить «мы» – значит брать на себя ответственность. Итак, понимая условность каких угодно границ, мы с необходимостью эти границы проводим. Мы сообща определяем свой курс. Мы делаем выбор. И здесь я опять даю цитату из С. Кургиняна:
Организаторы метафизической путаницы и организаторы политической путаницы работают в одной команде, что называется, плечом к плечу. И имеют общие неафишируемые политико-метафизические основания... А что если политический микст и метафизический микст устраивают не две чуждые друг другу группы… а одна группа, разделившаяся сообразно специализации? Выдвинув такую гипотезу на рассмотрение читателя, я, конечно же, оговорю, что не питаю никакого желания кого-то в чём-то обвинять, прокурорствовать… Договоримся о метафизиках. Установим, что красная метафизика (опосредованно не чуждая коммунизму) непримиримо враждебна метафизике чёрной, то есть гностической. Что гностическая (чёрная) метафизика связана с историческим фашизмом гораздо менее опосредованно, чем красная метафизика – с историческим коммунизмом. Что война фашизма и коммунизма – это в определённой степени война красной и чёрной метафизик. Что победа над фашизмом (не зря названным «силой чёрною») – это великий подвиг красной метафизики и страны, которая её, эту метафизику, неслучайным образом подняла на знамя, – России. Что смешение коммунизма с фашизмом, хилиазма с гностицизмом, красной метафизической традиции с чёрной метафизической традицией – это проект «Замутнение». Что группам, осуществлявшим этот проект, надо было до предела замутнить разницу между хилиазмом и гностицизмом, между красным и черным. Что сверхзадача такого замутнения – вырвать с корнем из человеческого сознания всё, что связано с метафизическими составляющими коммунистической традиции, а значит, и с историческими заслугами этой метафизической традиции, и с исторической правотой России, взявшей на вооружение эту традицию, и с возможностями, которые такая традиция может подарить будущему человечеству. Что мало обнажить эти две антагонистические метафизические традиции, нерасторжимо связанные с двумя антагонистическими религиозными течениями. Надо ещё понять, как эти традиции преодолевают классическую религиозную заданность, как осуществляется выход этих традиций за религиозные рамки.
ЗАМУТНЕНИЕ… Хорошее, верное слово. Жутковатое в своём содержании, в неразличимости надвигающейся угрозы. Трактовать Замутнение как «проект», то есть как целенаправленные действия тёмных сил, отдаёт слегка паранойей, как и всякий поиск врага, не нашедший прямых доказательств. Однако и объявлять идею бредовой на основании отсутствия прямых доказательств – что всегда и делают тайные канцелярии и ангажированные журналисты – с нашей стороны было бы нас же обезоруживающим легкомыслием. Замутнение, куда ни глянь, замутнение. В контексте данной моей статьи между Замутнением и Постмодерном с некоторой осторожностью можно ставить знак равенства. С осторожностью, потому что мы не знаем, какая доля в смешении ориентиров приходится на целенаправленные действия менеджеров человечества, а какая – на бессознательное и стихийное социально-культурных процессов. Какой бы ни была доля слагаемых, сумма одна – дезориентация. Мы не просто дезориентированы, мы дезориентацией разобщены, мы не слышим друг друга, не воспринимаем, знать не желаем. Социальное «мы» распадается на сообщество одиночек, политическая вселенная бессвязно мерцает мириадами «я». К чему всё это ведёт? К одному простому последствию. Сформулировано оно задолго до нас. А по безотказной своей эффективности оно даже проще, чем револьвер. Это ведёт к утверждению принципа «разделяй и властвуй». Взять того же С. Кургиняна. На первый взгляд, его «Проект Сверхмодерн» служит консолидации светлых сил российского общества, а в перспективе – и всего мира. Однако правящая нынче верхушка в оторочке приверхучечных партий дистанцируется от него, вытесняя в безнадёжную оппозицию. В свою очередь, коммунисты, и чем они более радикальные, тем делают это более рьяно, также дистанцируются от автора концепции Сверхмодерна, не взирая на коммунистический дух его философии, считают Кургиняна державником[3], засланным казачком, троянским конём бюрократ-буржуазии, «нашистом» и даже фашистом[4]. Вот оно – Замутнение в действии. Мы не можем чётко сказать, на чью мельницу льёт свою воду тот или иной политик, за кого или против кого та или иная инициатива, социальная концепция, проект, философия. И всё же хочется что-то понять. Хочется ориентиров. Хочется сознавать, куда нас тащит, и куда мы сами идём. В мешанине ускользающих смыслов хочется хоть какого-то прояснения. ПРОЯСНЕНИЯ. Что ж, попробуем разобраться.
[2] О концепции чрезвычайного положения см. Дж. Агамбен, «Номо sacer. Суверенная власть и голая жизнь». Также см. И. Белисов Жертвенник , Часть шестая. Политический ракурс писательства
[3] См. позицию Лачина в дискуссии вокруг Кургиняна в форуме статьи Танец Гитлера.
[4] См. Король двух гетто. Беседа с Александром Тарасовым , гл. «Почему развалился Советский Союз».
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июль 2015 года в полном объёме за 197 руб.:
В соответствии с пожеланием автора, все деньги, полученные от продаж публикации, пойдут на развитие журнала «Новая Литература».
Оглавление 1. Часть 1 2. Часть 2 3. Часть 3 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
|||||||||||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|