Желтый мир, Красный мир

Утром мы втиснулись на заднее сиденье микроавтобуса, среди груды капусты и мешков с картошкой.

– Это единственный способ, которым можно добраться в Край Серебряных Гор. – Коммерсанты возят туда товары, а заодно и пассажиров берут, – объяснила мне Узел Счастья. Остальные пассажиры посматривали на нас с интересом, особенно на меня.

– Там у них русских совсем нет, они туда не ездят, так что ты для них – экзотика… – шепнула она мне на ухо.

Хотя пассажиры заполнили уже весь салон, прошло еще несколько часов, прежде чем мы, наконец-то, выехали из города. Автобус кружил по городу, заезжая на оптовые базы и набирая все новые и новые товары – лапшу, рис, сигареты, чай, дешевую газировку, крепкое пиво. При этом пассажиры сохраняли полную невозмутимость.

– Они никуда не торопятся, – также шепотом пояснила мне Узел Счастья. – У них в районе нет времени.

Я задумался над жизнью людей, у которых нет времени. Наверное, это неплохо – никуда не опаздывать, не считать часы и минуты…

Узел Счастья рассказала мне, конечно же, и про визит загадочного Кима к ее дедушке. “Тот человек, приходивший в первый раз, еще давно, и распрашивавший меня про рукопись, снова приезжал. На этот раз он искал тебя. Мне кажется, человек он опасный, так что если что – отдай ты ему рукопись от греха подальше” – сказал ей дедушка.

– Еще он просил меня не пытаться отыскать эту могилу. Дедушка ведь верит во все эти рукописи, древние предсказания и колдовство, – сказала Узел Счастья.

Часа полтора мы ехали вдоль Великой Реки, сверкавшей внизу и манившей меня чудесными, покрытыми желтеющим лесом островами. Потом, после небольшого городка, состоящего из горстки серых пятиэтажек и исправительной колонии, река окончательно исчезла из виду.

Четыре часа мы ехали по ровным сухим степям и пересекали небольшие перевалы. Кругом я замечал заросли конопли, торговля которой была сейчас основным источником дохода местных жителей. Затем мы проехали угольный разрез и городок, где некогда находился Верхний храм. Развалины были в стороне от дороги, и мы не увидели их.

– Жители города считаются самыми крутыми бандитами, – комментировала Узел Счастья. – Свой город они называют, почему-то, Чикаго. Там у них убить человека – что нам с тобой книжку прочитать. Например, недавно были интересные события. Есть такая детская передача про Телепузиков, это забавные придурковатые существа, очень инфантильные. И живут они в добром нравоучительном мире. Солнышко следит, чтобы они не баловались, да и пылесос, по-моему, тоже. В общем, все у них там хорошо. И они так забавно, специфически пританцовывают. Видел когда-нибудь?

Я отрицательно покачал головой. Телевизор я практически никогда не смотрел, так, разве что иногда какой-нибудь хороший фильм, вроде “Бешеных псов” Тарантино или “Беги, Лола, беги!”, что-нибудь такое.

– Так вот, – продолжала Узел Счастья. У них в городе куча преступных группировок. Ну, те, что наркобизнесом занимаются – люди приличные, никого не трогают, а есть еще отмороженная молодежь, которая просто грабит и убивает людей, всех без разбору. Сначала убьют, а потом смотрят – можно ли у него что-то взять. А одна группировка была просто очень идейная, они убивали не корысти ради, а из каких-то своих соображений, из гордости за родной город, славящийся своими убийствами, что ли. У них была идея – каждый день убивать человека. А когда они убивали, то на животе у человека вырезали телевизор и танцевали возле этого человека Танец Телепузиков. И так их группировка и называлась – “Телепузики”. Убив кого-нибудь, они обязательно где-то подписывались, на заборе, или еще где. Потом им стало скучно, городок-то маленький, всего десять тысяч, и они поехали в столицу. А там их поймали, по крайней мере, главных из них… Им всем лет по восемнадцать было.

После городка Телепузиков автобус резко свернул на юг и мы начали подниматься в покрытые лесом горы. Несколько раз я видел в окно зверей – то оленя, то зайца, то лису, видеть которую считалось дурным предзнаменованием. Потом стемнело, и в ставшем зеркальным стекле я мог видеть только свое лицо, казавшееся мне чужим. Я уснул под повторявшуюся за время нашего путешествия не менее десятка раз песню, хрипло прорывавшуюся из старых динамиков. Обрывками доходил до меня смысл певшихся на чужом языке слов: “На перевалах клал я камень на обо…Перекочевывал из аула в аул… Я сын покрытых вечными снегами гор… Я дитя моей серебряноводной земли”. Я засыпал и думал о телевизорах, на экранах которых можно увидеть только окровавленные человеческие внутренности.