Годины

На чтение потребуется 1 час 45 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Сколько всякого произошло за год с того злополучного дня, когда Никодим привёз весть об измене Максима, не переберёшь. Красных крепко потрепали в восемнадцатом. До самой Волги, кажись, угнали. От Максима вестей не было. Григорий Никифорович супруге ничего не говорил, а сам, как бросит взгляд невзначай на блеснувший крест церкви, перекрестится, попросит шёпотом: «Не оставь, Боже, Максимку моего».

Не верилось казаку, что придётся взять в руки оружие и воевать со своими, русскими. Не верилось, а пришлось. В первое число августа 1919 года по станице прошли отступающие части белой армии. Станичников оставили в арьергарде.

 

– Григорий! Григорий! – из-за дальних плетней, осыпанных с западной стороны землёй и дёрном, в окопчик к Яровееву прибежал подхорунжий. – Что нам теперь делать-то? Генерал Войцеховский своим команду отдал за рекой оборону держать. Нас ведь сметут к лешему, – подхорунжий мелко замигал глазами, будто хотел расплакаться перед станичным атаманом, как красна девка.

– Не блажи. У мостка оставим заслон на два пулемета, а сами на взгорок. Дорогу тыном перегородите, а вокруг домов, что на взгорке, заплот сооружайте. И батарейцам, что около Баландино стоят, ориентир обскажите, чтобы, как краснопузые попрут, так их за речкой в наш назём и закопали.

Сам атаман понимал, что останавливать наступающую армию красных на подступах к его станице никто и не подумает. Теперь нужно было решать, как поступить в тот момент, когда в станицу войдут эти самые страшные большевики. Воинский долг гласил не покидать армии, долг станичного атамана подсказывал: «Ты, Григорий, в первую голову ответственен за то, что с бабами, девками, стариками да малыми ребятишками случится, когда душегубы-красногвардейцы в станицу ввалятся да по избам добро дуванить начнут».

 

Тем временем совсем рассвело. День занимался ясный, солнечный. Григорий поглядел на край вставшего за лесами солнца, снял фуражку, перекрестился. Получалось, что ударь сегодня красные после полудня, так и светило на их стороне будет, с ясного неба ожжёт глаза казачкам, собьёт верный прицел. Яровеев поправил на себе портупею и направился пешком в заречье. На холме вокруг домов казаки строили крепость. Стащенные воедино заборы, перевёрнутые старые телеги, выложенные стенкой брёвна старого амбара, груды камней, припасённые с весны под фундаменты. В бойницы выставлены пулемёты на турелях с заправленными лентами. Около них спит обслуга. Пусть ребятки поспят, вернее рука и глаз будут. Вон старики копошатся, саман таскают.

– Здоровы будем, – произносит Григорий.

– Здорово, Гриша. Как думашь, сдюжим али нет? – седой, как лунь, старик Парфентьев кладёт в стенку саманный блок.

Это его хлев разобрали: жерди в одну сторону, саман в другую, а всё вместе – в оборонительную полосу.

– Не знаю, Яков Парамонович.

 

– Что ж вы нынче ничего-то не знаете? Чего от вас ни спроси, а вы только и твердить: не знаю, не знаю, – ворчит Яков Парамонович, но не уходит и Григория не отпускает. – Гляди в улицу, – кивает он головой на стрелу дороги, тянущейся от моста до взгорка. – Как соображашь? Ежели в эту улицу да лавой?

– Положу всех.

– Прыткой. У Настасьиного дому разверни на нас тачанку, и тогды?

– Тачанку, говоришь?

– Тачанку, – не унимается Парфентьев.

– Тогда сомнут.

– Вот и я про то. Засорить улицу надо, чтобы лошадей в опор погнать невмоготу было. Ребятишек кликнуть, пущай в доски гвозди колотят, да по улице кидают.

– Добро, Яков Парамонович, – кивает Григорий.

Парфентьев, довольный своим стратегическим решением, идёт к казакам, посылает кого-то собирать ребятишек, а сам с другими начинает рвать облицовку со стен соседних домов.