Тем утром я выехал из Шпандау на север...

Сам по себе аэропорт Инчхона – настоящий муравейник, и я плутал бы по нему, как Моисей, если бы в самолете не встретил старого знакомого с Ибицы. Азиз был из Иордании, и несколько лет провел между Ибицей и Барселоной – центрами рейв-культуры. Сейчас же он вел здесь какой-то бизнес. Его отличал цинизм по отношению ко всему.

– Даже если она тебя простит, – сказал он по-испански с ужасным акцентом. – Ты не сможешь с ней быть. Где ты и где она. И вообще, любви – нет.

Я с ужасом подумал, что месяца два назад размышлял точно так же.

– Ты помнишь, что мы говорили? Нет любви, нет желаний, нет эмоций – есть только вечное движение. Вечный рейв. Мы – мертвецы, и нам нравится такими быть. Помнишь?

Я помнил. Мне хотелось это забыть.

– Так вот, мертвецы не могут любить.

Он вывел меня из здания аэропорта и объяснил, как доехать в город. Адрес, который мне дал Чжан, я показал таксисту. Тот даже не стал задавать вопросов.

Мы двигались по трассе в сторону города, а я все думал о словах Азиза, с которым, не смотря ни на что, мы тепло попрощались у выхода. Азиз был прав. И я был прав когда-то. Но все то новое, что теперь меня окружало, весь мир, изменившийся благодаря Вилме, убеждали меня в существовании иной правды.

Для меня просто не существовало никаких других вариантов.

Аэропорт Инчхона находился далеко за пределами города, на прибрежных островах. Было жарко, хотя, возможно, для этих мест погода была обычной. Внизу, под нашим многоярусным шоссе, кипела жизнь – мы проезжали какие-то сады, кучки домов, предприятий. Компактность, слаженность, и, пожалуй, аскетизм. Надписи везде были дублированы на английском – но мне-то что, я не разбирался в местной географии.

Таксист должен был привезти меня к мастерской Хун Тина. Только его адрес был у Чжана. Я был этому рад – как не симпатичен мне был весельчак Сун Сок, но Хун Тин, казалось, лучше меня поймет.

Его мастерская находилась вдали от центра Инчхона, на одной из улиц старой, еще довоенной, застройки. Дом был узким и казался зажатым между соседними зданиями. На первом этаже был магазинчик. Рядом с ним свежей краской сверкала красная железная дверь с глазком. Я позвонил.

Раздались шаги. Я огляделся. Кто-то смотрел на меня, но в остальном люди просто шли мимо по своим делам. У обочины торговали какой-то снедью. Неподалеку в куче мусора копошились нищие.

За спиной лязгнул замок. Я повернулся и замер – ожидал-то я увидеть Хун Тина, а не Таню.

– Привет, – сказала она без тени удивления. – Вот так сюрприз.

– Я…

– Заходи.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Студия Хун Тина занимала два верхних этажа. Таня провела меня внутрь, плотно прикрыв дверь. Я с любопытством огляделся. Листы ватмана, краски, какие-то запыленные рамы в углу, непомерно раздутые шкафы… Возле лестницы на третий этаж стоял низенький диван, рядом под стать ему столик с ноутбуком. С другой стороны я заметил кальян.

Аскетизм и удобство.

– Присаживайся, – Таня указала мне на диван. – Будешь что-то пить?

– Спасибо.

– Ты по делу? – она протянула мне банку колы.
м– Да. Вообще-то я к Хун Тину.

– Его сейчас нет.

Она посмотрела вокруг, словно приглашая меня удостовериться, что это действительно так. Ее вежливое равнодушие было потрясающим по качеству. В другой раз я бы восхитился, сейчас же это меня раздражало.

– Я ищу Вилму.

Она посмотрела на меня.

– Да, она была здесь.

– Давно?

– Не очень.

– А сейчас она где?

– Здесь ее нет.

– Послушай, – я поставил открытую банку на столик. – Я не понимаю, в чем дело. Произошла ужасная ошибка, я просто хочу найти ее и извиниться… и объяснить все. А ты видимо совсем не хочешь помочь. Почему?

Она вздохнула и внимательно посмотрела мне в глаза.

– Ей очень больно. Она предполагала, что ты приедешь сюда. И просила не говорить ничего.

– Почему?

– Ты ведь не маленький, Маркус. Должен понимать.

Я покачал головой.

– Мне тоже очень плохо. Я совершил ошибку. И я знаю, что Вилме очень тяжело. Она – сложный человек, но… – тут я не смог придумать ничего, чтобы продолжить фразу. И просто добавил: – Я люблю ее.

– Я знаю, – тихо сказала она.

– Тогда почему…

– Я тоже люблю ее, Маркус. Но ты ей не нужен. Я это знаю.

– Как ты можешь за нас решать… – прошептал я.

– Это не мое решение.

Я молчал.

– У меня для тебя кое-что есть.

Это была фотография. Отпечатанная на толстой бумаге, черно-белая, словно стилизованная под старинные снимки. На ней были изображены трое людей на фоне моря. В центре – улыбающаяся Вилма в длинном сером пальто, опирающаяся на огромные костыли. Они были настолько большие, что ее ноги не доставали до земли. С боков ее поддерживали Таня и Хун Тин. Все трое улыбались в камеру, глаза Вилмы светились теплом и нежностью… Я вернул снимок Тане.

– Не могу.

Она кивнула.

– Мне больше нечем тебе помочь.

У двери я обернулся и задал последний вопрос:

– Она любила меня?

– Она тебя любила.