Семнадцать с половиной сентиментальных историй про любовь, смерть, еду и каннибализм

Он повадился ко мне ходить, этот заезжий молодчик. Увлекшись, сначала бывал едва ли не каждый день. Развлекал разговором, не боялся дотрагиваться до меня, и вот уже несколько раз наши губы встречались.

Я знала, что все будет как всегда, но лето покуда тянулось. С рассветом или под вечер он появлялся у меня на болоте. Мои мертвецы судачили о нем, и мне нравилось в его отсутствие с ними его обсуждать. Я привыкла на все им говорить «да нет, он хороший», хотя все мы видели уже такую картину не раз.

Я и ему говорила что-то, а он все твердил, до чего я особенная и что он ни к кому подобного не испытывал. Конечно, откуда ему прежде было взять в городе женщину с зелеными волосами?

Все продолжалось, но я знала, вот подойдет к концу лето – осенью в этих краях тоска смертная. Мои мертвецы сами, посмеиваясь, любят так говорить. Он продолжал у меня бывать, но, кажется, чуточку реже, и сердце мое сжималось. Я видела, как желтеют уже на деревьях листья.

Можно долго было еще ждать его слов, но вот… «скоро осень», – однажды прошептала я.

Он изменился в лице, но промолчал.

– Ты можешь остаться здесь, – как можно мягче продолжила я. – Если сделаешь это добровольно, ты станешь таким же. Здесь чудесно и осенью, и зимой, не верь никому.

Я видела, что он задумался.

– Ты понимаешь…

– Понимаю, ты родился и вырос в городе. Тебе дико и непривычно. Но если в твоем сердце довольно любви – ты говорил ведь, что любишь – ты можешь унести меня в своем сердце. Я не могу жить без воды, но там мне будет удобно. И я буду только с тобой. Если ты позовешь – я готова согласиться на это.

Я посмотрела ему в глаза, но он пытался их спрятать. Пробормотав что-то невнятное, он ушел, сказал только, что ему нужно подумать. Все уже было ясно как день, но я места себе не находила. И он действительно пришел еще раз. Бледный и какой-то измученный.

Стал говорить, что он городской житель, что мой дом здесь, что да, в начале лета он нечто ко мне испытывал, но теперь уже ни в чем не уверен, что мне лучше забыть его, потому что он не стоит того, чтоб ради него жертвовать всем. Слова, слова, много слов. Кажется, там, вдали отсюда, это было его профессией.

– Я могла бы просто заманить тебя в трясину – точно как их, – и я сделала широкий жест, намекая на моих мертвецов; конечно, он их не видел, но понимал, что они где-то есть (мне показалось или он вздрогнул), в самом деле, все они либо старые, либо местные – те, от кого никакого толку. – Но ты знаешь: я не сделаю этого.

В конце концов, он ушел. Раз и навсегда. Я тосковала. Еще из-за этого не люблю осень. Каждый раз одно и то же, но каждый из них по-своему обаятелен, каждый находит что-то новое, чтобы сначала убеждать меня, но я ведь вижу, как они и сами ко мне привязываются.

Не знаю, что происходит с ними потом в городе, но, кажется, не все забывают обо мне так уж быстро. Говорят – ох, не спрашивайте, откуда я это знаю – один сам до того скучал, что принялся пить, да и сверзился как-то ночью с моста в реку. Утонул. Смех. Жаль только, та вода далеко от моей воды и им не встретиться.

Но вот новая осень и еще один ушел, чтобы не возвращаться. Горсть болотных огней ему в голову – все мужчины такие трусы!