Диккенс. "Большие ожидания". Особенности.

«Dear me!» said Mr. Pocket, Junior. «This door sticks so!»

– Вот несчастье! – сказал мистер Покет-младший. – Дверь заело.

As he was fast making jam of his fruit by wrestling with the door while the paper-bags were under his arms, I begged him to allow me to hold them. He relinquished them with an agreeable smile, and combated with the door as if it were a wild beast.

Крепко прижав к себе локтями пакеты, он вступил в единоборство с дверью, и так как ягоды на моих глазах превращались в кисель, я предложил подержать их. Он с милой улыбкой протянул мне пакеты и схватился с дверью, словно это был дикий зверь.

It yielded so suddenly at last, that he staggered back upon me, and I staggered back upon the opposite door, and we both laughed.

Она подалась так неожиданно, что он отлетел на меня, а я отлетел к двери напротив, и мы оба рассмеялись.

...this nurse picked up Mrs. Pocket's handkerchief, and said,

Затем та же нянька подняла с земли носовой платок миссис Покет и сказала:

«If that don't make six times you've dropped it, Mum!»

– Не иначе как шестой раз роняете, мэм!

Upon which Mrs. Pocket laughed and said, «Thank you, Flopson,» and settling herself in one chair only, resumed her book. Her countenance immediately assumed a knitted and intent expression as if she had been reading for a week, but before she could have read half a dozen lines, she fixed her eyes upon me, and said,

На что миссис Покет рассмеялась и, сказав: «Спасибо, Флопсон», уселась поудобнее, теперь уже только в одном кресле, и снова погрузилась в чтение. Лицо её тотчас приняло выражение внимательное и сосредоточенное, будто она целую неделю не отрывалась от книги, но, не прочтя и десяти строк, она вдруг посмотрела на меня и спросила:

«I hope your mamma is quite well?»

– Матушка ваша, надеюсь, здорова?

This unexpected inquiry put me into such a difficulty that I began saying in the absurdest way that if there had been any such person I had no doubt she would have been quite well and would have been very much obliged and would have sent her compliments, when the nurse came to my rescue.

Этот неожиданный вопрос привёл меня в страшное замешательство, и я уже начал плести какую-то чушь вроде того, что, если бы у меня была матушка, она, конечно, была бы совершенно здорова и очень признательна за внимание и просила бы передать привет [Пип был с детства сиротой], но тут на выручку мне пришла всё та же нянька.

«Well!» she cried, picking up the pocket-handkerchief, «if that don't make seven times! What ARE you a doing of this afternoon, Mum!»

– Ну вот! – вскричала она, поднимая носовой платок. – Это уже седьмой раз. И что это с вами сегодня, мэм!

Mrs. Pocket received her property, at first with a look of unutterable surprise as if she had never seen it before, and then with a laugh of recognition, and said, «Thank you, Flopson,» and forgot me, and went on reading.

Миссис Покет взяла платок, поглядела на него в неизъяснимом изумлении, словно никогда раньше не видела, потом признала и рассмеялась, сказала: «Спасибо, Флопсон», и, забыв обо мне, углубилась в книгу.

It was interesting to be in the quiet old town once more, and it was not disagreeable to be here and there suddenly recognized and stared after.

Занятно было снова пройтись по тихому старому городку, и не было ничего неприятного в том, что время от времени кто-нибудь вдруг узнавал меня и глядел мне вслед.

...

...

Casting my eyes along the street at a certain point of my progress, I beheld Trabb's boy approaching, lashing himself with an empty blue bag. Deeming that a serene and unconscious contemplation of him would best beseem me, and would be most likely to quell his evil mind, I advanced with that expression of countenance, and was rather congratulating myself on my success, when suddenly the knees of Trabb's boy smote together, his hair uprose, his cap fell off, he trembled violently in every limb, staggered out into the road, and crying to the populace, «Hold me! I'm so frightened!» feigned to be in a paroxysm of terror and contrition, occasioned by the dignity of my appearance. As I passed him, his teeth loudly chattered in his head, and with every mark of extreme humiliation, he prostrated himself in the dust.

Оглядывая улицу, я вдруг увидел, что мальчишка Трэбба направляется мне навстречу, подстёгивая себя порожним синим мешком. Полагая, что мне более всего приличествует окинуть его невозмутимо-равнодушным взором, рассчитанным к тому же на обуздание его не в меру озорного нрава, я придал своему лицу вышеописанное выражение и уже готов был поздравить себя с успехом, как вдруг колени у мальчишки Трэбба подогнулись, волосы встали дыбом, шапка слетела с головы, и он, шатаясь и дрожа, сбежал на мостовую, где с криком: «Держите меня! Я боюсь!» – забился в притворном припадке, словно сражённый и уничтоженный моим великолепием. Когда же я поравнялся с ним, он громко застучал зубами и униженно распростёрся в пыли.

This was a hard thing to bear, but this was nothing. I had not advanced another two hundred yards when, to my inexpressible terror, amazement, and indignation, I again beheld Trabb's boy approaching. He was coming round a narrow corner.

Это было трудно перенести, но это ещё были только цветочки. Не прошёл я и двухсот шагов, как, к невыразимому своему удивлению, негодованию и ужасу, опять увидел впереди мальчишку Трэбба. Он вышел мне навстречу из-за угла.

His blue bag was slung over his shoulder, honest industry beamed in his eyes, a determination to proceed to Trabb's with cheerful briskness was indicated in his gait.

Синий мешок он нёс на плече, глаза выражали честность и трудолюбие, энергическая походка свидетельствовала о неукоснительном намерении проследовать прямо на работу в хозяйскую лавку.

With a shock he became aware of me, and was severely visited as before; but this time his motion was rotatory, and he staggered round and round me with knees more afflicted, and with uplifted hands as if beseeching for mercy. His sufferings were hailed with the greatest joy by a knot of spectators, and I felt utterly confounded.

Завидев меня, он словно прирос к месту, а потом на него опять накатило; но теперь он совершал вращательное движение – шатаясь, описывал вокруг меня круги, и его согнутые колени и воздетые руки словно молили о пощаде. Кучка прохожих приветствовала его мучения радостными возгласами, а я не знал, куда деваться от конфуза.

I had not got as much further down the street as the post-office, when I again beheld Trabb's boy shooting round by a back way. This time, he was entirely changed. He wore the blue bag in the manner of my great-coat, and was strutting along the pavement towards me on the opposite side of the street, attended by a company of delighted young friends to whom he from time to time exclaimed, with a wave of his hand, «Don't know yah!»

Не успел я после этого дойти до почты, как мальчишка Трэбба снова выскочил на меня из какой-то засады. Теперь он был неузнаваем: синий мешок небрежно свисал с его плеча наподобие моей шинели, и он, гордо выступая, двигался мне навстречу по другому тротуару в сопровождении целой оравы восхищённых приятелей, которым время от времени заявлял, величественно помахивая рукой: «Я вас не знаю!»

With his good honest face all glowing and shining, and his hat put down on the floor between us, he caught both my hands and worked them straight up and down, as if I had been the last-patented Pump.

Доброе, открытое его лицо так и сияло от радости, когда он, положив шляпу на пол между нами, схватил меня за обе руки и стал без конца поднимать и опускать их, словно я был новейшей системы насосом.

By and by, I noticed Wemmick's arm beginning to disappear again, and gradually fading out of view. Shortly afterwards, his mouth began to widen again. After an interval of suspense on my part that was quite enthralling and almost painful, I saw his hand appear on the other side of Miss Skiffins.

Вскоре рука Уэммика опять двинулась в путь и постепенно исчезла из виду, а вслед за этим стал опять растягиваться его рот. Я застыл в напряженном, почти томительном ожидании и перевёл дух, лишь когда рука его показалась по другую сторону мисс Скиффинс.

Instantly, Miss Skiffins stopped it with the neatness of a placid boxer, took off that girdle or cestus as before, and laid it on the table. Taking the table to represent the path of virtue, I am justified in stating that during the whole time of the Aged's reading, Wemmick's arm was straying from the path of virtue and being recalled to it by Miss Skiffins.

Мгновенно мисс Скиффинс перехватила её с ловкостью и хладнокровием боксёра, как и в первый раз, сняла с себя этот Венерин пояс и положила на стол. Если приравнять стол к стезе добродетели, то не будет ошибкой сказать, что в течение всего времени, пока Престарелый читал газету, рука Уэммика отклонялась от стези добродетели, а мисс Скиффинс возвращала её обратно.

«I am glad to see you, Joe. Give me your hat.»

– Я рад тебя видеть, Джо. Давай сюда свою шляпу.

But Joe, taking it up carefully with both hands, like a bird's-nest with eggs in it, wouldn't hear of parting with that piece of property, and persisted in standing talking over it in a most uncomfortable way.

Но Джо, подобравший её с пола обеими руками осторожно, как гнездо с яйцами, и слышать не хотел о том, чтобы с нею расстаться, а продолжал говорить, неловко держа её перед собой.

...

...

Joe, being invited to sit down to table, looked all round the room for a suitable spot on which to deposit his hat, – as if it were only on some very few rare substances in nature that it could find a resting place, – and ultimately stood it on an extreme corner of the chimney-piece, from which it ever afterwards fell off at intervals.

Джо в ответ на приглашение к столу стал оглядывать комнату, выискивая, куда бы пристроить свою шляпу, – словно во всей вселенной было считанное число предметов, достойных служить ей местом отдохновения, – и в конце концов поставил её на самый край каминной полки, откуда она и падала время от времени до самого его ухода.

The royal phantom also carried a ghostly manuscript round its truncheon, to which it had the appearance of occasionally referring, and that too, with an air of anxiety and a tendency to lose the place of reference which were suggestive of a state of mortality. It was this, I conceive, which led to the Shade's being advised by the gallery to «turn over!» – a recommendation which it took extremely ill.

[представление «Гамлета» в провинциальном театре] жезл августейшего духа был обёрнут неким потусторонним манускриптом, к которому он время от времени обращался, выказывая при этом изрядное беспокойство и то и дело теряя нужное место, совсем как обыкновенный смертный. Этим, вероятно, и был вызван раздавшийся с галерки совет: «Погляди на обороте!», который его очень обидел.

As I had asked for a night-light, the chamberlain had brought me in, before he left me, the good old constitutional rushlight of those virtuous days. – an object like the ghost of a walking-cane, which instantly broke its back if it were touched, which nothing could ever be lighted at, and which was placed in solitary confinement at the bottom of a high tin tower, perforated with round holes

Я попросил, чтобы мне дали ночник, и коридорный, прежде чем удалиться, принёс мне безыскусственное изделие тех добрых старых дней – тростниковую свечу. Предмет этот, представлявший собою некий призрак тросточки, при малейшем прикосновении ломался пополам, от него ничего нельзя было зажечь, и пребывал он в одиночном заключении на дне высокой жестяной башни с прорезанными в ней круглыми отверстиями

The brother, who had left his chair to open a piano that stood in the room, and who had whistled into it and shut it up again,

брат, встав со своего места, подошёл к стоявшему в углу фортепьяно, раскрыл его, свистнул в него и снова закрыл;

now came strolling back to the fire with his glass in his eye. He was dressed in the very fullest and completest travelling trim. The world seemed hardly large enough to yield him an amount of travel proportionate to his equipment

после чего, вставив в глаз монокль, небрежной походкой вернулся к камину. На нём было дорожное платье с таким количеством карманов и приспособлений, что при взгляде на него являлась мысль – не слишком ли тесен наш мир для путешественника, обладающего столь совершенной экипировкой

Mr Pancks was making a very porcupine of himself by sticking his hair up in the contemplation of this state of account

Слушая миссис Плорниш, мистер Панкс всё сильней и сильней ерошил себе пятернёй волосы, – так что сделался похож на дикобраза

This poetical heightening of the parlour consisted in the wall being painted to represent the exterior of a thatched cottage; the artist having introduced (in as effective a manner as he found compatible with their highly disproportionate dimensions) the real door and window. The modest sunflower and hollyhock were depicted as flourishing with great luxuriance on this rustic dwelling, while a quantity of dense smoke issuing from the chimney indicated good cheer within, and also, perhaps, that it had not been lately swept.

Художественный эффект замысла состоял в том, что живописец изобразил на стене фасад хижины с тростниковой крышей, дверь и окно которой приходились на месте настоящих двери и окна (понадобилось, правда, несколько искусственно подогнать размеры, не считаясь с пропорциями). Вокруг этого сельского приюта пышно цвели подсолнечник и мальва, а густой дым, валивший из трубы, свидетельствовал об изобилии, а быть может, и о том, что трубу пора прочистить.

...

...

No Poetry and no Art ever charmed the imagination more than the union of the two in this counterfeit cottage charmed Mrs Plornish.

Никогда ещё Поэзия или Живопись не пленяли так человеческое воображение, как эта бутафорская хижина, бесхитростное воплощение того и другого, пленяла воображение миссис Плорниш.

It was nothing to her that Plornish had a habit of leaning against it as he smoked his pipe after work, when his hat blotted out the pigeon-house and all the pigeons, when his back swallowed up the dwelling, when his hands in his pockets uprooted the blooming garden and laid waste the adjacent country

Нужды нет, что, когда Плорниш по своей привычке прислонялся к стене, чтобы выкурить трубку после работы, его шляпа загораживала и голубятню и голубей, спина скрывала из виду весь фасад, а руки, заложенные в карманы, уничтожали цветы в саду и опустошали окрестность

It is not half as innocent a thing as it looks, that shaking little pieces of carpet – at least, there may be no great harm in the shaking, but the folding is a very insidious process.

Далеко не такое невинное занятие, каким оно кажется, – это выколачивание ковриков; быть может, самое выколачивание и не грозит большой бедой, но складывание – очень коварный процесс.

So long as the shaking lasts, and the two parties are kept the carpet's length apart, it is as innocent an amusement as can well be devised; but when the folding begins, and the distance between them gets gradually lessened from one half its former length to a quarter, and then to an eighth, and then to a sixteenth, and then to a thirty–second, if the carpet be long enough, it becomes dangerous.

Пока длится выколачивание и оба участника находятся на расстоянии, равном длине ковра, это самая невинная забава, какую только можно придумать; но когда начинается складывание и расстояние между ними уменьшается постепенно с половины его прежней длины до одной четверти, а затем до одной восьмой, а затем до одной шестнадцатой, а затем до одной тридцать второй, если ковер достаточно длинен, – забава становится опасной.

We do not know, to a nicety, how many pieces of carpet were folded in this instance, but we can venture to state that as many pieces as there were, so many times did Sam kiss the pretty housemaid.

Мы точно не знаем, сколько ковриков было сложено в данном случае, но смеем сказать, что, сколько бы их ни было, ровно столько раз Сэм поцеловал хорошенькую горничную

Mr. Winkle responded with a forced smile, and took up the spare gun with an expression of countenance which a metaphysical rook, impressed with a foreboding of his approaching death by violence, may be supposed to assume. It might have been keenness, but it looked remarkably like misery

Мистер Уинкль ответил принуждённой улыбкой и взял готовое [заряженное] ружьё с таким выражением лица, которое скорее приличествовало бы грачу, терзаемому предчувствием насильственной смерти. Это могла быть и охотничья страсть, но она почему-то разительно смахивала на уныние

«Why, damme, it's in the child!» said the father... «...it's the necklace; I swallowed it, father.» The father caught the child up, and ran with him to the hospital; the beads in the boy's stomach rattling all the way with the jolting; and the people looking up in the air, and down in the cellars, to see where the unusual sound came from. He's in the hospital now,' said Jack Hopkins, ‘and he makes such a devil of a noise when he walks about, that they're obliged to muffle him in a watchman's coat, for fear he should wake the patients

«Ах, чёрт подери, да ведь это у него внутри!» – воскликнул отец... – «Это бусы, я их проглотил». Отец схватил ребёнка на руки и побежал с ним в больницу. Бусины в желудке у мальчика тарахтели всю дорогу от тряски, и люди смотрели на небо и заглядывали в погреба, чтобы узнать, откуда доносятся эти необыкновенные звуки. Теперь ребенок в больнице и такой поднимает шум, когда двигается, что пришлось завернуть его в куртку сторожа, чтобы он не будил больных!