"Мечтания одинокого прогульщика" Руссо

[нравственность] Cette morale, purement offensive, ne sert point à la défense et n'est bonne qu'à l'agression.

[Есть] нравственные правила, чисто наступательные, не могут служить для защиты и пригодны только для нападения.

[терпенье, кротость, смирение, честность] Mais la patience, la douceur, la résignation, l'intégrité, la justice impartiale sont un bien qu'on emporte avec soi, et dont on peut s'enrichir sans cesse, sans craindre que la mort même nous en fasse perdre le prix.

А терпенье, кротость, смирение, честность, беспристрастная справедливость – это блага, которые уносят с собой и которыми можно обогащаться беспрестанно, не опасаясь, чтобы сама смерть могла уничтожить их ценность для нас.

[нравственность] Cette... question est très décidée, je le sais bien; négativement dans les livres, où la plus austère morale ne coûte rien à l'auteur, affirmativement dans la société où la morale des livres passe pour un bavardage impossible à pratiquer. Laissons donc ces autorités qui se contredisent, et cherchons par mes propres principes à résoudre pour moi ces questions.

[Нравственный] вопрос отчётливо разрешен, я хорошо это знаю: отрицательно разрешён в книгах, где самая суровая нравственность ничего не стоит автору, и положительно – в обществе, где книжная нравственность считается неосуществимой на практике болтовнёй. Оставим же эти авторитеты, которые друг другу противоречат, и постараемся на основе своих собственных принципов разрешить эти вопросы для себя.

La vérité générale et abstraite est le plus précieux de tous les biens. Sans elle l'homme est aveugle; elle est l'oeil de la raison. C'est par elle que l'homme apprend à se conduire, à être ce qu'il doit être, à faire ce qu'il doit faire, à tendre à sa véritable fin. La vérité particulière et individuelle n'est pas toujours un bien, elle est quelquefois un mal, très souvent une chose indifférente.

Общая и отвлеченная истина – самое драгоценное из всех благ. Без неё человек слеп; она – око разума. Это она научает человека правильно нести себя, быть тем, кем он должен быть, делать то, что он должен делать, идти к настоящей своей цели. Истина частная и индивидуальная – не всегда благо; иногда она – зло, очень часто – нечто безразличное.

NB: Как видим, Руссо под истиной понимает не только её научный аспект: соответствие неких представлений наблюдаемым фактам, но и то, что формирует поведение человека.

Les choses qu'il importe à un homme de savoir et dont la connaissance est nécessaire à son bonheur ne sont peut-être pas en grand nombre; mais en quelque nombre qu'elles soient elles sont un bien qui lui appartient, qu'il a droit de réclamer partout où il le trouve, et dont on ne peut le frustrer sans commettre le plus inique de tous les vols, puisqu'elle est de ces biens communs à tous dont la communication n'en prive point celui qui le donne.

Вещей, которые человеку важно знать и знание которых необходимо для его счастья, может быть, не так много; но, сколько бы их ни было, они являются его собственным достоянием; он вправе требовать его всюду, где оно ему попадется, и его нельзя лишить этого достояния, не совершая самого очевидного воровства, – поскольку оно – из тех общих всем благ, передача которых ничего не отнимает у того, кто их даёт.

[правда и ложь] si l'obligation de dire la vérité n'est fondée que sur son utilité, comment me constituerai-je juge de cette utilité? Très souvent l'avantage de l'un fait le préjudice de l'autre, l'intérêt particulier est presque toujours en opposition avec l'intérêt public.

Если обязанность говорить правду основана только на её полезности, как могу я стать судьёй этой полезности? Очень часто выгода одного составляет невыгоду другого, а частный интерес почти всегда находится в противоречии с интересом общественным.

Faut-il sacrifier l'utilité de l'absent à celle de la personne à qui l'on parle? Faut-il taire ou dire la vérité qui profitant à l'un nuit à l'autre? Faut-il peser tout ce qu'on doit dire à l'unique balance du bien public ou à celle de la justice distributive, et suis-je assuré de connaître assez tous les rapports de la chose pour ne dispenser les lumières dont je dispose que sur les règles de l'équité?

Следует ли жертвовать пользой отсутствующего ради пользы того, с кем говоришь? Следует ли утаивать или говорить истину, которая, принося пользу одному, вредит другому? Следует ли взвешивать все, что предстоит сказать, на одних только весах общественного блага, или же на весах уравнительного беспристрастия, и могу ли я быть вполне уверен, что достаточно знаю все отношения данного предмета, что сообщаю имеющиеся у меня сведения исключительно в интересах справедливости?

[истина] Partout où la vérité est indifférente 'erreur contraire est indifférente aussi, d'où il suit qu'en pareil cas celui qui trompe en disant le contraire de la vérité n est pas plus injuste que celui qui trompe en ne la déclarant pas; car en fait de vérités inutiles, l'erreur n'a rien de pire que ignorance. Que je croie le sable qui est au fond de la mer blanc ou rouge cela ne m importe pas plus que d'ignorer de quelle couleur il est.

Всюду, где истина безразлична, так же безразлично и противоположное ей заблуждение; откуда следует, что в подобном случае тот, кто обманывает, говоря нечто обратное истине, поступает не более несправедливо, чем тот, кто обманывает, не объявляя о ней, – так как в отношении истин бесполезных заблужденье не заключает в себе ничего худшего, чем неведение. Буду ли я считать, что песок на дне морском белый или красный, это так же не важно, как вовсе не знать, какого он цвета.

[правда и ложь] Si je ne fais aucun tort à un autre en le trompant, s'ensuit-il que je ne m'en fasse point à moi-même, et suffit-il de n'être jamais injuste pour être toujours innocent?

Если я не причиняю никакого ущерба другим, обманывая их, следует ли отсюда, что я не причиняю ущерба и самому себе, и достаточно ли никогда не совершать несправедливости, чтобы быть всегда невинным?

[разум и чувство] Dans toutes les questions de morale difficiles… je me suis toujours bien trouvé de les résoudre par le dictamen de ma conscience, plutôt que par les lumières de ma raison. Jamais l'instinct moral ne m'a trompé: il a gardé jusqu'ici sa pureté dans mon coeur assez pour que je puisse m'y confier, et s'il se tait quelquefois devant mes passions dans ma conduite, il reprend bien son empire sur elles dans mes souvenirs.

Относительно всех трудных нравственных вопросов я всегда убеждался, что их лучше решать по указаниям совести, а не на основе требований просвещённого разума. Никогда нравственный инстинкт не обманывал меня: до сих пор он хранил в моем сердце достаточную чистоту, чтобы я мог на него положиться; и если он иногда и умолкает и страсти влияют на моё поведение, то во всяком случае он восстанавливает свою власть над ними в моих воспоминаниях.

[Намеренье и поступок] Juger des discours des hommes par les effets qu'ils produisent, c'est souvent mal les apprécier. Outre que ces effets ne sont pas toujours sensibles et faciles à connaître, ils varient à l'infini comme les circonstances dans lesquelles ces discours sont tenus. Mais c'est uniquement l'intention de celui qui les tient qui les apprécie et détermine leur degré de malice ou de bonté.

Судить о людских речах по вызванным ими последствиям часто значит плохо их оценивать. Помимо того, что последствия эти не всегда уловимы и нелегко распознаваемы, они бесконечно разнообразны, как и обстоятельства, в которых произносятся эти речи. Намеренье говорящего – вот что единственно устанавливает их цену и определяет степень их зла или добра.

[Истина и справедливость] Justice et vérité sont dans son esprit deux mots synonymes qu'il prend l'un pour l'autre indifféremment. La sainte vérité que son coeur adore ne consiste point en faits indifférents et en noms inutiles, mais à rendre fidèlement à chacun ce qui lui est dû aux choses qui sont véritablement siennes, en imputations' bonnes ou mauvaises, en rétributions d'honneur ou de blâme, de louange ou d'improbation.

Истина и справедливость в сознании справедливого человека – два синонима, и он пользуется одним вместо другого без различия. Святая истина, которую боготворит его сердце, заключается не в безразличных фактах и пустых наименованиях, а в том, чтобы правдиво отдать каждому должное, всё, что действительно принадлежит человеку из того, что ему приписывается хорошего или дурного, из воздаваемых почестей или порицаний, похвал или хулы.

[делать добро] Je sais et je sens que faire du bien est le plus vrai bonheur que le coeur humain puisse goûter; mais il y a longtemps que ce bonheur a été mis hors de ma portée, et ce n'est pas dans un aussi misérable sort que le mien qu'on peut espérer de placer avec choix et avec fruit une seule action réellement bonne.

Я знаю и чувствую, что делать добро – самое истинное счастье, какое только может быть ведомо человеческому сердцу; но уже давно это счастье сделали для меня недоступным, и не в таком жалком положении, как моё, можно надеяться совершить разумно и с пользой хоть один действительно добрый поступок.

[любовь] Et de quel droit prétendez-vous être aimée aujourd’hui parce que vous l’étiez hier ? Gardez donc le même visage, le même âge, la même humeur, soyez toujours la même, et l’on vous aimera toujours, si l’on peut. Mais changer sans cesse, et vouloir toujours qu’on vous aime, c’est vouloir qu’à chaque instant on cesse de vous aimer ; ce n’est pas chercher des cœurs constants, c’est en chercher d’aussi changeants que vous.

И на каком основании вы думаете, что сегодня вас будут любить, только потому, что любили вчера? Пусть у вас будет то же лицо, тот же возраст, тот же характер; оставайтесь таким всегда, и вас всегда будут любить. Но это возможно? Изменяясь без конца и желать при этом, чтобы вас любили, это хотеть, чтобы каждый момент вас переставали любить; это значит не искать постоянства в любящем сердце, а хотеть, чтобы оно изменялось в унисон с вашим.

L'amour de soi-même est un sentiment naturel qui porte tout animal à veiller à sa propre conservation et qui dirigé dans l'homme par la raison et modifié par la pitié, produit l'humanité et la vertu.

L'amour propre n'est qu'un sentiment relatif, factice et né dans la société, qui porte chaque individu à faire plus de cas de soi que de tout autre, qui inspire aux hommes tous les maux qu'ils se font mutuellement et qui est la véritable source de l'honneur.

Любовь к себе – чувство весьма естественное, которое гнездится во всяком животном, чтобы и себя не забыть, и потомство обеспечить. Этим же чувством руководствуется и человек, лишь чуток модифицируя его резоном и сочувствием, продуцированными гуманностью и добродетелью.

Любовь же к ближнему – это относительное, рождённое воображением и обществом, которое доводит человека в большем, чем необходимо, случаев думать о себе, чем о другом. Это чувство инспирирует людей на всевозможные гадости, которые они делают себе взаимно. Но оно же подлинный источник чести.

Le bonheur est un état permanent qui ne semble pas fait ici-bas pour l'homme. Tout est sur la terre dans un flux continuel qui ne permet à rien d'y prendre une forme constante. Tout change autour de nous. Nous changeons nous-mêmes et nul ne peut s'assurer qu'il aimera demain ce qu'il aime aujourd'hui. Ainsi tous nos projets de félicité pour cette vie sont des chimères.

Счастье, как перманентное состояние, не для нашего мира. Всё в мире течёт и изменяется, и ничему не позволено принять постоянную форму. И мы подвластны общему закону, и никто не может быть уверенным, что завтра он будет любить то же, что и сегодня. А значит, и все проспекты на счастье в этой жизни – сплошные химеры.

Nos passions naturelles sont très bornées ; elles sont les instruments de notre liberté, elles tendent à nous conserver. Toutes celles qui nous subjuguent et nous détruisent nous viennent d’ailleurs ; la nature ne nous les donne pas, nous nous les approprions à son préjudice.

Наши натуральные стремления весьма ограничены; они поводыри нашей свободы, они хотят нас охранить. А те, которые стремятся нас подчинить, они приходят извне. Природа нам их не дала, мы присваиваем их себе сами вопреки ей.

L’amour de soi-même est toujours bon, et toujours conforme à l’ordre. Chacun étant chargé spécialement de sa propre conservation, le premier et le plus important de ses soins est et doit être d’y veiller sans cesse.

Любовь к самому себе всегда вещь хорошая и всегда сообразуется с универсальным порядком вещей. Поскольку каждому врождённо самосохранение, первый и наиболее важный долг человека это блюсти этот закон прежде всего.

…

Un enfant est donc naturellement enclin à la bienveillance, parce qu’il voit que tout ce qui l’approche est porté à l’assister… mais, à mesure qu’il étend ses relations, ses besoins, ses dépendances actives ou passives, le sentiment de ses rapports à autrui s’éveille, et produit celui des devoirs et des préférences. Alors l’enfant devient impérieux, jaloux, trompeur, vindicatif.

Ребёнок по природе склонен к доброжелательству, ибо он видит, что всё то, что его окружает, стремится ему помочь… Но по мере расширения его связей с этим миром, его забот, требований вольных или невольных, это чувство связи с другими людьми пробуждает в нем чувства долга и предпочтений. И он становится требовательным, ревнивым, мстительным.

J’avoue qu’on nous apprend à dire que Dieu est partout : mais nous croyons aussi que l’air est partout, au moins dans notre atmosphère ; et le mot esprit, dans son origine, ne signifie lui-même que souffle et vent.

Это факт, что мы привыкли говорить: Бог есть везде, но мы также верим, что и воздух есть везде, по крайней мере, в атмосфере; однако поскольку слово по своему происхождению это выдох, то и значит оно не больше, чем выдох или ветер.

Nos passions sont les principaux instruments de notre conservation : c’est donc une entreprise aussi vaine que ridicule de vouloir les détruire ; c’est contrôler la nature, c’est réformer l’ouvrage de Dieu.

Наши страсти – это главные инструменты, чтобы нас охранять. Это предприятие настолько же напрасное, насколько и глупое, пытаться их избежать. Это было бы равносильно контролю над природой, это было бы исправлением творения рук Бога.

Si Dieu disait à l’homme d’anéantir les passions qu’il lui donne, Dieu voudrait et ne voudrait pas ; il se contredirait lui-même. Jamais il n’a donné cet ordre insensé, rien de pareil n’est écrit dans le cœur humain ; et ce que Dieu veut qu’un homme fasse, il ne le lui fait pas dire par un autre homme, il le lui dit lui-même, il l’écrit au fond de son cœur.

Если Бог и говорил человеку умерять порывы тех страстей, которыми он его наделил, он это говорил и он этого не говорил, он уже как бы сам запутался наедине с самим собой. А по-моему, так он никогда не устанавливал такого глупого порядка, ничего подобного не записано в человеческом сердце. То, что Бог хочет от человека, это не то, что ему может сказать другой человек, а то, что записано в самом сердце человека.

[о природе религии] Le sentiment de notre action sur les autres corps a dû d’abord nous faire croire que, quand ils agissaient sur nous, c’était d’une manière semblable à celle dont nous agissons sur eux. Ainsi l’homme a commencé par animer tous les êtres dont il sentait l’action.

Ощущение нашего воздействия на другие тела заставляет нас думать, что и другие тела воздействуют на нас похоже тому, как и мы воздействуем на них. С этого человек начинает одушевлять все сущности, воздействие которых он чувствует на своей шкуре.

il n’y a pas un moment à perdre pour mériter le salut éternel : mais si, pour l’obtenir, il suffit de répéter certaines paroles, je ne vois pas ce qui nous empêche de peupler le ciel de sansonnets et de pies, tout aussi bien que d’enfants… L’obligation de croire en suppose la possibilité.

Нельзя терять ни секунды, чтобы заслужить вечное спасение; но непонятно, если, чтобы его достичь, достаточно повторять известные слова, почему мы не населяем небеса не только ребятишками, но и попугаями… Обязывание верить предполагает обладание возможностью это делать.

Moins on lui parlait de Dieu, moins on souffrait qu’il en parlât lui-même, et plus il s’en occupait : cet enfant voyait Dieu partout.

Меньше говорите человеку о Боге, меньше позволяйте ему болтать о нём, но пусть он больше сам думает о нём, этот человек увидит, что Бог, он повсюду.