Геометрия Ночи

От редактора

 

Не буду вводить читателей в заблуждение и утверждать, что всё мною прочитанное из присланного Камилем Дадаевым есть «хорошо». Конечно же, нет. До 2020 года я работал в изданиях, в которых публиковались лучшие писатели России (московская газета «Слово», сборник лучшей поэзии России «Глагол»), поэтому требования у меня к произведениям кандидатов на публикацию всегда немного завышены. Цель публикации в «Новой Литературе», точно так же, как и в предыдущих изданиях, где я работал, для меня, в первую очередь, – поддержка авторов, которые ещё не успели заявить о себе в полной мере.

И поддержка, по моему мнению, самая что ни на есть серьёзная: начинающий писатель получает возможность быть опубликованным рядом с уже признанными...

Камиля Дадаева я не могу назвать начинающим. Поэтому для тех, кто будет впервые опубликован в одном с ним номере журнала, резонно посоветовать равняться на его произведения.

Первое моё открытие в дагестанской поэзии состоялось ещё в 2014 году, когда в июне на съёмках вечерних стихов в Москве я оказался в одной студии и за одним столом с тогдашним министром образования Дагестана Миясат Муслимовой. Наши с ней совместное видео и фото можно найти в Интернете. Именно она своей страстной любовью и чаяниями-переживаниями к этой своей малой родине смогла зажечь подобные чувства и во мне. Я влюбился в Дагестан! И когда Миясат Шейховна пригласила меня не только в гости, но и вступить в возглавляемый ею Клуб писателей Кавказа, понял, что это судьба.

Моё знакомство с кавказской поэзией на днях продолжилось: Кистаман Абакарова, Индира Зубаирова, Алан Мусаев, Елена Говерт...

Всех этих творцов объединяет одно – они пишут на русском языке. С одной стороны, это очень хорошо, но с другой – печально: медленно вымирает не только сама народность, но и язык кавказцев, их обычаи и привычки.

Сегодня мне хочется открыть своему читателю молодого дагестанского поэта Камиля Дадаева.

Писать стихи он начал с 17 лет. Первые публикации в октябре 2003 года появились в еженедельнике «Новое дело». В 2004 году окончил отделение Востоковедения исторического факультета ДГУ. Затем в 2007 году – аспирантуру в Институте истории, археологии и этнографии ДНЦ.

Он автор сборников стихов «Беседы с Симургом» (2022 г.), «Геометрия Ночи» (2023 г.) и монографии «Наибы и мудиры Шамиля» (2018 г., в соавторстве с Дадаевым Ю. У.).

Печатался в журналах «День и Ночь», «Дагестан», «Дарьял», «ЛиTerra», «Новый Орел+XXI век»; в газетах «Новое дело» и «Ассалам». Стихи его включены в «Антологию русскоязычной поэзии Дагестана» (2021 г.). Живёт в г. Махачкале.

Является членом Клуба писателей Кавказа и дагестанского отделения Союза российских писателей.

С этого интересного автора я начал свой рассказ о молодых дагестанских писателях. Надеюсь, что читателей «Новой Литературы» его творчество не оставит равнодушными.

 

Виктор Тихомиров-Тихвинский, член дагестанского отделения союза писателей России и клуба писателей Кавказа

 

Геометрия Ночи

Геометрия Ночи – пространство холодного дыма,
Необъеденных чувств, обесточенных чёрной строкой,
Где по высохшим венам, по жилам ползёт Хиросима,
И война гладит мир против шерсти колючей рукой.

Нарастающий ужас из лёгких крадёт липкий воздух,
Глядя в самую бездну сердец мавританским царём.
Нерождённые мысли птенцами спят в брошенных гнёздах,
А пещеры сознанья наполнены тёмным сырьём.

Геометрия Ночи в расплющенном черепе смысла,
Где тотальное НЕТ мягким саваном первой зимы
Накрывает все лики, оставив взамен только числа
И скоблящее праздничный разум дыхание тьмы.

Неизвестность глядит огнедышащей тварью из бездны,
Обволакивая тонким хаосом космос души.
Из глубин подсознанья доносится вопль бесполезный,
И мне слышится песня отчаянья в каждом «Дыши!».

В этом зеркале страхов навязанных нет отражений –
Лишь ползучая тень да в ушах нарастающий шум.
Я один против всех. На меня сквозь туман поколений
Бытие вновь наводит свой испепеляющий зум.

С каждым шагом мой путь к тонкой финишной ленте короче;
Всё отчетливей в сердце моём Зов финальный Трубы.
Я расчерчен, распят, расчленён Геометрией Ночи,
Погребён под обломками формул и линий Судьбы.

Геометрия Ночи – пространство холодного звука,
Что кусками крадёт нить блаженства из тёплых утроб;
И звенит тонкий нерв тетивой раскалённого лука,
И стрелой Бытия ложь летит прямо смертному в лоб.

Червь фатальной бессмыслицы душу неверием точит.
Но я жив, и я буду дышать, пока сердце в огне.
Словно саван дамасским мечом Геометрию Ночи
Разрезаю лучом вечных истин, что явлены мне.

Покаяние

Избавь меня, Всевышний,
От этих скверных чувств;
От этой страсти лишней,
Которой не стыжусь;
От этих дум печальных,
Бессонницы скупой
И от любви фатальной,
Что мнится мне игрой.

Избавь меня, Всесильный,
От этих жгучих снов,
В которых прах могильный
Я целовать готов;
Где по уши в болоте
Бесстыдства я погряз.
Оскал горячей плоти
Рвёт душу каждый раз.

Я прожил век в ненастье,
Растрачивая дух;
К призывам Твоим частым
Я оставался глух.
Надеясь на прощенье,
На милость без конца,
Я шёл на преступленье
И не скрывал лица.

Я плавал в водах тёмных
Бессилия и лжи,
Паря щеглом бездомным
Над пропастью во ржи.
Скрывал свои изъяны
В дум пышных шелухе
И прожил, как ни странно,
Всю зрелость во грехе.

Долой и ум мой праздный,
И сердце в синяках!
Предавшись всем соблазнам,
Остался в дураках.
Гляжу в себя, как в бездну,
В нутро тоски своей,
Где страх, как гвоздь железный,
Пронзает до костей.

К Тебе лишь я взываю
В беспомощности днесь
И словом отвергаю
Всё зло как оно есть.
От чувств, что сердце колют,
От тьмы, что во плоти,
Коль это в Твоей воле,
Избавь и защити.

Гефсиманский сад

Вы меня тут без гвоздей распяли –
Прикололи к небу, как к столбу;
Как губами, плетью целовали,
Оставляя ссадины на лбу.
Пили из меня густую влагу,
Разбавляя кровью и вином,
И, медаль вручая «За отвагу!»,
Прокололи грудь насквозь копьём.

И, застывши меж землёй и небом,
Словно в душном лифте из стекла,
Я глядел – питались мной, как хлебом,
Пили кровь, что по ногам текла.
Солнце жгло к полудню так нещадно,
Что слеза кипела на щеке,
И ловил я душный воздух жадно,
Чуя – пульс слабеет на виске.

Может быть, вы все сегодня правы,
И во всех грехах виновен я.
Может быть, вам слаще смех Вараввы,
Чем о Боге проповедь моя.
Только всем вам, всем – умывшим руки,
Всем, кто в цепи душу заковал,
Кто отрёкся трижды при разлуке,
Предавая, в губы целовал –

Всем вам мой завет – пишите кровью
На камнях, на скалах, на мечах –
Тот блажен, кто принял смерть с любовью,
С восхваленьем Бога на устах.
До конца времён мечтой разбитой
Пусть вам снится Гефсиманский сад
В ночь, когда я, братьями забытый,
Тайно был Всевышним в небо взят.

Верёвка

Вот – веревка, стул да мыло,
За окном вишнёвый сад.
А в груди опять заныло,
Словно черви там кишат,
Словно копошатся черти,
Пьют отравленную кровь.
Жизни много – мало смерти:
Уравняет всех любовь.

Так и было в том кровавом,
Не нагрянувшем году –
Трудно оставаться правым
С плавленым стеклом во рту;
Трудно, коль в пушку всё рыло –
Это тоже как сказать!
Вот – верёвка, стул и мыло –
Как бы всё это связать?

Раньше было так, что словом
Согревали, как могли –
Добрым, светлым, хоть не новым –
Раньше душу им не жгли.
Нынче бьют наотмашь метко,
Колют как копьём – насквозь.
Не душа, а прямо сетка –
Столько дыр с чего взялось?

Ну а ты? А ты всё шире
Сердце людям открывай,
Ведь оно мишенью в тире…
Кто горазд – смелей! Стреляй!
Где отцовская винтовка,
Что висела на стене?
Снова – мыло, стул, верёвка
Да записка на окне.

            (19. V. 2020)

Смирение

Я погряз во грехе.
Научи меня новой молитве.
Я растратил себя
В этой долгой мучительной битве.
Всё прогнило внутри.
Я иссохшее древо в пустыне.
Всё песком замело.
Нет тропинок, ведущих к святыне.

Небеса бьют в набат.
Чёрный ворог сосёт кровь из сердца.
Я стучусь по ночам,
Но закрыта прощения дверца.
Там огней не видать,
И кромешная тьма лезет в душу.
Научи меня вновь,
Клятв священных я впредь не нарушу.

Научи меня, мать!
Пусть идут в ход и ласка, и палка.
Дай главу преклонить,
Что отсечь гильотиной не жалко,
На колени твои…
Я охрип, я ослеп, я беспечен.
Словно знаком огня
От рождения путь мой отмечен.

Я взлетал выше звёзд
И спускался на самое днище.
Только где этот миг,
Эта песнь, что нас делает чище?
Где посланцы небес,
Что спасут нас от грехопаденья?
Научи меня петь!
Научи вновь искусству смиренья.

            (16. XI. 2020)

Музыка

Музыка есть бытие в чистом его виде.
Музыка, лаская слух, проникает вновь
В ваши чистые сердца в час, когда вы спите,
И незримым волшебством отравляет кровь.

Музыка есть острие, чистое безумство,
В каждой жилке ваших тел тающая дрожь.
Изнутри пронзая плоть, пробуждая чувства,
Режет вас на лоскуты, как испанский нож.

Музыка ломает лёд, черный лёд безверья
Каменеющих сердец, в коих света нет.
Музыка – нежданный гость за холодной дверью,
За невидимой стеной ваших зим и лет.

Пальцы помнят дрожь внутри чёрно-белых клавиш.
Ты играй, играй, мой друг – музыку твори.
Только знай, что всё равно песней не расплавишь
Этот почерневший лёд, что у нас внутри.

Музыка есть бытия трепетные ласки –
Шелест листьев, ветра шум, пенье птиц в саду.
Очаровывает так, что, срывая маски,
Вы танцуете с огнём на хрустальном льду.

Музыка – короткий взмах обнажённой шашкой,
Режущей тугую ткань долгой тишины,
Из которой по одной вылетают пташки –
Вестники грядущих бурь и большой войны.

Но никак не усмирить сердце в диком танце.
Но ничем не остудить кровь, что жадно пьют.
Нотами колдуют вновь чёрные посланцы
И живых, как на кострах, за руки трясут.

Музыка есть бытие в чистом его виде.
Музыка, чаруя ум, проникает вновь
В ваши чёрные сердца в час, когда вы спите,
И энергией Любви зара(я)жает кровь.

            (8. I. 2021)

На могиле Пастернака

На могиле Пастернака
Мокрой мордой на колени
Ляжет чёрная собака,
Верность мёртвому храня.
Гул затих. Остыли нервы,
Тьма все поглотила тени.
Век, как ржавые консервы,
Вскрыл все тайны бытия.

Что услышим мы оттуда,
Из загробных душных спален,
Из последнего приюта
Двухметровой глубины?
Гений мёртв. В своём молчании
Он мертвецки гениален,
Он за стены мирозданья
Вышел из больной страны.

Вышел, сам того не зная,
На непаханое поле –
Не видать конца и края,
Ни прожить, ни перейти.
И с душой опустошённой
Искорёженной от боли,
Узкой тропкой потаённой
Продолжает он брести…

На могиле Пастернака
Трын-трава да незабудки –
Неоконченная драка
Между словом и ножом.
Персонажи Тарантино
Там дежурят через сутки,
Пьют изысканные вина
С местным сторожем – Петром.

Всё смешалось в мире этом:
Ложь и правда, чёт и нечет.
Ежели рождён поэтом,
Кровью за стихи плати.
На могиле Пастернака
Я тебя однажды встречу,
Чтобы к свету прочь из мрака
Поле жизни перейти.

Посадим деревце…

            «Если завтра наступит Судный День,
            а в руках одного из вас будет саженец,
            пусть он посадит его» (Хадис)

Посадим деревце – пусть завтра Конец Света.
Достроим хижину, чтоб в ней никто не жил.
На гвоздь повесим все вопросы без ответа
И ляжем спать впервые у пустых могил.

Разрежем поровну кусок ржаного хлеба.
Разделим поровну сырой огонь в печи.
Уснём в последний раз под этим серым небом,
Пока возводят эшафоты палачи.

Мы не умрём. Нас просто вынесут за скобки,
Из Книги Памяти сотрут все имена.
Последней искрой в бренной черепной коробке
Сверкнёт мысль вечная – и дальше тишина.

А дальше – звёздами усыпанное поле.
А дальше – долгая мучительная мгла,
В которой нет ни нашей радости, ни боли;
В которой мы – осколки битого стекла.

Посадим деревце! Так велено нам свыше –
Творить свой труд, покуда кровь ещё кипит;
Покуда песнь твою ещё хоть кто-то слышит
И хоть одна душа к тебе благоволит.

Достроим хижину, хоть завтра нас не станет,
Пускай бурьяном путь к той хижине зарос,
Пусть завтра с запада впервые солнце встанет
И погрузится мир в обещанный хаос.

Мы не умрём. Мы просто выпорхнем из клетки
И в небо синее взлетим… взлетим вдвоём.
Вот наше деревце – окрепли его ветки.
Вот наша хижина – мы в ней гнездо совьём.

Предрассветная Песнь

Собачьи визги в предрассветный час
Рвут тишины холодную утробу –
Так Бытие обкрадывает нас
И впрыскивает ядом в сердце злобу.

Так Бытие хрипит и истерит,
И сковывает мысль протяжным воем,
И в бездну наших тёмных душ глядит,
Как вечный враг перед последним боем.

Так Бытие нас гладит по щеке
Колючей лапой мнимой благодати
И держит на коротком поводке
Своих медвежьих и стальных объятий.

И сил нет больше воздуха глотнуть,
И падаем на камни голой грудью,
И ненависть вновь сковывает грудь,
Как заржавевшие стальные прутья.

Так канет век под долгий птичий грай,
Остынет мысль, и завершится битва,
Но снова слышен тот собачий лай,
Тот дикий визг в час утренней молитвы.

И снова дрожь по коже в тишине,
Как будто небо ветхой тканью рвётся,
И в час молитвы слышится и мне,
Как Бытие вновь в судорогах бьётся.

Отбросив всё, чем страстно дорожим,
Мы вечности незыблемой коснёмся.
Всевышнему мы все принадлежим.
Воистину, к Нему мы и вернёмся.

Ребро

Я пишу обещанное слово
Свежей кровью на стене времён.
Я вернулся в эту бурю снова,
Первобытной жаждой ослеплён.

Задыхаясь от звериной злости
И не в силах воздуха глотнуть,
Сам себе ломаю с хрустом кости
И кривым ножом вскрываю грудь.

Вот! Возьмите, пейте и вкусите
Этот свет холодный из глубин.
Время всех просеяло – на сите
Сорняком остался я один.

Я не верю больше этим ясам,
Где в угоду злу клеймят добро.
В лихорадке отрываю с мясом
От груди адамово ребро.

И пишу в ночи на пыльных стенах,
На висящих белых простынях
О кипящей крови в наших венах,
О горящих праведных сердцах;

И творю я, сам того не зная,
Что холсты сгорят в огне времён,
Прометеем – кровью истекая,
Веруя, что буду воскрешён.

Что возьмёшь с глухого и немого? –
Он горазд лишь в ярости кричать.
Я принёс обещанное слово
И теперь мне велено молчать.

Мать

Мать, неси побольше хворосту,
Разжигай костёр в ночи.
Встали ангелы все пó росту
Вкруг меня. Да не кричи,
Что за редкою оградою
Песнь слепого петуха.
Я ни жив ни мёртв. Я падаю
В бездну тяжкого греха.

На костёр взойду я, голову
Смирно долу наклонив.
Растопи свинец да олово,
В уши лей, покуда жив,
Чтоб не слышал больше шёпота,
Дивных песен и речей,
Что свели юнца без опыта
С узких праведных путей.

Отрекись со злобой в голосе,
Плюнь в лицо мне вся в слезах,
Рви мои седые волосы
В исступлении, в сердцах;
Насылай мне вслед проклятия,
Первой камень в меня брось.
Чую жаркие объятия –
Пламя к горлу поднялось.

Мать, отрежь три метра савана…
Всё слабее сердца стук.
Не имею больше права на
Нежность материнских рук.
Прочь из памяти, из прошлого,
Прочь от сердца и морщин.
Душу продал слишком дёшево
И в грехах погряз твой сын.

Мать не слушает и молится,
Не смыкая влажных глаз.
Сердце новой болью колется
Днём и ночью, каждый час.
Так уж вышло – всем им выпало
Впрок испить скорбей питьё.
Мать простит, каким бы ни было
Прегрешение твоё.

Могильщик

Я вчера копал могилу
От рассвета до обеда.
Я кромсал лопатой жилы
Замерзающей земли.
И в зияющую зыбку
Мягко положил соседа,
Чья холодная улыбка
Таяла в густой пыли.

Как же он красив и равен
Этой пустоте колючей;
Как изящно белый саван
Свежий прах его объял.
Стая птиц с утра кружится
Над могилой чёрной тучей.
Перевёрнута страница.
Век безмолвия настал.

Он лежал сожжённой книгой,
Чувств обугленных комочком,
Сбросив долгие вериги
Человеческих надежд.
Он лежал под чёрной грудой –
Совершенный одиночка –
Нецелованный Иудой,
Весь как есть и без одежд.

Только где все эти руки,
Что молитвами пылали?
Почему по всей округе
Воцарилась тишина?
Где горячие объятья
И уста, что целовали?
Где вы, сёстры? Где вы, братья?
Где ты, верная жена?

Я стоял перед могилой,
Опустившись на колени.
Из-за туч взошло светило.
Разделились свет и мгла.
Вопреки всем ожиданьям
Я не видел своей тени,
И от своего дыханья
Я не чувствовал тепла.

От рассвета до обеда
Я орудовал лопатой.
Что копал не для соседа,
Наконец-то понял я –
С онемевшими устами,
Белым саваном объятый,
То был я в глубокой яме
В цепких лапах бытия.

Помолись…

Помолись за меня в это утро дождливое –
Пусть слова невпопад и застрял в горле крик;
Пусть виляют хвостами коты похотливые
И иссяк прежних чувств животворный родник;
Пусть отныне ничем наши мысли не связаны,
В долгой памяти только обрывки стиха;
Пусть давно всё, что надобно, спето и сказано
И стена между нами высока и глуха.

Помолись за меня в эту пору осеннюю,
За колючую нежность согревающих рук,
За распятое сердце и душу нетленную;
Помолись, как умеешь, мой таинственный друг;
Вопреки тишине, что обещанным холодом
Проникает во все уголки наших снов;
Вопреки всем страстям, что морили нас голодом,
Помолись, даже если ты не помнишь всех слов.

Помолись за меня с тем же диким отчаяньем,
Как умеешь любить всем скорбям вопреки,
Когда память гвоздями пронзает раскаянье
И пульсируют лавой безумства виски.
Чем острей эта боль, тем скорей исцеление –
С каждым вдохом всё тише стальные ветра.
И чем глубже падение, тем ты блаженнее,
Даже если в груди вместо сердца дыра.

Помолись за меня в этом долгом молчании,
Что обрушилось снежной лавиной на нас,
Чтоб молитвами сжечь хоть разок расстояние
И идти в темноте, ничего не боясь.
Пока где-то внутри жжёт и изредка колется
Сквозь бетонную толщу ежедневных проблем,
Помолись за меня, пока всё ещё молится,
Пока сердце твоё не зачахло совсем.

Баллада №6

Одиночество греет костлявые руки,
Проникая во все уголки моих хижин.
Я как храм, на который напали сельджуки –
Осквернён, обесточен, разграблен и выжжен.
Я не помню, зачем я пришёл и откуда;
Я богат или беден? Я свят или грешен?
Я лишь шёл сквозь туман бытия, веря в чудо,
Но тебя в моей жизни всё меньше и меньше.

Одиночество шепчет холодные строки,
Проникая в глубины всех воспоминаний.
То ли Тёмный Монах соль бросает мне в ноги,
То ли Ветры Судьбы разгулялись в кармане.
Этот мир состоит из зеркал разделенья –
Отражая, они как бумагу нас режут.
Я не вижу в них больше своего отраженья,
Да и ты в них мелькаешь всё реже и реже.

Остальное идёт, как предписано свыше,
И ничто не нарушит ход случайных событий:
Кто-то курит рассветы, танцуя на крыше;
Кто-то тщетно лицом бьётся в профиль закрытый.
Время точит ножи под военные марши
И крадёт красоту и невинность у женщин.
Мы всё те же, но мысли становятся старше,
И тебя в моей жизни всё меньше и меньше.

А тебя в моей жизни – ни много, ни мало –
Раскалённые строки да шёпот разлуки.
Одиночеством в душу вонзается жало
И сжимают мне горло костлявые руки.
Словно вместо дорог здесь сплошное болото –
До тебя не дожить, до тебя… век растает.
Мне тебя, как ни пой, как ни смешивай ноты,
Мне тебя… мне тебя… мне тебя не хватает.

Саван

Я завтра саван свой примерю
На тело голое с утра.
Сестрица-смерть стоит за дверью;
За дверью чёрная дыра;
За дверью век невозвращенцев,
И я к нему уже готов,
Закутавшись слепым младенцем
В последний траурный покров.

Я завтра в свежую могилу
Прилягу, чтобы отдохнуть
От этой фабулы унылой;
От чувств, сжимающих мне грудь;
От этой непрерывной битвы
С самим собой, с самим собой,
Чтоб слушать дивные молитвы,
Что вы прочтёте надо мной.

Я завтра выйду раньше срока,
Пока ещё душою свеж,
За грань глобального потока,
За тот таинственный рубеж,
Где всё иначе: время стёрто,
Не отличить от света мглу;
Где жизни высохла аорта
И превратилась кровь в смолу.

Я завтра стану свежим прахом –
Насыщен смертью до костей;
Душой предстану пред Аллахом
И плотью накормлю червей.
Объятый холодом мгновенья
Отрыва тела от души,
Я воспою в процессе тленья
Век пребывания в тиши.

Я завтра саван свой примерю,
Закутаюсь в небытие.
Сестрица-смерть хрипит за дверью;
За дверью тьма в семь тысяч лье;
За дверью вечности эпоха:
Сестрица-смерть протянет длань
И завернёт меня, как кроху,
В тугую траурную ткань.

Тишина между нами…

Тишина между нами звучнее симфонии Баха –
Шорох слов недосказанных спать не даёт по ночам.
Я дробил эти чувства к тебе – воскрешал вновь из праха,
Понимая – нельзя доверять полуночным речам.

Можно вечно идти, не боясь оступиться, по краю
Скользких дум, превращая жар сердца в ночную пургу.
Ты цветёшь с каждым днём – как дойти до тебя, я не знаю –
До тебя ещё тысячи слов, что сказать не смогу.

Тишина между нами звучнее мелодий Сальери –
Шёпот скомканных грёз да безликое чувство вины.
Я стучался к тебе во все окна, стучал во все двери,
Ждал тебя, как начала времён, на пороге весны.

Можно падать наверх, отрастив себе хрупкие крылья;
Утонуть в поднебесье обещанным счастьем хоть раз,
Но ты бредишь судьбой, где сердца покрываются пылью,
Где за пазухой ворох пустых наспех брошенных фраз.

Тишина между нами – на сердце цветущая плесень,
Расколдованный круг неизвестных доселе мне тайн.
Охладели слова, не осталось у нас общих песен,
Не осталось огня, чтобы к чёрту сжечь этот дазайн.

Можно плыть вопреки – по течению вверх в одиночку,
Только где эта грань между праведником и святым?
От тебя нет ни весточки, нет ни одной куцей строчки,
От тебя, как от призраков Гойи, остался лишь дым.

Тишина между нами – земля, раскалённая зноем,
Аритмия всех чувств, обескровленных криком внутри.
Я к тебе прорывался сквозь век одиночества с боем,
Штурмовал предрассветной звездой баррикады зари.

Барабанная дробь заглушила вновь пение скрипки.
Долгим эхом звучат в хрупкой памяти лишь имена.
Может, всё это – фейк, от сияния глаз до улыбки;
Может, ты – лишь отрывок какого-то странного сна?

Восстание Эго

Там, где камней под ногами не чуя,
К цели своей ты бежишь босиком;
Где ради «завтра», борясь и рискуя,
Жертвуешь молча сегодняшним днём,
Против всего, что достигнуть ты в силах,
Против звезды, что тебя в путь зовёт,
Ленью, сгущающей кровь в твоих жилах,
Белое Эго твоё восстаёт.

Там, где ты ценишь лишь то, что имеешь,
Богу хвалу каждый час вознося,
Где тёплым словом родных своих греешь, 
Не для себя – ради них лишь прося,
Против всего, что тебя окружает,
Жизни твоей некий смысл придаёт,
Завистью, что твоё сердце сжимает,
Жёлтое Эго твоё восстаёт.

Там, где идеи твои беззаветны,
Где твои чувства кристально чисты,
Где прячешь взгляд от картинок запретных,
Словно стыдишься чужой наготы,
Против надежд, что твой разум волнует,
Против любви, что не в каждом живёт,
Похотью, что твоё тело целует,
Красное Эго твоё восстаёт.

Там, где нет места пустым ожиданьям,
Где год за годом сильней и мудрей,
Где ты плывёшь вопреки испытаньям
Снова к намеченной цели своей,
Против грядущего брошенным словом,
Против мечты, что на подвиг зовёт,
Травящим душу унынием новым
Чёрное Эго твоё восстаёт.

Время рок-н-ролла…

Время рок-н-ролла близится к концу,
Впредь сердец разбитых музыка не тронет.
Все плюют со смаком в душу мертвецу –
Мёртвые не помнят тех, кто их хоронит.

Измельчал до сути весь духовный мир.
Измельчали люди, идолы, герои.
Чистит водкой карму пьяный бригадир.
Вместо веры – имидж, вместо стен – обои.

Измельчали судьбы, думы и мечты.
Червь сомнений больше сытый мозг не точит.
Вдоль дорог на небо продают холсты,
И эпохи с каждым циклом все короче.

А эпохи с каждым разом все бедней,
Развращённой модой вскрыв могильник страсти,
Кормят нас с экрана грязью, как свиней,
Приручая слепо поклоняться власти.

Приучая верить всем, чья речь сладка,
Кто увешан славой, словно ель гирляндой,
Мы уже не помним цвета молока –
Пичкают с рожденья лживой пропагандой.

Время рок-н-ролла к чёрту истекло –
Безвозвратно вышло, истекло так быстро,
Что мы не успели обезвредить зло
И остался только человек с канистрой;

И остался только треугольный страх,
Погребавший оптом заживо счастливых;
Философский мусор в наших головах
И немая стая истин похотливых.

И остался только раскалённый мозг –
Заплутавший в мире тысяч свежих стилей,
Отвергая пряник в свисте новых розг,
Мы лежим покорно – братья по могиле.

Мы лежим в могиле – снится хеппи-энд.
Клетку эгоизма как назвать пороком?
Вероломство ближних – только новый бренд.
Время рок-н-ролла вышло миру боком.

Завещание

Я завещаю вам металл,
Железо так как оно есть,
Что я зубами вырывал
В предсмертной судороге днесь
Из каждой выжженной мечты,
Из скорби пущенных в цель стрел,
Сдирая копоть с наготы
И с изуродованных тел.

Я завещаю вам рассвет –
Жилища райского каркас;
Спасением от всяких бед
Молитву в предрассветный час.
Закаты посреди руин
И запах летнего дождя,
И ржавчину первопричин
В запястье вбитого гвоздя.

Я завещаю вам гарпун
И карту неба на века,
Арабских скакунов табун
И горсть зыбучего песка,
Усилие, как путь живых,
Чьи не закованы сердца,
Что ставят выше дел земных
Наказы поминать Творца.

Я завещаю вам свою
Глухую неприязнь греха,
Похожие на интервью
Обрывки старого стиха,
Науку мыслить вопреки,
Не веря сказанным словам,
И, как лекарство от тоски,
Прогулки с тенью по утрам.

Я завещаю вам призыв
Ко всем, повсюду и всегда;
Логический императив
За час до Страшного Суда;
Уют и равенство могил
Для саваном объятых тел;
В любой войне надёжный тыл,
В миру – побольше добрых дел.

Я завещаю вам свой дом,
Что мне достроить не дано,
Хранимый в сундуке диплом –
На чистом красное пятно.
Я завещаю людям всем
То, что обрёл и потерял,
И если б жизнь была ничем,
То я бы смерть вам завещал.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» июле 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: