Записки Ивана Наумова

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за март 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 7 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Отец теперь работал и у себя в селе, и в Волчовке. Птица и скот, кроме коровы, были в посёлке. Помню, приехал однажды он оттуда и предложил матери взять меня с собой пить берёзовый сок в лесу. Когда отец сделал в стволе берёзы углубление топором, туда начал набираться сок. Я тут же смутил его вопросом, не больно ли берёзе, когда рубит её. Он меня успокоил, мол, нет, дерево бесчувственное. «Тятя, а почему оно плачет, когда ты вонзаешь топор?» «Это течёт сок», – пояснил он. Нашёл дудочку и показал, как тянуть через него сок. Потом выточил палочку, веля вставить её в углубление, когда я напьюсь, чтобы напрасно не стекал сок, и ушёл работать. Рос я доверчивым и очень чувствительным. Если приходилось видеть скошенный луг с увядшими цветами или срубленный лес, я всегда по-детски возмущался. Люди казались мне жестокими. При мне нельзя было резать скотину, отрубать петуху голову. Когда заносили его без головы в избу, меня охватывал необъяснимый ужас.

Особенно потрясали меня своей жестокостью кулачные бои, которые проводились в мясоед по воскресеньям на базарной улице. Село по числу дворов делилось на две половины. Немощные старики, у которых не было сил драться, подбирали слетевшие шапки драчунов, которым в пылу схватки было не до них. Начинали «бой» подростки, ближе к вечеру к драке присоединялись взрослые. Мать в такие дни закрывала ворота на болт, а то весь двор выкрасят кровью. У кого разобьётся до крови нос, тот отходит в сторону, чтобы не пачкать ею одежду, или забегает в чей-нибудь двор, стоит, нагнувшись и приложив к носу или разбитым губам ком снега. А в масленицу кулачные бои начинались с пятницы и длились три дня. Я, глядя в окошко, недоумевал, зачем они так яростно колотят друг друга? Мать говорила, что они с жиру бесятся. Богачи ставили силачам водку, поили их, чтобы те ломали друг другу рёбра, выбивали зубы – не один человек уходил из-за этого преждевременно в могилу. Я думал, что таков обычай только у эрзи. Оказалось у русских то же самое.

В пасху отец брал меня на руки и нес в церковь. Здесь было многолюдно и тесно. Папа заводил меня в просторный алтарь. Как только священник произносил «Христос воскресе», за особым столиком зажигали бенгальские огни, какой-то порошок, – люди и предметы освещались кроваво-красным или зелёным светом. При чтении Евангелия пускали разноцветные «ракеты», поднимавшиеся под купол церкви и медленно опускавшиеся обратно. Я, восхищённый, всю дорогу домой донимал отца вопросами: «Что это? да как?» Когда подрос, с друзьями ходили христосоваться, родные одаривали нас яйцами, пряниками, выпечкой.

На рождество с Домной ходили славить по родственникам, за что нам дарили медные монеты, а священник, мой крестный, давая по 20 копеек, хвалил за хорошо исполненную молитву. На масленицу – этот праздник проводов зимы у славян и других народов сохранился с языческих времён – в квартиру дяди Данилы въезжали карусельщики, которые хорошо играли на гармони. Тогда я впервые услыхал музыку и очень удивлялся способности извлекать пальцами такие красивые звуки. Меня с внуками дяди Данилы на карусели катали бесплатно.

Сейчас трудно определить, когда мордовский народ принял христианство. Но когда в 18 веке наши предки переселились из Пензенской губернии в Поволжье, они, по словам деда Данилы, были уже православными с остатками старых языческих верований, которых долго придерживались и в Староборискино. Эрзяне по старинке молились за лошадей – это место называлось олага осек. Там, где молились за коров и птиц, – бука и сараз осек. Когда вливали в дрожжи в пиво, нужно было во всю глотку прокричать фразу, чтобы хорошо заквасилось оно, а кто услышит, в ответ тоже завопить что-то. В престольный праздник эрзяне собирались всем родом – помолятся и пьют пиво.

Отец всё чаще стал брать меня с собой в Волчовку, что расширяло мои познания об окружающем мире. К нам приходили сыновья моих дядек, два Ивана, Павел и Герасим, и мы уходили с ними на гору. С Герасимом, который был, как и я, младше остальных, по круче лезли на четвереньках. По пути нам встречались синие колокольчики, жёлтый адонис и дикий лук, который мы выкапывали с корнем. На самой вершине перед нами открывался такой простор, что дух захватывало. Мир казался великим и необъятным – во мне бессознательно просыпалось, формировалось могучее и глубокое, хотя и неосознаваемое ещё, чувство любви к священным родным местам. С горной высоты видны были раскинувшиеся на просторе сёла Жмакино и Новодомосейкино, посёлки Зубаревка, Волчовка, в ста саженях от которого рос в весеннем наряде лес. Внизу виднелись две мельницы на речках Дымка и Кузьмичёвка. Из Липового оврага бил родник. Позже мы много раз были там с мальчишками, пили из него хрустально чистую, ломящую зубы воду, собирали поблизости кислятку. Вдоль оврага зеленели вековые берёзы, а дубы и осины стояли ещё голые. В самом овраге лежал почерневший снег. Когда-то здесь был огромный липовый лес, которого сейчас и в помине нет. На пригорке рос седой ковыль, откуда во время наших прогулок прямо из-под ног выбегали зайцы, то поодиночке, то парами. Никто на них не охотился – это считалось большим грехом.

По родниковому долу в сторону Новодомосейкино тянулась дорога, протоптанная, как я позже узнал, ещё крепостными крестьянами, которые здесь проживали до своего освобождения. Там, где река Дымка подходила вплотную к горе, дорога шла по крутизне. Вдоль речки тянулся естественный заливной луг, а местами рос такой густой ивняк, что в нём и днём было темно. По обеим сторонам дороги рос выше человеческого роста чилижник и бобовник. Цвели они одновременно: чилижник ярко-жёлтым цветом, а бобовник – розовым – неописуемая красота! Живописными были и цветущие розово-красные кусты шиповника, встречающиеся здесь. На речке стаями плавали дикие утки и гуси. Водились цапли и лебеди.

Спускаясь с горы, я очень боялся, что покачусь, как камень, вниз до самого оврага. По горам, оврагам и лесам, которые я находил прелестными, братья водили меня ежедневно.

– Ну, как, понравилось тебе в посёлке, – спросил меня отец в субботу.

– Да! – восторженно проговорил я. – Если бы мама была со мной, я бы в Староборискино не поехал.

– Мама у нас что надо! – отец понимающе улыбнулся.

Всю дорогу домой я спал. Когда подъехали к воротам, отворила их мама. Круглое румяное лицо её осветилось радостью и волнением.

– Неделя мне показалась годом, как я беспокоилась и скучала по Ванюшке, – обняв и расцеловав меня, сказала она. И чтобы не обидеть отца невниманием, добавила: – И по тебе, Проша, очень соскучилась.

Отец, бросив на неё тёплый, признательный взгляд, стал выпрягать лошадь. Мать увела меня в избу, показавшейся огромной после поселковой хибарки, приобретённую для временного проживания. С передней избы три окошка смотрели на юг, на базарную площадь, остальные четыре – на восток, то есть во двор. Крыша покрыта не соломой, а липовыми лубками.

После воскресенья отец снова уехал в посёлок. Я остался с матерью и с сёстрами – Домной и с годовалой по-прежнему зевластой, очевидно, из-за грыжи, Саней; она до того пыжилась, что её пупок был с куриное яйцо.

Весна уже окончательно вступила в свои права. Я проводил время в нашем тихом дворике, облитом ярким солнечным светом. На крышах ласково ворковали голуби, с речки Камышлы, с верхушек ветлы, доносилось радостное кукование, оглушительно и неумолкаемо пели петухи, озабоченно кудахтали куры. Я садился на завалинке и наслаждался, впитывая в себя эту ласкающую слух милую деревенскую музыку, или спускался по тропинке к текущей по камням бурлящей речке. Позже, в войну, вынеся все испытания, выпавшие на мою долю, дойдя в 1945 году до Берлина и вконец истосковавшись по родному краю, я понял, откуда истоки моей беспредельной любви к Родине, которую я впитал с молоком матери.

В середине мая отец забрал нас с матерью в поселок стричь овец, а с сёстрами осталась крёстная. Опять для меня начались привольные дни пребывания на природе. С прогулки я вернулся домой к обеду. Мать, стригущая овец с рябой помощницей, расцеловала и похвалила меня за дикий лук. Я с любопытством наблюдал за женщинами и, сравнивая мать с корявой соседкой, чьё лицо было изрыто оспой, решил, что красивее моей матушки нет никого. Но тут моё внимание привлёк большой с завитыми рогами баран, пристально глядевший на меня. Вдруг он попятился назад, да так с разбегу боднул меня, что я полетел аж на несколько метров! Закричав от страха, я хотел встать, чтобы убежать от него. Но не успел приподняться, тот опять меня боднул. Мать кочергой еле отогнала его. Весь извоженный, я плакал навзрыд. Умыв и осмотрев, мама сказала, что я не так ушиблен, как напуган.

– Не плачь, – ласково утешала она. – Не пройдёт часа, как всё заживёт. А придёт отец с поля, отдубасит барана! – пригрозила она, и я успокоился.

Домна осенью пошла в школу. Когда она уходила играть с подружками, я доставал из сумки книги и с интересом разглядывал картинки. Однажды, застав за этим занятием, она начала меня колотить и драть за волосы.

– Это ещё что такое! – возмутилась мама, войдя с улицы домой. – Не смей обижать Ванюшку – он же не рвёт и не пачкает книги!

Однажды после службы в церкви священник Соловьёв, мой крёстный, пригласил нас на чай, а его дочь подарила детские книжки с картинками. То-то было радости! – у меня теперь были свои книги, и никто не будет, несмотря на строгий мамин запрет, драть волосы за них. Мы с мамой, неграмотной женщиной, усевшись рядышком, часто рассматривали их. Мой интерес к книгам подогрела двоюродная сестра Елена Семёновна, окончившая после Староборискинской церковно-приходской школы за счёт приходских средств гимназию и работавшая учительницей. Она тоже принесла мне книг с иллюстрациями; я был счастлив, с удовольствием созерцая их по несколько раз в день. Позже, когда я научился читать, книги, расширяя кругозор, уводили меня в неведомую даль, помогали осознать принадлежность к великой стране под названием Россия, обрести чувство гордости за державу.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: