Полустанок

 

 

 

Тяжёлые темные тучи, внутри которых всё клокотало и клубилось, низко летели над вспененным морем. Вдали, у самого горизонта, по курсу яхты солнечные лучи прорвали облака, падая на воду разрозненными потоками света. И там, в тёмно-синей мгле, где солнечный свет озарял кипящие волны, угадывалась песчаная коса. По тому, как волны стали резче, становилось понятно, что желанная мель уже близка. Капитан сравнял темп движения судна с темпом волны, и яхта на гребне её выскочила на песчаную косу, расчертила форштевнем песок и, накренившись на правый борт, замерла. Всё стихло: и мерный гул моторов, и качка, и удары волн о борта, и скрип снастей, – только шум прибоя заполнял собою пространство. Все молчали, лишь Ира плакала, громко всхлипывая и что-то бормоча, Татьяна нервно теребила локон волос, наматывая его на палец, Вадим пытался закурить, но сигареты промокли, он швырнул пачку на пол и грубо ругнулся.

В облаках возник просвет, сквозь который проявился кусочек синевы, и стало видно многоярусное нагромождение кучевых облаков, ежеминутно меняющих свои очертания, и стремительно летящие, тёмно-синие до черноты облака нижнего яруса постоянно меняли форму и размер просвета, то затягивая его полностью, то вновь открывая пространство синевы. Шторм выдыхался, устав от бешеного ветра и проливного дождя, остатки его уползали на юго-восток, на западе появилось солнце. Песчаная коса в этом месте была около двухсот метров шириной, и волны ослабевшего шторма уже не достигали яхты.

Грозящая опасность миновала, не было более необходимости подчиняться Ивану Семёновичу; к Вадиму и его друзьям вернулась былая уверенность, и чувство превосходства над тем, кто по долгу службы обязан был спасать их от разгулявшейся стихии.

– Как будем выбираться отсюда, кэп? – спросил Вадим, осматривая безлюдную, дикую местность.

– Я подал сигнал бедствия, его приняли, когда шторм утихнет настолько, что шлюпка сможет причалить к берегу, нас заберут отсюда. С яхтой сложнее, прежде чем снимать её с этой косы, нужно устранить течь.

– Вот-вот. Да, дайте же кто-нибудь сигарету, чёрт возьми! – крикнул Вадим.

– В каюте, в тумбочке блок сигарет, он, должно быть, не пострадал от воды, – ответила Татьяна и пошла в каюту.

– Так вот, кэп, – продолжал Вадим, – как думаете, во сколько обойдётся ремонт, и сколько надо бабок, чтобы стащить эту посудину в море? Надеюсь, вы понимаете, что всё это ваши проблемы, и ремонт тоже за ваш счёт?

– Разве я не говорил тебе, что нужно вернуться в бухту? Переждать шторм? Это ты, Вадим, ты и твои друзья виноваты в том, что произошло! Хочешь ремонтировать яхту? Я обеспечу и ремонт, и спуск на воду, но ни копейки не заплачу! Ты виноват – ты и плати!

– А кто докажет, что виноват Вадим? – к разговору подключился Игорь. – Я, как юрист, могу заверить вас, если Вадим подаст в суд, то выиграет это дело, и тогда вам придется оплатить не только стоимость ремонта, но и судебные издержки, и моральный ущерб.

– Но есть же свидетели!

– Какие свидетели, простите? Витя, ты слышал, как капитан настаивал на продолжении рейса, а Вадим говорил, что надо возвращаться?

– Естественно! – ответил Виктор.

– Вот, видите, капитан, и я подтвержу то же самое. Да и Татьяна подтвердит, правда Татьяна?

Татьяна в это время поднялась в рубку, держа в руке пачку сигарет, предыдущего разговора она не слышала, но с готовностью согласилась подтвердить, сама ещё не зная, что.

– Хватит ломать комедию! – Борис ударил по столу кулаком. – Я свидетель! Я всё слышал и видел, и вам не удастся обвинить Ивана Семёновича! Хоть остатки совести у вас сохранились? Да, он же вам всем жизнь спас!

– Такого понятия, как совесть, в юриспруденции не существует. Что вы видели? Что вы можете подтвердить? Трое свидетелей против одного. Суд примет решение в пользу Вадима, так что платить придётся.

– Вот мразь! – Борис сжал кулак, и ударил по колену.

– Оскорблениями вы ничего не добьётесь. Ведь вы же интеллигентный человек, Борис, к чему такие слова?

– Но у меня нет таких денег! – крикнул Иван Семёнович.

– Продайте квартиру.

– Молокососы! – голос Ивана Семёновича дрожал от возмущения. – Буду говорить с твоим отцом, с тобой нам не о чем разговаривать.

 

К вечеру ветер утих, облака ушли, очистив вымытое дождями небо, а наутро и растревоженное ветром море успокоилось и затихло. Волны больше не набрасывались в ярости на косу, ощетинившись белыми гребнями, а тихо набегали на песок и, оставив на нём мокрые следы, клочья белой пены да коричневые нити водорослей, так же тихо уходили обратно. Капитан сообщил, что спасательное судно уже направилось к Песчаной косе, и не позднее полудня прибудет, чтобы забрать их в Приморск. По аварийному трапу, напоминающему верёвочную лестницу, все путешественники спустились на песок, прихватив с собой вещи, и стали ждать судно. Вскоре оно появилось на горизонте, и, подойдя к косе настолько близко, насколько позволяла глубина, стало на якорь. Спустили шлюпку, и она, управляемая двумя матросами, достигла косы, ткнувшись носом в песок. Один матрос выпрыгнул на берег и подтянул шлюпку, используя набежавшую волну.

Матросы осмотрели яхту, переговорили с капитаном, по-деловому, без суеты разместили всех спасённых в шлюпке и, столкнув её в воду, запрыгнули и сами. Усевшись на кормовое сидение, один из матросов запустил двигатель и направил шлюпку к ожидавшему их судну. Шлюпка причалила к трапу, опущенному с правого борта, и когда все пассажиры яхты и её капитан поднялись на борт, шлюпку подняли, и судно направилось в Приморск.

Судно шло, слегка раскачиваясь на пологой волне, делая не менее двадцати миль в час, и Борис прикинул, что, пожалуй, к утру они окажутся в Приморске. Он стоял у борта и смотрел, как песчаная коса таяла в синеватой мгле, и вскоре она вовсе исчезла из виду. Он думал о том, что приключение, начавшееся так необычно, оканчивается так мерзко и гадко. И эта девушка с улыбкой Джоконды, показавшаяся ему с первого взгляда очаровательной незнакомкой, сошедшей со страниц Грина или Блока, оказалась практичной юной хищницей, цепляющейся за любую возможность как можно лучше устроиться в жизни. Унижение человека, который благодаря своему опыту и самообладанию спас их всех от верной гибели, она восприняла, как нечто естественное, оправданное превосходством господ над рабами. И сама ещё не принадлежа к этой элите, она готова принять как должное всё, что бы эта элита ни сотворила в отношении людей, стоящих гораздо больше, но оказавшихся по своему положению ниже, беднее. Заметив некоторую натянутость в поведении Ирины, когда сознание её не было затуманено алкоголем, Борис надеялся, что она не сможет переступить ту черту, которая отделяет честного человека от подлеца. Но она переступила её, с нежностью прижавшись к Виктору и улыбнувшись улыбкой Джоконды, когда тот давал «свидетельские показания» против капитана.