Мужской процесс

 

 

 

Не успел я разостлать кровать, как в дверь кто-то сильно забарабанил. Я поскакал в трусах и с одним тапочком на ногах в коридор, чтобы быстрее открыть, ведь уже было около трех утра, стук раздавался не только на весь наш подъезд, но и на пару соседних.

Открываю – Фигася стоит, трезвый и застегнутый, но выражение белобрысого лица беспокойное и дерганное.

– Что случилось, Фигася? – спросил его, понимая, что он чем-то напуган и не зря запыхался.

– Батя, можешь выйти, Тимур подъехал.

– Не, не хочу в подвал, я был там уже.

– Он у подъезда, в машине, специально подъехал, с тобой хочет переговорить.

– Сейчас выйду.

Фигася повернулся и пошел вниз. Не выйти на улицу мне в этом случае было никак нельзя – это было бы оскорблением для любого, кто ждал, а для Тимура особенно, он в нашем дворе случайно не оказывался и просто так ни к кому не приезжал. Я общался с ним только один раз и по своей инициативе. У меня тогда в подвале в очередной раз пропали из кошелька все деньги и мобильник. Проснулся на полу – уже никого, утро. Кошелек пуст, мобильника нет. Охранника я будить не стал, он спал на стульях в винном отделе.

Ушел домой, но в тот же день, вечером, дождался Тимура и спросил: ты здесь главный? Он: а что, Батя, проблемы? И рассказал ему о проблеме, которая меня уже достала. Я раньше не жаловался, ругал только себя и не приставал к парням с распросами, кто был, кто мог взять. А теперь сильно обиделся, все-таки знаком давно со всеми, свой, черт бы всех побрал, живу тут рядом, не приблудный забулдыга, и вообще не забулдыга, хули по моим карманам шариться. А мобильник брать – совсем подлость. Он у меня дешевый, я дорогих давно не покупаю, мобильник то зачем брать, если из кошелька уже все выгребли, мало что ли?

Тимур в нашем дворе не живет, я не знаю, из какого он района, и ни у кого не спрашиваю. Знаю, что он под утро часто приезжает в подвал, и там его всегда дожидаются пара-тройка ребят. И еще видел его во дворе раз днем, когда под окнами собралось человек сорок подростков и ребят после армии. Подростки стояли по радиусу вокруг ребят в центре, где Тимур и еще двое мне не знакомых довольно эмоционально что-то обсуждали. Я вышел на улицу поглядеть на сбор.

Близко к Тимуру было не подойти, о чем шел разговор, я не слышал. Но сразу заметил, что лица у всех собравшихся напряженные. Чуть в стороне стояла группа ребят очень спортивного вида, а на другой стороне круга точно такая же группа – парней десять. Ни те , ни другие на происходящее в круге не смотрели, а больше поглядывали в ту сторону, где стояла на них похожая команда, которая тоже вела за ними наблюдение.

У меня сомнений не было: Тимур в центре крыльями машет не просто так, типа пообщаться и поболтать захотелось. Задеты серьезные интересы, что то не поделили, или поделили, да неудачно, или удачно, но не для всех. Теперь сошлись и оглашают предьявы. Массовка нужна, чтобы показать количество потенциальных участников переговорного процесса, а две команды по разные стороны – это для равновесия, чтобы ни у кого не было желания повышать голос.

Надо сказать, из окна третьего этажа мне было видно, что Тимур ведет дискуссию весьма эмоционально, он вытянул вперед левую руку и когда говорил, наклонялся и загибал правой рукой пальцы на ладони левой руки, как бы что-то перечисляя или считая. Двое собеседников, один из которых был молодой и чернявый, а второй пожилой с лысой головой и большим животом, во время переговоров вели себя раскованно и тоже что-то пытались доказать, активно помогая себе руками во время спора.

Когда я очутился в толпе, я ничего не слышал и не видел. Оказалось, что переговорщики беседовали на удивление тихо, Можно было различить лишь вводные фразы: "Ты сказал, я тебя слушал, теперь ты меня послушай", и опять ничего не разобрать. Поэтому проходящие мимо жители двора косились на сборище, не понимая, по какому случае столько ребят стоят около ворот подземного гаража во дворе, и шли дальше к своим подъездам.

Тимур ждал меня в машине, припаркованной как раз на том месте, где была "набита" та последняя "стрелка". Я пошел на свет горящих фар. Передняя пассажирская дверь фольксвагена гольфа приоткрылась, когда я еще был в метрах пяти от парковки. Фигася шел сзади и помалкивал.

Сажусь внутрь на кресло, в синеватом отблеске светящихся приборов вижу лицо Тимура и его протянутую руку. Здороваюсь и жду, когда Фигася подойдет и тоже сядет.

– Он подождет, мы пока без него перетрем, – говорит мне Тимур и смотрит в мою сторону, – неплохо тебя разрисовали, Батя!

– Ерунда, ничего серьезного.

– Ты их раньше видел? – понятно было, о ком он спрашивает.

– Нет.

– Никаких дел с ними не имел, знать их не знаешь, никаких косяков, так?

– Вроде, так.

– По пьяни не было чего-нибудь, что ты забыл, Батя?

– По пьяни было только то, что сегодня было, – мне не понравилось, что Тимур напоминает мне о моих прошлых грешках.

– Резко наехали ребята, по беспределу, – Тимур замолчал и откинул голову на кресло, – что ж, разберемся.

Мне не хотелось ему рассказывать, чем я закончил этот "беспредел", поэтому я тоже замолчал.

– Теперь главное, – он заговорил первым, – самодеятельности нам не надо. Ребят найдем, пробьем кто и что, ты не лезь. Был бухой, палец на крючке, пальнул в небо, это бывает, это все поймут.

– Ты о чем, Тимур?

– О тебе, Батя, ты же на "мясо" вызвал малолетку.

– Я сам все сделаю.

– Ты, Батя, не вьехал, еще раз объясняю, ты здесь со своим сам на.... никому не нужен. Пацана этого найдем, расскажем ему все, что надо, и забыли, Батя, за-бы-ли! – в синем мерцании я видел его улыбку, которая мне казалась усмешкой.

– Нет, Тимур, так не получится. Во-первых, я так не могу, во-вторых, пацан этот не из тех, кто сбегает. Я это уже говорил сегодня одному генералу.

– Какому генералу? – Тимур повернул ко мне голову, на лице его исчезла и улыбка, и усмешка.

– Отцу той девчонки, у которой эти парни тусовались.

– Он у нее генерал?

– Таможенный.

– Бл..., выругался Тимур, – у одного – отец полкаш ментовский, у второго – генерал. Ты, Батя, специально что ли на палево нарываешься?

– Так все вышло.

– Вышло шило в дышло, – он сделал паузу и задумался, – у тебя, видимо, рога не обломаны еще, тебе ж почти сто лет, а ты как школьники эти, да и то они умнее, они с полуслова понимают.

– Мне пятьдесят, – уточнил я, но не от обиды за то, что Тимур состарил меня. Я почувствовал, что он теряет уверенность в своей правоте, и тон его речи изменился, стал теплее.

– Что, душа нараскоряку, обидно по фотороботу от пацаненка получать?

– Да, нараскоряку.

– Хочешь по правилам, один на один, пока кто-то не свалится, или только до первой крови?

– Не знаю, не решали еще.

– Где, когда?

– Через месяц, сегодня какое число?

– Первое августа.

– Значит, 1 сентября. У двадцать девятой школы, у тополей с левой стороны, вечером.

– Ясно все с тобой. Дело чести, да?

– Да.

– Ну, готовься тогда, Батя, – Тимур сказал эти слова растянуто и с сожалением в голосе.

– К чему? – я прокручивал уже в голове картинку, как меня отфаршируют, и какой я буду после 1 сентября.

– Тренируйся, вспоминай, ты ж спортсменом был.

– А, ты в этом смысле, – картинка исчезла, и мне сразу стало легче на душе, – порежимлю месяц без пива, вот и вся подготовка. Что будет, то будет.

– Вижу, Батя, ты не первый раз в первый класс собрался. Все же подумай, время есть.

Тимур положил обе руки на руль. Разговор закончен. Я уже хотел выходить, но увидел через стекло Фигасю, стоящего под деревом недалеко от машины.

– Что-то он сегодня помятый какой-то, нашли этих мотоциклистов пропавших?– спросил напоследок.

– Нашли. У Фигаси, похоже, ребро сломано.

– Упал с мотоцикла?

– Упал и точно на кулак опера попал. Мотоцикл – повод был, чтобы его закрыть и отмудохать. Говорит, опера с него труселя сняли и ему на башку их надели. А к яйцам два провода прокинули.

– Работают, – сказал я, зная, как иногда обрабатывают подрастающих дворовых "пионервожатых".

– Работают, – согласился Тимур, тоже хорошо это знавший.

– И как он, не наложил?

– Наложил, скорее всего. Говорит, что отвечал ментам, как учили, это знаю, а это не знаю, но проверить надо. Их послушать, герой-партизан, а по оконцовке окажется, что под всем подписался. Как ему про меня и Нино надиктовали, так, сука, добровольно и собственноручно подкрыжил.

– Знакомо, – кивнул я головой.

Надо было попрощаться и уходить. Тимур протянул руку, и когда я до нее дотронулся, он вдруг сказал:

– Батя, насчет тебя Фигасю тоже спрашивали. Интересует их твоя тема. Если у тебя какие есть дела, ты – хвосты подбери.

– Спасибо, Тимур!

– Все, давай!

Мы расстались, я вышел из машины и постоял немного из вежливости невдалеке. Фигася молча прошел мимо меня, открыл заднюю дверь фольксвагена, наклонился, выслушал, что ему говорил хозяин салона, закрыл дверь и отправился домой, в подъезд. Тут наши пути разошлись, но не сильно далеко, ведь, мы живем в соседних подъездах. Я пошел в свой, он – в свой.

 

День закончился одновременно с началом нового: уже рассветало, и во дворе появился первый собачник. Он, наверное, был в отличном настроении, развел руки в стороны и начал делать что-то типа зарядки. Его рыжий песик, чистокровная дворняга с закрученным в кольцо хвостом, пробежала мимо меня, даже не повернув в мою сторону свою рыжую морду.

Все, скручиваем хвосты в каральку, как у этой дворняги и – спать. Я поднялся наверх, выключил свет в комнате, горевший все то время, пока я был на улице, залез под одеяло и – последнее, что помню, зарядку бы надо начать делать, – эта мысль мелькнула в голове как метеор по застывшему и однообразно-звездному ночному небу. Я не успел ее даже обдумать, как тут же заснул.

Когда метеор пронесется по небу, тоже понимаешь, что не успел подумать о самом желанном, о том, чего больше всего хочешь в эту секунду. Начинаешь формулировать свое главное желание, готовишься отреагировать на полет метеорита быстро и четко, задираешь голову и ждешь, пытаясь охватить взглядом все небо сразу. Где метеорит? А вот фигу, улетела уже давно твоя искорка удачи, и ты как всегда – опоздал.