Раиса-2024

 

Соавтор – Дмитрий Зуев

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за июль 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 50 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Сам он выглядел в общем-то нормально. Но чтобы впустить в свои разросшиеся легкие воздух, ему каждый раз приходилось приоткрывать рот, так что его висящая в три ряда шея побалтывалась. В нем уже не было столько жизни, чтобы наполнить всю эту кожу, и она была ему лишней. Лишними были и его манеры, и его наряды, и все его рассказы, которые теперь слушал один Габо. Рассказы эти нельзя было назвать скучными, но для обычного слушателя смиренный масштаб их был непонятен. За долгие годы рассказы его срослись с мыслями, а мысли – с воспоминаниями. Розовая бесконечная мощь вселенской гармонии сочилась из его рта. Это все не имело теперь никакого отношения к человечеству. Его мясистые кроличьи веки нарубили столько кадров истории, что прекрати он моргать – мир бы замер на несколько мгновений.

Рассказы были непонятные. Но Габо не злился, ведь работал со стариком так долго, что сначала привык к его старости, а потом и к наступившей собственной. На висках Габи волосы тоже стали цвета гнилой тыквы. Поэтому он прятал их под такого же странного цвета кепкой, прикрывавшей и отвисшие, как собачье вымя, мочки ушей.

– А вот эта история, Габо, была особая. Это была грустная история. Как вспомню эти низкие дома, и эту беспутную, всю ночь летавшую черт знает где. Грустная история. Ты видел ее ужасный конец. Но, поверь, начиналось все божественно.

Габо кивнул молча.

– Если честно, она особенная еще и потому, что я так и не смог понять, куда она делась потом, – продолжил старик, – Я потерял ее, я не знаю, куда она могла пойти. Такие вещи неэтично обсуждать, да?

Габо даже кивать не стал. То есть он ответил, но по-восточному, молчанием.

– Ну слушай, дорогой, слушай.

 

 

*   *   *

 

– Контур мы успели закрыть, но антресоль доделали не совсем. Туда затащим бильярд, – сказал он и показал на лестницу из простых досок.

– Антресоль, – повторила она и шагнула на один из ковров, лежащих внахлест друга друга.

Дачу еще не разделили на комнаты, и в большом темном зале, наполненном запахом дров, можно было резвиться вволю.

– Кое-что уже там. Но сам я наверх не хожу. Строители треснули подпорку вот тут. Боюсь, может не выдержать.

– А можно просто посмотреть, – сказала она.

И он как-то неуверенно кивнул.

– Медведь! – крикнула она, поднявшись наверх, и зашуршала босиком по целлофану.

Большой, распахнутый бурый медведь укрывал пол. Раньше Раиса видела таких только в кино, и они выглядели шикарно. Но в действительности шерсть оказалась грубой и какой-то цепкой. При этом ее неприлизанность и жесткость внушали не отвращение, а некий трепет. Ощущалась неприятная, неотвратимая мощь. В первую секунду захотелось спрыгнуть с грубой шкуры. Но почувствовав себя неудобно и глупо, Раиса решила остаться и просто сидеть аккуратно, чтобы шерсть не натерла нежную кожу.

– Давай бухать на ней! – сказала она, погрузив пальцы в коричневые лохмы. – Кстати, что там у нас?

Он поднялся из темноты с двумя бутылками в руках.

– Ох! «Empoisonne»! Такое вино Ахматова литрами пила!

– Гумилев ей покупал?

– Ты знаешь Гумилева!? – удивилась она искренне.

– Алле-хоп! – крикнул он и развел руками, начав свое незабываемое выступление.

 

 

*   *   *

 

И пока он декламирует «Жираф» Гумилева, Раиса не догадывается, что в арсенале его имеется лишь одно стихотворение. Исключительно для таких вот случаев. Чтобы познакомиться с типажом «поэтка». Опустив все возмущения касательно новой этики и феминизма, можно не без оснований предположить, что у каждой «поэтки» должен же быть свой вкус на стихи! Нельзя ведь всех поголовно брать гениальной дурью из Серебряного века! Но «Жираф» абсурдно подходил всем…

Типажи, о которых идет речь, Володя придумал еще в студенчестве. И даже не придумал, а, скорее, почувствовал. Было их немного, и на любой – безотказно действовал один простой и конкретный ход.

«Поэтке» требовался вовремя прочитанный стих. «Либералке» – малоизвестный факт из биографии какого-нибудь узника совести. «Колхознице» – покрутить на глазах брелоком от машины. И что особенно интересно, для каждого из типажей важен был только сам жест. В каких обстоятельствах совершался ритуал – не играло никакой роли. Крутить ключи перед понравившейся «колхозницей» можно было, даже находясь в кафе «Лакомка» и поедая мороженое. Значение имел лишь только жест. Остальной антураж барышня потом сама додумывала в рассказах подругам.

 

 

*   *   *

 

– Далёко на озере Чад бродит и бродит жираф, – не в рифму завершил он выступление.

Но она не заметила рифм, прижала бутылку с вином к грудям и похлопала в ладоши. После этого она качнулась вперед и ловко поймала бутылку.

– Если честно, я думала, ты совсем другой, – призналась она.

– Какой?

– Простоватый. Расп**дяй.

– Да? Это потому, что я ключами крутанул, когда мы в машину садились. А я, между прочим, даже языки учил.

– Ничего себе! – удивилась она опять.

– Ну не сам, по работе пришлось, – засмущался он.

Чтобы исправить неловкость, он наполнил стаканы, и медвежья шерсть стала совсем не такой грубой.

– Кстати, я работала за границей. Там все по-английски говорят. Хочешь, попробуем? – сказала она.

– Всё забывается, – сказал он.

– Как забывается, так и вспоминается, ничего не меняется. Ты вспомнишь!

В эту секунду он сунул руку ей под кофточку. И тут у Раисы начался странный приступ. Словно она оказалась одновременно и в ледяной реке и в жаркой парной. Чтобы не выглядеть невинней, чем ей хотелось выглядеть, она пошла в наступление и рванула с него майку.

– Ох! Это что, свастика? – удивилась она.

– Нет, это древний символ жизни и всего такого!

– Да?

– Ага. Я – реконструктор. Занимаюсь реконструкцией.

– Понятно, – успокоилась она и поцеловала волосяной перешеек на его животе.

И вот случилось очень необычное соитие. Сначала медвежье ложе наполнилось теплом и уютом. И Раиса почувствовала, о чем писали мудрецы Серебряного века, когда искали первооснову, примиряющую to be и or not to be, пространство и время. У истоков этого мира не было греха. И зло превратилось в розовый туман, поднимающийся из жерла умершего вулкана. Всё пространство, даже вакуум вокруг, было осязаемым, его пронизывали во всех направлениях лучи добра и правды. Ступни Раисы двигались по шерсти. Ей в спину дул мягкий и теплый свет. Гумилев стоял над этим раем и собирал в кучу маленькими ладонями белые облака, чтобы Господь не увидел наслаждения, которого не смог бы придумать и он сам.

– Рим наш! – закричал Володя и шлепнул Раису по заднице.

Раиса вынырнула из эфира и повернула голову.

– Чё? – сказала она.

– Рим наш! – повторил он и несмело шлепнул ее еще раз.

– Ты стебанутый что ли? – обиженно сказала она и потерла зад.

– Так у нас, реконструкторов, принято! Тебе жалко, что ли? – оправдался он.

– Придурок, – сказала она, спрыгнула с медведя и стала собирать свои вещи по антресоли.

Быстро одевшись, она спустилась вниз по скрипучей лестнице и выбежала на улицу, тыкая пальцем в экран телефона.

 

 

*   *   *

 

В ту же секунду, как на экране загорелось окно поездки, к высокому ржавому забору с хрустом гравия подъехал автомобиль.

Раиса обошла его сзади и сравнила номер с цифрами на экране телефона. Это была старая колымага почти белого цвета с ржавыми дверьми и капотом.

– Вам назад в цивилизацию? – спросил голос из темного салона.

– Типа того, – ответила Раиса, открыла дверь, и села на сломанное кресло.

– Не плачь, – сказала темная фигура.

– Чего? – сказала она и тут же разревелась.

Пока она плакала, водитель молча смотрел на звезды и лишь дважды как-то странно, плавно дернулся вперед всем телом.

Успокаиваясь, она разглядела его. Это был мрачного, но благопристойного вида кавказец с волосами непонятного цвета. Поймав ее взгляд, он сказал:

– Не рыдай. Сейчас время такой.

– Какой? – поинтересовалась она.

– Никто никого ненавидит, – с этими словами он поправил кепку и вежливо потрогал Раису за колено.

Она только открыла рот, чтобы устроить скандал, но водитель спешно воткнул первую передачу, снова дернулся вперед всем телом, и тут же из-под колес авто полетел щебень. Задняя ось машины поплыла вбок. Колымага расстреляла гравием забор в темноте и рванула вперед по дачной улице, зацепив попутно что-то глухое и трухлявое. Раиса бросила взгляд в зеркало заднего вида и увидела опору, с фейерверком искр оборвавшую провода и проломившую крышу какого-то дома.

Сначала вернулся шум, потом вернулась чувствительность пальцам рук, и только в конце дрожащей улицы она поняла, что страх в ней давно победил досаду неудачного вечера и что она несется по темным дачам на скорости километров сто двадцать в час. Она аккуратно посмотрела на водителя.

Он был спокоен, как будто стоит на перекрестке, но каждые несколько секунд дергался, будто его кто-то толкал руками с заднего сиденья. Раиса посмотрела назад, но там никого не было.

 

Почти сразу же начались совершенно дикие события. Водитель, и до этого не особо следящий за дорогой, совсем перестал держать руль и схватился за свою мятую кепку. Машина со скрежетом тиранулась о волнистый стальной забор, кавказец ударил ладонями руль, но траектории движения из-за этого не поменялась, и лязг перерос в скрип.

На счастье улица кончилась, и за окнами быстро пронеслась короткая мусорка на окраине поселка, после чего дорога нырнула в поле. Раиса открыла рот, чтобы начать переговоры с безумцем, но тот сам закричал громким голосом и без акцента, на каком-то подозрительном языке:

– Ангелус Домени нунтиавит Мари! Et concepit de Spiritu Sancto. Ecce ancilla Domini. Fiat mihi secundum verbum tuum.

– Да етит твою мать! – закричала Раиса. – Ты кто!?

Кавказец лег на руль, жалобно раскрыл рот и, очевидно, надавил на педаль газа, так как машина, наехав на песочную гору, подпрыгнула, оторвалась от земли и приземлилась уже на пустой каменистой плоскости, сразу же прибавив скорости. Шофер совсем вдавился в руль, обхватил двумя руками голову и заорал еще громче:

– Gratiam tuam, quaesumus, Domine, mentibus nostris infunde: ut qui, Angelo!

– Ангело!!! Тормози! Верни меня в цивилизацию! – заорала таким же диким голосом Раиса, попытавшись схватить водителя за плечо. Но плечо его оторвалось от тела и осталось у нее в руках, а из образовавшейся прорехи в пиджаке вылезло что-то гадкое.

Машина снова подпрыгнула на кочке, приземлилась на бампер и, едва устояв на колесах, понеслась куда-то в другую сторону.

Вдали и внизу светились над зеркалом реки рыбацкие и охотничьи огни. Раиса даже в этот момент успела подумать, как хороша русская природа. Потом она мысленно простилась с жизнью, попыталась открыть дверь, чтобы выпрыгнуть, но дверь неожиданно резко распахнулась и отлетела в сторону. Раиса всмотрелась в темноту, пытаясь понять, где они едут. Под днищем автомобиля как будто, слившись в пятно, неслась каменистая земля, а по сторонам мелькала высокая трава.

Она собиралась с силами, чтобы прыгнуть, а тем временем почти всё пространство салона заняло упершееся в крышу огромное и уродливое, как новорожденный, крыло, из которого тут же колосились белые перья. Второе такое же крыло, очевидно, выдавило дверь с другой стороны. Раиса поняла это, когда раздался треск и скрип гнущегося металла.

– Ora pro nobis, sancta Dei Genetrix. Ora pro nobis, sancta Dei Genetrix, – снова закричал водитель в пол. А Раиса сидела, вжавшись в кресло, не в силах пошевелиться, с оторванной рукой между ног.

И вот, когда ей показалось, наконец, что он решилась прыгать в темноту, крышу автомобиля оторвало куда-то назад. Огромные белые крылья монстра моментально порхнули вверх. Машину снова подбросило на кочке, она оторвалась от дороги, прошла секунда, две три – но машина не приземлилась.

Кавказский ангел повернул к Раисе лицо. И она увидела, что вместо глаз у него в голове светятся два красных пятна, из которых вот-вот долбанет что-то очень горячее, от чего врачи уже не спасут. Раиса оттолкнулась от спинки кресла, закрыла глаза и нежно обняла существо, почувствовав его гладкое тонкое тело.

Спустя несколько секунд что-то тяжелое ударилось о воду далеко внизу. Потом долго шумел ветер, сменившийся тишиной. И вскоре Раиса поняла, что движение прекратилось.

 

 

*   *   *

 

– А ты-то что здесь делаешь? – сказала она, когда Володя подошел к ней, шоркая ногами по сухой, присыпанной мелким гравием земле. Он явно думал о чем-то своем.

– Второй этаж все-таки не выдержал, – сказал он, и Раиса поняла, в чью крышу упал столб.

Он раскидал ногой гравий и уселся рядом.

– Так тебе и надо, – сказала она.

Они посидели немного молча, ожидая, что что-то произойдёт.

Но ничего не произошло.

Время, как показалось обоим, остановилось. Потому что, сколько бы они ни сидели без всякого дела, без еды и питья, никто из них не уставал и не хотел что-то менять. Менять в сущности было нечего, хотя минуло, должно быть, уже несколько тысяч лет.

– Интересная конструкция, – сказал он.

– Да, я себе их тоже представляла иначе, – сказала она.

Ворота, под которыми они сидели, выглядели совсем не как церковные. Они были очень высокие, тесные и раскачивались из стороны в сторону с металлическим стуком. Видно их было, наверное, из любой точки этой бесконечной пустыни. Как ракету на космодроме.

Ворота были, без сомнений, райские, но поражали грубостью линий. Расположенные очень близко рифлёные прутья были толстые и очень напоминали тюремные. Выполненные в золоте, они выглядели тяжёлыми.

Володя посмотрел на них и сказал:

– Не хочешь отойти в сторону? Их, вроде, шатает.

– Мы все равно умерли, – безразлично ответила она.

– Я думаю, если за нами оттуда кто-то выйдет, увидит нас точно.

– Хорошо, пойдём, – она поднялась и пошла в сторону.

С высоты птичьего полета они выглядели, как две соринки рядом с аркой желтого газопровода.

– Ты-то чего сюда попал, я не пойму? – спросила она снова, когда ворота перестали нависать над ними, – Я ничего такого не делала. А ты – скотина.

– Почему это я скотина? – возмутился он.

– Тебе прям сказать? Или сам догадаешься?

Тут он в сердцах отряхнул штаны, обтер лысину и сказал:

– Ответь мне на вопрос.

– Ну.

– Разве ты не любишь Гумилева?

– Люблю.

– Разве тебе не нравилось пить мое вино, не нравилась жёсткая шерсть медведя?

Она поймала себя на мысли, что вообще не задумывалась обо всем этом, и сказала:

– Наверное. Не знаю.

– Разве ты не сама поехала со мной с самого начала? – продолжил он.

Она поняла, к чему он ведет, и разозлилась:

– Поехала. И что?

– Да ничего. Но почему же это я не могу сделать хоть что-то, как я сам хочу, если я сделал все, что нравилось тебе?

Доводы и смыслы исчерпались. Двое снова сидели молча. Начинало темнеть. Точнее, плотная воздушная взвесь, сквозь которую все было слегка мутноватым, вместо пылинок золота, витающего в пространстве до этого, стала наполняться черными маслянистыми частицами.

Володя сел на гравий и подгреб под себя пыльную кучку.

– Я себе все это как-то иначе представляла, – сказала она.

– Что именно?

– Это знаменательное событие, блин.

– Какое?

– Ну, Небесный суд!

Он кивну и сказал:

– Долго у них тут. Наверное, тоже приемное время есть. Чем-то же еще они занимаются, кроме суда. А возможно, прямо сейчас возле этих ворот судят кого-то, а мы этого и не видим, потому что они в другом измерении.

– А мы тогда с тобой почему в одном измерении? Если все остальные в разных… Потому что оба Гумилева знаем?

– Нет… Потому что нужно меньше по ночам шляться и вовремя выбирать, кому жопу подставлять, а не харчами перебирать.

– Так, может, я тебя и выбрала!

– Ну, вот и сидим. Потому что меня.

Они снова замолчали.

Пространство густо наполнилось черным паром, но дышать от этого не стало тяжелее.

– Мне, знаешь, что интересно? – спросила она, когда туман совсем загустел.

Он промолчал, нарыл из мелких камушков горку и стал забегать на нее пальцами и спрыгивать, изображая рукой труп самоубийцы, лежащий у подножья.

– Если они нас пустят туда, можно будет попросить медвежью шкуру с собой взять? – сказала она.

Он хотел разрушить горку, но неожиданно нащупал на ее верхушке что-то плотное, похожее на мозоль. Он попытался ковырнуть его.

– Или договориться, чтоб нас посадили где-нибудь с Гумилевым, – продолжила она.

Он попытался вдавить пузырь, но сухая корка была твердой.

– Или чтоб было с кем поговорить на английском, – сказала Раиса.

– Видишь, что тут? – сказал он и взял ее руку, чтобы приложить к волдырю.

– Что это?

– Не знаю.

– Я почему-то хочу её почесать? – сказала она.

– Попробуй, – ответил он.

Она надавила пальцем, и мозоль легко завалилась внутрь. На песок брызнула зелено-фиолетовая жидкость.

В следующую секунду стало абсолютно темно, и раздался голос-рёв, который превратил и Володю, и Раису в пыль, оповестив пустыню:

– Вечернее время начинается!

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в июле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: