Стреноженный

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за декабрь 2023:

 

На чтение потребуется два с половиной часа | Цитата | Подписаться на журнал

 

18+

 

 

 

Совсем недавно Сергей Сотников приветствовал солнце с ребячьей восторженностью: «Ура! Солнышко выглянуло!». Теперь он называл светило «балдой» и при его появлении с раздражением задёргивал шторы. Эта, казалось бы, пустяковая деталь очень точно выражала суть произошедшей с ним метаморфозы.

Первые признаки когнитивных неполадок Сотников обнаружил, проснувшись в загородном доме своей матери. Приблизительно через минуту после пробуждения он вдруг осознал, что почти ничего не помнит из вчерашнего дня. В голове крутилось что-то вроде короткого бессодержательного видео: стена, обитая вагонкой, вытянутое по горизонтали оконце, за окном – дерево, потом сумеречная дорога в свете фар и туман – это было всё. Мысль о какой-то спонтанной пьянке Сергей отбросил сразу: он пил от случая к случаю и меру знал. Он, разумеется, схватился за телефон – навигатор подскажет, где он там путешествовал. Однако гаджет не помог, он был разряжен.

Сотников спустился на первый этаж. Пусто, тихо: мать с отчимом уходили рано. Он поставил телефон на зарядку, заварил кофе. Потом бродил по дому, прислушивался к себе: странное состояние – ощущение физической ущербности, словно он оглох или потерял обоняние, и в то же время чувство лёгкой эйфории, как будто в нём пробуждался неведомый, скрытый до поры потенциал.

Пора было собираться на работу. Мысль о том, что сейчас ему придётся сесть за руль, почему-то вызвала у Сотникова сильнейшее неприятие. Он заказал такси и вышел за ворота, даже не взглянув на свой «Фольксваген».

Он опаздывал, но его это не заботило – голова была занята ревизией взаимоотношений с подчинёнными. Распустились паршивцы, расслабились, но ничего, он им покажет фокус-покус – преображение душки-руководителя в «сержанта Зверя». Смакуя эту мысль, Сотников улыбался. Что-то негромко напевавший таксист увидел в зеркальце улыбку пассажира и замолчал, спина его напряглась.

Сотников возглавлял один из отделов крупной рекламной фирмы. Народ в коллективе подобрался молодой, дисциплина хромала – междусобойчики с перебрасыванием бумажек, хихиканьем и прочими вольностями были в порядке вещей. Непринуждённой обстановке способствовал и сам Сотников, предпочитавший демократический стиль руководства. Он охотно отзывался на «Сотника» – как нередко к нему обращались мужчины, – ну а на женское «Серенький» откликался с удовольствием. Грубости вроде «отстань» или «эй, подойди-ка» его не смущали – он искренне считал это проявлением дружеского доверия. Короче говоря, о простодушного начальника отдела вытирали ноги.

Теперь Сотников объяснял такое положение дел наваждением, своим временным помешательством. Он подходил к офису со свирепой решимостью устроить показательную порку, перебирая в уме наиболее подходящих кандидатов. Однако отвести душу ему не удалось – придраться было не к чему: в отделе царила рабочая атмосфера. То ли просто день такой выдался, то ли источаемые Сотниковым «ядовитые флюиды» давали о себе знать.

После обеда в офис нагрянул Орлов, генеральный директор, – красивый двадцатипятилетний брюнет с повадками капризного барчука. С хмурым видом он прошёлся по отделу и скрылся в кабинете Виктора Михайловича, своего зама. Вскоре Сотникова вызвали.

Когда Сергей зашёл в кабинет, Виктор Михайлович с потерянным видом смотрел в монитор компьютера. Орлов стоял лицом к окну, сложив за спиной руки.

– Вызывали? – не здороваясь, спросил Сергей.

Виктор Михайлович покивал и, метнув опасливый взгляд на спину генерального, зачем-то полез в стол. Орлов развернулся и после хорошо выверенной паузы заговорил:

– Сотников, скажи на милость, ты чем занимаешься? Не надоело мастурбировать на рабочем месте (это предполагаемое занятие Сергея он обозначил словом просторечным)? Ты случайно не помнишь, сколько договоров твой отдел в прошлом месяце заключил, а сколько в этом? – Орлов замолчал, приготовляясь к взрыву: крылья носа мелко задёргались, грудь начала неуклонное движение вверх, челюсть – вперёд.

– Так что ж ты делаешь?! – закричал он. – Ты специально вредишь?! Ты нас погубить хочешь, по миру пустить?!

Генеральный изощрялся, как мог, перемежая кособокие силлогизмы словечками из вокабулярия привокзальных гопников. Однако Сотников его не слушал: вниманием Сергея завладели белые, ухоженные руки начальника. Эти холёные пятерни казались ему олицетворением всей гадостности натуры их хозяина – недалёкого, чванливого пустозвона. Ему хотелось напасть на гнусные щупальца, искусать их, изгрызть до костей; горло Сотникова свело судорогой, он шумно, с причмокиванием, втянул воздух, зубы его клацнули. Вероятно, что-то почувствовав, генеральный закончил на мажорной ноте: «В общем-то, Серёжа, оснований для паники нет, но нужно поднажать». На прощанье он дружелюбно Сотникову улыбнулся.

Сергей вышел из кабинета деревянной походкой. Он прошёл в свой кабинет и сел за стол, борясь с желанием разломать, разбить всё в щепу. «Как я мог такое стерпеть?! Как?! Этот пустоголовый хлыщ орал на меня, а я стоял и слушал?!» – вспыхивало в его голове. Постепенно взрывоопасное состояние сменилось вялым равнодушием. Он оделся, вышел из офиса и пошагал по улице. По дороге зашёл в магазин, купил две банки пива, которое, в общем, не слишком жаловал. Завернул в сквер, сел на скамейку. Тонкий слой снега, дома, прохожие – всё было в тон февральскому блекло-серому небу. Сотников пил горьковатое пиво и думал о своём приступе бешенства. Он только сейчас осознал, насколько был близок к тому, чтобы сотворить беду – убить человека.

Сергей достал телефон, просмотрел: два звонка от Юли, гражданской жены, один – с номера несохранённого. Навигатор вчерашних передвижений не сохранил, значит, телефон не работал уже больше суток. Сотников позвонил матери, чтобы узнать в какое время он вчера приехал. «Точно не знаю, мы ведь спали уже. Ну, если приблизительно, часов в одиннадцать, – ответила мать. – А ты чего спрашиваешь? Ничего не случилось?» Он заверил её, что у него всё в порядке, просто, мол, хотел кое-что уточнить.

В подземном переходе внимание Сотникова привлёк кликушествующий нищий в инвалидном кресле. Сергей всмотрелся: лицо слабоумного, на котором, однако, суетились глаза ловчилы. Перехватив его взгляд, инвалид – будто только того и ждал – возликовал:

– Разбудил лихо, дядя, разбудил! Чуешь лихо-то?! Ничё, скоро почуешь!

Сотников остановился. С трудом убаюканное раздражение, точно потревоженная рыба фугу, моментально раздулось.

– Дай, дай, а то лихо сожрёт, дай… – гугнил попрошайка, протягивая руку с увечной, трёхпалой ладонью.

– Сгинь ты, падаль! – прошипел Сотников. Прошипел так прочувствованно, что нищий, отпрянув, зашипел в ответ.

Чуть не бегом Сергей заскочил в метро, и только на многолюдном перроне, стал приходить в себя. «Да что со мной такое, а? – стонал он мысленно. – С ума я, что ли схожу? И урод этот как назло именно сегодня, именно ко мне привязался…»

В квартиру он заходил, непроизвольно морщась: Юля приступит с вопросами, а оправдываться он был не намерен. На счастье, разговор получился коротким:

– Где ты был?

– У матери.

– А чего трубку не брал?

– Спать рано лёг, голова болела.

Тут Юле позвонили, она ушла в комнату. Сергей перекусил и лёг, снова прокручивая в голове запомнившиеся фрагменты вчерашнего дня. Под набором случайных, сохранённых памятью отрывков, под их обыденностью скрывалось нечто тревожащее. Сотников это явственно чувствовал. Он поднялся, походил по комнате, потом снова принялся за телефон: он не мог целый день бесцельно колесить по городу – он у кого-то был, что-то делал, следовательно, должны остаться следы в «Телеграм», «Ватсап», «Инстаграм». Не нашёл ничего.

Перед сном заглянула Юля:

– Пупсик, ты чего это спрятался?

– Голова ещё не прошла.

– Хм, это ж вроде женской отмазкой считается.

– Я серьёзно.

– Ну ладно, спи тогда.

Юля ушла в их общую спальню, а Сотников подумал: «Не любит она меня и никогда не любила. Надо как-то её выпроваживать, нечего время на неё попусту тратить».

На следующий день он взял отгул и сделал томографию головного мозга. Никаких патологий обнаружено не было. К психиатру он обращаться не хотел принципиально: почему-то это казалось ему окончательным фиаско – безвозвратной потерей контроля над собственной жизнью. А контролировал он себя всё хуже и хуже: на работе едва не избил балагура и весельчака Егора Митрофанова. Тот выкрикнул на весь офис зарифмованную чепуху – что-то о Сотнике и эротичном подлокотнике. Сергей подозвал Митрофанова и отвёл его в туалетную комнату. Там он сграбастал стихотворца за грудки и сказал, пригнувшись к его лицу: «Ещё раз так пошутишь, и я тебе, сука, все зубы вышибу». Бесстрастное выражение лица Сотникова в сочетании с бешеным, граничащим с безумием взглядом Егора впечатлило – он вышел из туалетной комнаты с трясущимися губами.

Прошла неделя, ничего не менялось – Сотников продолжал балансировать на грани нервного срыва. Случившаяся с ним метаморфоза без внимания не осталась – подчинённые без особой нужды к нему теперь не совались. «Сотник» с «Сереньким» остались в прошлом.

Всего месяц назад Сотников был рад поболтать с женой, выслушивая разные женские пустячки, и редкий день обходился без милых нежностей. Теперь же, заслышав звук открываемой двери, Юля без промедления уходила в свою комнату. После одного случая, когда он накричал на неё, точнее сказать, нашептал, – говорил он совсем тихо, – она стала его бояться. Ей крепко запомнилось, какие у него тогда были глаза – бездумные, с искрой хищной энергии, – глаза зверя. Не в силах уразуметь, куда подевался тот добродушный, жизнерадостный весельчак, который другой раз утомлял её своим ребячеством, Юля всматривалась в лицо Сотникова, будто надеялась обнаружить в нём следы подмены.

Прошёл месяц, стало хуже. Временами Сергей замечал неуловимо-стремительное движение на стенах, словно под обоями скользило нечто червеобразное. Плохо было со сном: стоило ему закрыть глаза, как под веками всплывали образы, от вида которых он вздрагивал как от удара током, а потом маялся до утра. Пуще того его донимал периодически объявлявшийся в голове баритон. Суховато, с нейтральными интонациями, голос произносил фразу и исчезал, фраза же оставалась, и избавиться от неё было непросто. Обычно словосочетания обладали смысловой законченностью, и Сотников переносил их прилипчивость без особого ущерба. А вот нелепицы, которые время от времени голос пускал в ход, доводили Сергея до скрежета зубовного. Например, утверждение баритона, что «лукошко огульное – крест и мука лягвы понтийской», изводило его трое суток. «Мука лягвы, мука лягвы, лягва муки… сука проклятая!» – изрыгал измученный Сотников, затворившись в комнате. На работе было сложнее: от постоянной концентрации у него возник нервный тик – дёргалась щека. Возвращаясь домой, Сергей закрывался в комнате, и иногда оттуда часами не доносилось ни звука. Юлю эта тишина настораживала, но, когда из-за двери доносилось сдавленное рычание, ей становилось по-настоящему страшно. Однажды в припадке истерической храбрости она распахнула дверь и – едва не завизжала: Сотников сидел перед монитором компьютера, оскалившись, словно киношный вервольф в момент трансформации. Заметив Юлю, он расслабился. Усмехнулся:

– Новости вот смотрю, оптимизмом заряжаюсь.

– Рычать-то зачем? Пугаешь ведь меня…

– А помнишь, ты меня мямлей, пёсиком-пустобрёхом называла? – снова усмехнулся он. – Вроде с лаской, но чуть-чуть и с презрением. Так ведь? Теперь можешь гордиться: твой пёсик стал цепным псом. – И поворачиваясь к монитору, добавил уже про себя: – Только бы вот цепь не подвела.

Через несколько дней Юля решилась и позвонила Наталье Андреевне, матери Сотникова, попросила приехать. Отношения матери и сына были в полном порядке, то есть тёплыми и доверительными. Правда, видеться им удавалось нечасто: Наталья Андреевна была женщиной занятой – должность ведущего аналитика консалтинговой компании времени оставляла мало. С отцом Сергея, человеком не без достоинств, но слишком уж романтичным («умирал» по девушкам с восточной внешностью), она рассталась, когда Сергею было двенадцать лет. Вскоре после того как Сотников закончил Политех, Наталья Андреевна вторично вышла замуж. А когда у Сергея завязались серьёзные отношения с Юлей, она переехала, оставив им трёхкомнатную квартиру.

Потолковав с Юлей, Наталья Андреевна приступила к Сергею. Несмотря на давно наступившие сумерки, он сидел на диване без света. Она включила светильник, присела рядом.

– Ну, насколько я понимаю, откровенничать со мной ты не станешь?

Сергей слабо улыбнулся:

– Мамуль, не буду врать, что всё у меня в порядке, но беспокоиться тебе особо не о чём.

– У тебя вон круги под глазами вылезли. Как же не беспокоиться? – Наталья Андреевна тронула его за плечо. – А ну-ка, глянь на меня…

Он послушно повернулся к матери лицом.

– Понятно, – с некоторым облегчением молвила она и, оглянувшись на дверь, шепнула: – Юля-то даже не догадывается… бедная. Ну, Серёжка, не думала я. Хотя, что там: яблоко от яблони…

– Мам, ты о чём?

– Полно, сынок, ты знаешь о чём. – Поднявшись с дивана и снова взглянув на дверь, Наталья Андреевна прошептала: – Бросай её, понял? Когда мужики налево ходят, они цветут как гладиолусы – слепой только не увидит. А ты? В гроб краше кладут, прости господи. Что это за баба такая, а? Беги от неё без оглядки. – Она пошептала ещё немного, ущипнула Сергея за ухо и вышла к Юле.

Наталья Андреевна в своём предположении чуть-чуть забежала вперёд. В отделе Сотникова работала миниатюрная, довольно миловидная брюнетка Лида Мазаева. В коллективе её не любили: она всегда была угрюмо-сосредоточенной, имела недобрый взгляд. Однако когда поблизости оказывался начальник отдела, девушка становилась похожа на кошку в период течки, только что не мурлыкала. О сердечной её склонности к Сотникову в офисе поговаривали, впрочем, без огонька: тема была пресной. Дальше призывных голосовых модуляций, да страстных взглядов девица не заходила. На самого Сергея эти деликатные поползновения никакого впечатления не производили. (Он по натуре не был «сердцеедом», хотя женщинам нравился: высокий, ладно скроенный сероглазый шатен с правильными чертами лица.)

Через пару дней после разговора с матерью, проходя между столами, Сотников встретился с Лидией глазами. Дальше ноги его несли, можно сказать, по инерции, рефлекторно: его захлестнула волна острейшего вожделения. А когда через неделю после обмена взглядами Сотников и Лидия оказались в числе приглашённых на день рождения сослуживца, оба знали, чем для них окончится вечеринка.

Подходил к середине март. День выдался неярким, но тёплым; решено было устроить пикник. Расположились в лесопарковой зоне. Через пару часов оставив компанию, Сотников с Лидией прогуливались по реденькому подлеску. Шли рядышком, изредка перекидываясь малозначащими фразами, не тяготясь паузами, точно пара с давно сложившимися отношениями.

Девушка вдруг остановилась и, глянув на Сергея с невнятной полуулыбкой, спросила, не хочет ли он послушать её стихи. Сотников с готовностью закивал. Интуиция его не подвела: вместо цветочно-кисейных переживаний о судьбе каких-нибудь «увядших гортензий» (актуальная тема для засидевшейся в невестах барышни) Сергей услышал нечто среднее между гимнами плотской любви и некромантическими псалмами. «Раздуй же шире ноздри, впитай благоуханье тлена и фимиам любовных испражнений… – декламировала Лидия и крылья её носа, раздуваясь, белели. – Взрасти в себе зверя, взлелей свою похоть, и залюби до пота ледяного, до всхрапа смертного…»

Теперь уж не какие-то там модуляции – хмельные, в пылу броженья соки источал голос Лидии. Голос колол Сотникова китайскими иголочками, сначала играючи, гуляя по эпидермису, а потом проскользнул в заповедное – в позвоночный столб. И забыта была Юлия с тонкоструганной её красотой – и не истаявшим за четыре года благоверного сожительства ледком в глазах. Не дожидаясь окончания пикника, Сергей с самодеятельной поэтессой уехали к ней домой.

Когда они вошли или, скорее, ворвались в её маленькую квартирку-студию с застоялым запахом масляной краски, на Сотникова вдруг накатило дежавю. Чувство, что он бывал здесь прежде, было настолько явственным, что он застыл в прихожей и стоял как оглушённый, пока Лидия не начала стаскивать с него куртку.

Он ушёл от неё в половине двенадцатого ночи. Стихи девушки оказались не приёмом эпатажа, но неподдельным её самовыражением. Не было никакой прелюдии, никаких милых игр, лобзаний и прочих нежностей. Просто несколько часов остервенелого совокупления.

Когда он одевался, Лидия раскинулась поверх смятых простыней, словно растёкшаяся на солнце медуза: вольготно раскинув ноги, не смущаясь неприкрытого срама; на губах – улыбка сытого довольства. И поза, и улыбка были так выразительны, что Сергей уже готов был услышать удовлетворённую отрыжку.

Встречались они два-три раза в неделю, всегда у Лидии. Созванивались; иногда он приходил первым (она дала ему ключ), иногда она. Они никуда не выходили: свидания их имели исключительно функциональный характер.

Стоило Сотникову переступить порог её квартирки, срабатывал закрепившийся условный рефлекс – в область таза устремлялся поток крови, и он уже изнывал от нетерпения. Задёрнув шторы, Лидия включала красный ночник, затем ставила диск с тяжелейшими композициями «Рамштайн» и они приступали. Их так называемые «акты любви» походили на шаманисткие ритуалы. Лидия билась в конвульсиях, будто над ней трудился заплечных дел мастер, бормотала бессмыслицу, взвизгивала, скрипела зубами; Сотников же чувствовал себя палачом, жертва которого вот-вот испустит дух. Они, не сговариваясь, придумали игру. «Когда ж ты сдохнешь, тварь проклятая?» – рычал ей в ухо Сотников. «Когда до сердца доста-а-а-а…» – завывала Лидия.

И тревожный свет ночника, и музыка суровых немцев лишь дополняли «готический» антураж спальни. Тон задавала картина, стоявшая на мольберте чуть наискосок от кровати. Написана она была в сюрреалистической манере и походила на фрагмент кошмарного сна. На первом плане – уходящая в туман тропа, на втором – туман материализовался в существо с лицом злобного мима. Хищно изогнутый нос напоминал клюв, широкий рот с чёрными губами хранил выражение надменного высокомерия. В серо-голубой, почти монохромной гамме выделялись цифра 17, выведенная на груди туманного демона красной краской, и жёлтый шарфик, который он держал перед собой в вытянутой руке. На дальнем плане, позади аморфной фигуры, виднелись такие же мёртвенно-белые лица с чёрными ртами.

Полотно вызывало у Сотникова чувство тревожности. Поначалу он на эту макабристику старался не смотреть, однако мало-помалу картина стала о себе заявлять. Порой даже в минуты близости Сотникова забирал страх: чудилось, что инфернальное пространство холста начинает просачиваться в спальню и что вот-вот у него за спиной зашипит, защёлкает клювами адова ватажка. Фантазии такого рода стали досаждать ему не на шутку – лезли в голову перед сном, а то и среди дня, на работе, отчего он точно захворавший ушами пёс начинал потряхивать головой.

В моменты передышек Сотников отворачивался от Лидии и смотрел на картину. Взгляд его приковывал жёлтый шарфик, который почему-то казался ему потерявшимся, милым чьему-то сердцу, почти одушевлённым предметом.

Как-то раз он поинтересовался, где Лидия приобрела картину. Девушка, которая лежала на боку, спиной к Сотникову, по-видимому, задремала. Он легонько толкнул её локтем и повторил вопрос.

– Сама нарисовала, – вздохнула Лидия.

– Весьма атмосферно, – заметил Сотников. Он только сейчас сообразил, что эта небольшая студия – мастерская художника. Мольберт, кисти в вазах, стопка подрамников у стены, несколько этюдов без рам. «Вот же чёрт! Сплю на ходу», – ругнул он себя. И тут же в голове его прокрутился сюжет мебельной перестановки: маленький двустворчатый шкаф переместился в прихожую, антикварное бюро красного дерева переехало в другой угол, а тахта заняла его место. Видение было секундным, но удивительно реалистичным.

– Ты давно перестановку делала? – снова спросил Сотников.

Лидия легла на спину и, не открывая глаз, сказала:

– Перестань. Это уже не смешно.

– Я просто спросил.

Девушка снова вздохнула и на этом разговор закончился. Они вообще мало разговаривали, только если вдруг случайно упоминался кто-нибудь из общих знакомых, Лидию прорывало. Начинала она обычно с тона сардонического, заканчивала с неприкрытой злобой. Это пакостное, но остроумное «промывание костей» доставляло Сотникову что-то вроде злорадного удовольствия.

Однажды Лидия поделилась сокровенным:

– Знаешь, – заговорила она, – я мечтаю попасть в одно место. Только вот места этого не существует – оно мне снится. – Она стала рассказывать о ночном безлюдном городе с готическими храмами и булыжными мостовыми. Город, по её словам, напоминал огромный некрополь, хранивший некую сакральную тайну.

– На самом деле, там полно людей, но все они прячутся, – говорила Лидия, – потому что боятся. Меня. А я всё кружу, кружу по ночным улицам, высматриваю добычу… и знаешь, мокрая вся, истекаю прямо. И чувствую: вот-вот я кого-то настигну и тогда… ­– Она издала протяжный всхлип, положила руку на причинное место Сотникова и крепко сжала.

– А потом? Что с этим счастливчиком будет? – спросил он.

– А потом… потом я откушу ему голову. Как самка богомола, – со смешком пробормотала Лидия, усаживаясь на Сергея. – Но тебе бояться нечего: мы с тобой будем вместе... пока вселенная не остынет.

Подобные разговоры можно было по пальцам пересчитать. В редких перерывах между любовными «спаррингами» они молчали. В такие моменты из каменно-равнодушного Сотникова прорывалась другая, полузабытая, ипостась. «Что ты здесь делаешь?! Беги без оглядки, глупая голова! Ты душу свою погубишь, измажешь её дочерна!» – вопил призрачный Сотников. Но, как и у всех призраков, голос его был слишком слаб.

Постепенно в их отношениях стало возникать странное недопонимание. На, казалось бы, простые вопросы Сотникова Лидия почему-то отвечала с сарказмом, а то и с издёвкой. Когда, например, он поинтересовался, не хочет ли она заняться живописью профессионально, она, взглянув на него с насмешкой, ответила: «Оригинальная у тебя манера размышлять о своих планах». На его вопрос, где она держит утюг (хотел привести в порядок помявшуюся рубашку), Лидия посоветовала ему поискать у неё в сумочке. Похожие на глупую игру шутки стали раздражать Сотникова. Правда, когда он начинал злиться, она моментально меняла тон, легко просила прощения. Однако смиренный вид Лидии его не обманывал – взгляд её оставался снисходительно-насмешливым. Это его бесило и в скором времени главное место в чувствах Сотникова – пополам с животной страстью – стала занимать ненависть. Он даже представлял себе эту ненависть в виде чёрной жирной сколопендры, которая угнездилась где-то в районе его диафрагмы. И всё чаще его внимание привлекала тонкая шея Лидии. Его так и подмывало потрогать эту шейку, погладить, охватить пальцами, почувствовать её податливость. Проверять шею девушки на прочность ему, к счастью, не пришлось – всё разрешилось иначе.

Сотников одевался, когда раздался дверной звонок. Сергей открыл. Перед ним стоял высокий, пухлый парень с простоватым лицом. Молодой человек слегка напоминал больного синдромом Дауна.

– Здравствуйте… – сказал он, чуть замявшись, – Лиду позовите, пожалуйста.

– Лида, к тебе пришли, – позвал Сотников.

– Какого чёрта! – увидев гостя, воскликнула Лидия. – Ты что, следил за мной?

– Даже не смутилась… – пробормотал молодой человек. – Всё, всё забыла…

– А что я должна помнить? Пару случайных встреч? Это, милый, со всеми случается. Успокойся и ступай, проветрись.

– Ты говорила, что мы всегда будем вместе, до самой смерти! – закричал парень. – А сама… сама… Убью, гадина! – Он схватил девушку за горло. Едва касаясь пальцами пола, Лидия беспорядочно замахала руками. Продлилось это недолго: отшвырнув девушку, незнакомец бросился на Сергея. Ударил (неловко, по-бабьи), промахнулся, ударил с другой руки – и снова промазал. Сотников драться не любил, но умел. Так что очень скоро ревнивец оказался на полу. Он лежал с приоткрытым ртом, из разбитых губ на подбородок стекала кровь; нежное, девственно белое брюшко, вывалившееся из-под задравшейся водолазки, как бы сигналило о капитуляции. Сотникову стало стыдно, точно он избил ребёнка. Он взглянул на свою руку с кровоточащими костяшками пальцев и сел на пол возле поверженного визитёра. Он вдруг стал противен себе.

Парень поднимался неуклюже, словно беременная женщина. Он утвердился на ногах и – выхватил из-за борта куртки хромированный разводной ключ. Сотников взглянул на его лицо с гневливо и жалко прыгающими губами и опустил голову. «Пусть бьёт, – подумал он равнодушно, – так будет лучше». Шелест куртки выдал замах; Сотников непроизвольно зажмурился.

– Замри! – рыкнула Лидия и после секундной паузы заговорила с ласковыми, певучими интонациями, как читают сказки маленьким детям: – Ты что это, Олежка, бойцом себя вообразил, викингом-берсерком? Только ты с этим ключом не на викинга – на слесаря-сантехника похож. Ну да ладно, милый, давай к делу: положи-ка руку на тумбочку. Да не эту, дурачок, левую. А теперь бей.

Сотников скосил глаза: узкую прихожую наполовину загораживала спина гостя, Лидия стояла у двери. Парень поднял руку с ключом.

– Бей! – скомандовала девушка. Рука с ключом резко опустилась. Раздался мягкий, чавкающий звук. Молодой человек сгорбился, заскулил тоненько.

– Молодец, – похвалила Лидия. – Давай ещё разок.

Парень снова ударил, его качнуло; ключ брякнулся на пол. Лидия подняла.

– Возьми, – шептала она, протягивая инструмент гостю, – смелее!

Молодой человек подчинился. Сотников встал на ноги, развернул парня за плечо и вырвал у него ключ. Тот опёрся спиной на стену, баюкая на груди разбитую руку.

– Слушай, – сказал Сотников Лидии, закрыв за парнем дверь, – ты мне больше не звони. У тебя не все дома, тебе к доктору надо. А ещё лучше – к экзорцисту. – Он накинул куртку и направился к выходу. Девушка придержала его за рукав.

– Перестань. Из-за какого-то дурня сцены устраиваешь. Это давно было, до тебя. Я, наверное, переборщила, но ведь ничего страшного не произошло, правда? Не уходи.

Сотников открыл дверь, шагнул за порог.

– Ладно, ступай, только помни: мы теперь с тобой запутаны, как частицы в квантовой физике. Ты будешь видеть мои сны, – сказала ему в спину Лидия.

Сергей оглянулся: девушка смотрела на него с выражением надменной снисходительности – точь-в-точь – как у черногубого мима на её картине. Он хотел сказать, что она несёт бред, но почему-то промолчал.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в декабре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: