Черёмуховые холода

 

(короткие рассказы)

 

 

 

 

Во дворе женщины зашумели одна другой:

– Рыбу брать будешь?

– А где? Какая рыба-то?

– Да вон, у магазина. Серёнька торгует! Беги, пока не разобрали.

 

Одна за другой женщины потянулись к магазину.

У входа в магазин мужичок, и правда, торговал свежей рыбой. Лини и караси одного размера, явно от прошлогоднего нереста, были плотно насыпаны в трёхведёрный бачок, одни уже заснули, другие пытались шевелиться. Серёнька подливал в бачок холодной воды, чтобы, не дай бог, рыба не испортилась в духоте наступающего дня.

Был он неказист собой, в рыжей щетине, со спутанными волосами, похожими на клочки пакли на голове, бегающими серыми глазёнками, хриповатым, явно прокуренным и запитым голосом, в клетчатой, давно, а может, никогда не стиранной рубашонке на выпуск, с закатанными по локоть рукавами. Он цепко подхватывал из бачка скользких линей, карасей, бросал их в подставленный покупателем пакет, взвешивал на стрелочных весах, приговаривал:

– Сам бы ел, да деньги надо. Берите, берите, хлебайте ушицу, да меня благодарите, да улов большой мне желайте.

Пожилая женщина подставила пакет и командовала:

– Клади ещё, клади, гостей накормлю и ухой, и жареной рыбкой.

К женщине подошла молодая, видно, дочь:

– Ой, мама, ну зачем ты берёшь эту рыбу? Ты погляди, из неё икра течёт. В бачок. Нет, я есть её не буду. Ты как хочешь, а я не буду.

И к Серёньке:

– Не по-божески делаешь. Ныне поймал, а завтра что ловить будешь?

– Погляди ты, мать, какая дочка у тебя праведная вся, – осклабился Серёнька, – откуда только берутся такие умницы? А я вот без работы остался, мне что теперь, подыхать с семьёй?

– Ой-ей-ей, он без работы остался! – вступилась женщина средних лет, которая тоже хотела покупать рыбу. – А когда это ты, Серёнька, работал, и где? Чай, в соседнем доме живёшь, видим тебя. И лето, и зиму рыбой промышляешь. Подыхать ему с семьёй... Да на горло ты никак не наловишься, а не на семью. Жена-то где? С двумя детьми отвалила от тебя, от живодёра такого. Мать склялась вся с тобой. Семьянин какой. Вон, дружки уже поджидают, сейчас сабантуй устраивать будете.

– Всё-то ты знаешь, – огрызнулся Серёнька.

– Всё знаю. В милицию бы тебя, да штраф хороший припаять. Гляди, икры-то сколько. А? Это что ж за порядки такие? Ну-ка, бабы, зовите мента на него.

– Какого мента, вон он околачивается возле двери, мент-то ваш, – махнула рукой молодая.– Они же в доле, этот продаст – менту отстегнёт.

– Ну, не хотите – не берите! – озлился Серёнька. – Умницы. Я вам не навязываю. Ментом еще грозят мне. Деловые...

 

За всей этой перебранкой молча наблюдал высокий пожилой мужчина.

Никто не видел, когда он подошёл. На бледноватом его лице проступала чуть заметная желтизна. Лицо явно умного, но утомлённого повседневностью человека. Утомлённого тем, что называется идиотизмом современности. Тихим голосом, таким, которым заставляют всех громкоголосых замолчать вдруг, мужчина сказал:

– В некие времена при нересте рыбы церквям запрещали бить в колокола. Это чтобы не пугать рыбу колокольным звоном, дать ей спокойно произвести потомство. Женщины, вы покупайте рыбу. Её теперь не вернёшь к жизни.

В сумке Серёньки, которая лежала на земле возле бачка, что-то завозилось, задёргалось.

– А это чего там у тебя, живая рыба, что ли? – спросили его.

– Да какая там рыба! Во, в сеть попалась птица какая-то. Всю сеть запутала, подняла. Ну, освободил её, дурочку, да сунул случайно в сумку вот. Чего ж, за ними ведь охотятся, разрешено ведь.

– Вот-вот, сунули случайно тоже, а ты и зародился такой от этой случайности. Она дурочка, а ты умён оказался.

– Опять ты... Чего привязалась, деловая? Бери вон рыбу и иди, вари её своим оглоедам, – переругивался Серёнька с женщиной-соседкой по дому, доставая птицу из сумки.

У птицы был тонкий и длинный клюв. На голове поднимался венчик из цветных перьев.

– Ой, цапля, что ли? Красивая какая, – молодая было потянула руку к птице, но та не далась, попыталась ущипнуть тянущуюся к ней руку. – И куда вы её теперь? Тоже продадите?

– Если кто купит – продам.

– Это чомга. Водоплавающая. Её охотники редко берут, можно сказать, она несъедобная, рыбой пахнет, – пояснил бледноватый мужчина. – Её надо отвезти на водохранилище и пустить. Она без воды не живёт.

– Сейчас, брошу торговать и помчусь чомгу эту пускать в воду. Башку вон ей оторву и дело с концом, – занервничал Серёнька.

– Сколько вам за неё заплатить?

– А чё, купишь, что ли? – удивлённо поглядел Серёнька на незнакомца. – Ну, если полсотню дашь, на пиво, то она твоя.

Мужчина протянул деньги:

– Возьмите. Положите её в пакет. Я сейчас канистры принесу, вы воду с бачка всю с икрой слейте в канистры.

– Уху из икры хочешь сварить?

– Нет, не уху. Вы не поймёте этого.

Серёнька слил воду с икрой в канистры, протянул пакет с птицей мужчине. Уложив всё это в багажник машины, мужчина уехал.

– Чудной какой-то, – ухмыльнулся Серёнька. – Каких только матушка-природа не понаделала.

Женщины начали покупать рыбу. Серёнька повеселел, зашутил, забалагурил так, как будто вовсе не ругался только что с женщинами. Вспышка озлобления прошла с обеих сторон так же быстро, как и началась.

 

Мужчина лесной дорогой выехал к водохранилищу. Остановил машину на лугу, неподалёку от тихой заводи. Перенёс к воде канистры и вылил содержимое в воду. Икра вперемежку с молоками могла быть ещё живой, ещё могли вывестись из неё мальки. Она медленно погружалась ко дну заводи.

Мужчина извлёк из пакета птицу, подержал в руках, рассматривая оперение, и отпустил на воду. Чомга обрадовалась воде, поплыла из заводи на простор, туда, где бежали друг за другом барашки волн.

Несколько раз нырнула под воду, приподнялась над водой, похлопала крыльями. Мужчина наблюдал за ней долго, пока голова её не скрылась в волнах.

Он сел на поваленное и уже ошкуренное временем дерево и смотрел то на бегущие по водохранилищу волны, то на лес, который подступал к самой воде, и ворочался под ветром. Мужчина надолго задумался.