Через вакуум

Право на тишину

Нам зачитали все права:
На тишину имеем право,
На безъязыкие слова,
На кляп для собственного нрава,

Законсервированный рот,
Забетонированный разум,
На от ворот нам поворот,
И прямо до тюрьмы, и сразу.

По одному ходить в кабак,
Читать себе стихи при встрече,
Но: изъясняясь хоть бы как
На вымирающих наречьях.

На ложь имеем право мы,
Которую сказать не сможем,
А если нет, то до тюрьмы
Нас отвезёт в такси прохожий.

Ещё имеем право на:
Глухой отчизне не перечить,
А если нет, то и она
Нас урной тихой обеспечит.

Гасящим лампы – шаг до тьмы,
Лучам – полшага до расправы.
Одна есть радость – то, что мы
На тишину имеем право.

* * *

мы будем двигаться с тобой
не по прямой, но на убой
под чутким оком навига-
тора, что зрит издалека.

мы будем плыть сквозь пустоту,
вдыхая красную черту,
как наркоман дорожку ко-
каина, с «Каином & Co».

ощипывая крылья льдом,
мы оставляем на потом
все годы прошлые свои,
все отчуждённые бои.

порхая через вакуум,
мы слышим чей-то крик ау,
но не понять, что этот крик
из наших уст, как газ, горит.

хоть на иной границе ми-
ра, нам близки, как до-ре-ми,
всех душ отчаянья слои,
все роковые полыньи.

уже не зная, кто есть кто,
но, лженаитием ведо-
мые, мы есть жеоды вдо-
хов в бессознательном Ничто.

по снам мы знаем весь свой путь.
про все дороги позабудь.
куда не глянешь, впереди –
ведут к обрыву все пути.

Равновесие

Грядущее – как атмосферный столб,
Как прошлое, отпущенное в воздух,
Немыслимая тяжесть весом в дом,
Бездушный дом величиной со звёзды,

Когда ты видишь всё, чего достиг:
Внутри смиренье и мятеж снаружи,
И твой затылок где-то впереди
Маячит, точно наших клонов души,

А здесь – венерианская качель
Удушья и печали, слёз и гнева,
Грядущее на правом на плече,
А прошлое, само собой, на левом,

И ты, конечно, вовсе не Атлант
И даже не канат над хищной прорвой,
И всё, что остаётся – твой талант
Сойти на нет, в котором форвард.

Комендантский век

По эту сторону стены,
в уме перебирая числа,
не смея думать о заре,
радаром глаз своих озябнув,
не ловим свет огней сквозных
от потерявших призрак смысла
недостижимых фонарей,
горящих за стеной внезапной.

Сквозные трещины Земли,
откуда шаг до небосвода,
и червоточины без дна,
и решето отвесных скважин –
мы предсказать их не могли,
но знаем, что на дне – свобода.
Лежит в могиле подле нас
весь мир, который был нам важен…

А жизнь в крутом своём пике
к стене подопытной прижалась,
и компас был не при делах,
и прерывался прорвой вектор.
А там, за бездной, вдалеке
дорога наша продолжалась
и словно зарево была
иллюминация проспекта.

По эту сторону войны
луна ураном начинялась,
погасло солнце светляком,
светило только наважденье,
и магистраль с той стороны
широкой бездны начиналась,
и падать было высоко,
ловя свободное паденье.

Декларация зависимости

Мы научимся жить, погребая себя,
Не жалея ничуть и совсем не скорбя.
Поперёк батьки в петлю – иначе нельзя
С февраля по февраль, и опять с февраля,
По зиме, по земле посчитают крысят,
Красной ленточкой станет дурная петля.
Как же ловко столкнули храмовники хаоса
Лбами тех, кто свой разум поставил на паузу!

Это разум на ветер и дым в парусах,
Околдованный ворог в стеклянных глазах…
Научаемся жить, погребая своих,
И хороним своих мертвецов, что AI,
Коллективный сошедший с ума конвоир,
Моментально, не глядя бросая в Аид,
Продолжая храмовников хаоса миссию,
Пусть хоть в Тартар они попадут, хоть в Элизиум.

По делам, поделом, после всех катастроф,
Потеряв под обстрелами разума кров,
Мы очнёмся вне Бога и сразу поймём,
Что, посеяв мишени, пожали гробы,
Что дурачат лишь тех, кто не вышел умом,
Что мы сами виной в суициде судьбы
И в итоге к безумной войне евхаристии –
Ни страны, ни людей, ни, тем паче, амнистии.

* * *

Признайся, что идут бои
Внутри тебя, как и на фронте.
Все мысли и мечты твои –
О замолчавшем горизонте,
О тихих, мирных небесах,
Где даже грома не отведать.
Признайся: на твоих весах –
Твоя и общая победа.

Но отступая в скорлупу
Тебе чужого континента,
Ты носишь совесть на горбу,
Как своей родины фрагменты,
Как брудершафт наедине,
Как крест пустой, но многоместный,
И что ты чувствуешь, вполне
Давно уехавшим известно.

И в саблезубой тишине,
Где места грому нет и вовсе,
Услышав страх сквозь омут нег,
Стать бомбой атомной готовься,
Раз ветер над тобой – в бегах,
А солнца круг – что отраженье,
И убедись: в твоих руках
Победа, но не пораженье.

И в этот миг, сглотнув мечты,
Стыдом разя, без права вето,
Признайся, что мечтаешь ты
О тихих солнечных рассветах,
Забывших сонный паралич,
О новых днях без птичьей тризны
Не для себя, а только лишь
Для погибающей отчизны.

Мать-и-мачеха

О, инфантильные чудовища
С глубокой раною в душе,
У вас теперь там не сокровища,
А только злоба неглиже.

О, имбецилы в красных рубищах
С лапшой червивой на ушах,
У вас, с плеча все узы губящих,
Душа такая, как лапша.

За ширмой пряча страх базедовый,
С насилуемой головой,
На шаг вперёд, спеша отседова,
Не видящие ничего,

Неистовые сотоварищи,
Тиранам и вождям жюри,
Вы всюду видите пожарища,
Хоть, в основном, они внутри.

И каждый грезящий победами
Готов зарезать визави.
Нет, не его, ягнёнка, предали,
Предательство – в его крови.

Он, по себе любого судящий,
Заподлицо лишь с подлецом.
Чудовища, они же – чудища,
У них у всех – его лицо.

Он будет, ставя резолюции,
Замаринован в мираже,
В душе его не эволюция,
А гнев и ненависть уже…

Так празднуй же, как день рождения,
Стремглав под небеса взлетев,
Высокий день освобождения
Твоей… stiefmutter от людей.

Дефект зловещей долины

Тебя оккупировал мрак безнаказанно,
Обойма бесплодных матрёшек пуста,
И ненависть, напрочь лишившая разума,
Тебя разъедает, как ржавчина – сталь.

Какой же теперь из тебя homo sapiens?
В тебе человеческого – ничего.
Лишь чакры колючие, как астролябии,
В панических спазмах, едят существо.

Зловещей долины дефект во все стороны
Торчит из тебя, словно тело ежа
Стального, того, у которого поровну
Умиротворения и мятежа.

Тебе не помогут ментальные клиники,
От бесчеловечности нет волшебства.
Лишь чакры сушёные, будто бы финики,
В тропических язвах, заметны едва,

И лишь человека былого подобие –
Как будто из мёртвых восстал эмбрион
Бесплодной матрёшки, поправший надгробие,
Как вирус, и имя ему – легион.

Соцветия ненависти, как заразу, мы
Не видим, вдыхая погибель племён.
Глупей человека, лишённого разума, –
Лишь робот, считающий, будто умён.

Хтонический сумрак подспудно корыстен,
Оглохший – от ненависти не привит.
Страшней человека, лишённого истины,
Есть только безумец, лишённый любви.

Берлогово

Понимаешь ли, время слоится, как шторм.
Этот город давно стал своим антиподом,
Он теперь закольцованный, он – коридор
Без дверей. Я забыл, что такое свобода.

Удовольствие так себе, не комильфо –
Выйти вечером в город такой без зазнобы.
Я его разлюбил, я любил не его,
Это точно какой-то ментальный Чернобыль.

Как попал я сюда? Кто его превратил
В лабиринт уходящих под купол оградок?
Я хотел поделиться с тобой по пути,
Что забыл, как я жил без секретов и пряток.

Вот такая забава, обратный отсчёт,
В этом городе, в нашем последнем приюте…
В нём душа испарилась, как спирт. А ещё –
Исчезают бесследно в нём зримые люди.

Я хотел выйти в город, покинув нору,
И с тобой лицезреть его каменный призрак,
И с тобой помянуть его брошенный труп,
И уйти в его миф, как и он: быстро-быстро.

Это мог быть последний ночной променад,
Потому что над призраком реют колибри,
А во тьме проявился неведомый знак,
И на теле бесплотном поставил экслибрис.

* * *

Тебя покидать мне, мой город, легко,
Тайком, никому не сказав, не прощаясь.
Как будто сбежало твоё молоко,
Так скисла моя к тебе нежность большая.

От страстных признаний (всегда и везде!)
В любви до преступных проклятий – полгода!
Но, город мой, даже не реквием здесь
Гремит по тебе, а уже его кода.

Не нужен тебе мой спасательный круг,
Уменье мосты возводить за плечами.
Уж лучше свою перекрасить хоругвь,
Меня за порог выставляя с вещами.

Существенно легче отдаться козлам,
Сказавшись глухой, притворившись незрячей.
Значительно проще забыть, кем была,
Стыдливо родителей в простыни пряча.

Бомжихой, отрёкшейся собственных стен,
Боящейся хлёстких пощёчин шалавой –
Ты кажешься мне. Тебя ждут на кресте,
И я не могу видеть эту облаву.

И я сохраню в своём сердце живой
Тебя и твой облик, и светлые вехи,
И смелость твою, и твой нрав волевой,
И гордое имя, и славу – навеки!

 

... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в ноябре 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: